— Какой смысл? — спросил Марк, пораженный услышанным.
— Она молится. Молится непрерывно, мой господин. С того момента, как она просыпается и ее выносят на балкон, и до того момента, как наступает вечер и ее снова вносят в покои. Конечно, после того как ты вернулся домой, она стала больше времени проводить с тобой.
— Ты хочешь сказать, что я помешал ее труду?
— Нет, мой господин. Прости меня, если я неудачно выразился. То, что ты здесь, — это ответ на многочисленные молитвы твоей матери. Твое возвращение домой укрепило ее веру. Через тебя она поняла, что Бог слышит ее молитвы и отвечает на них.
Марк встал с мраморной скамьи в глубокой задумчивости.
— Прости меня, но у меня все равно остаются некоторые сомнения относительно этой женщины. Госпожа Юлия называет ее Азарь, а не Рафа. Может быть, это все же не та женщина, о которой ты говоришь. Довольно часто можно встретить женщин с закрытыми лицами, и среди них тоже есть калеки.
— Ты прав, мой господин, но что касается ее, тут ошибки быть не может. Дело даже не в том, как Рафа выглядит, а в том, что ты чувствуешь, когда она рядом с тобой.
Марк нахмурился.
— И что же ты чувствуешь?
— Это трудно объяснить.
— А ты попробуй, — сардонически протянул Марк.
— Доверие. Спокойствие. Утешение. — Юлий развел руками. — Я не знаю, как, но ее вера в Бога помогает поверить в Него даже тем, кто раньше никогда в Него не верил.
— А ты сам веришь?
— Поскольку твоя мать верит, к этой вере пришел и я, но иногда у меня все же возникают сомнения.
Марк его прекрасно понимал. Он теперь верил в то, что Иисус пришел на землю, что Он был распят в очищение человеческих грехов и что Он воскрес из мертвых. И все же Марку было трудно поверить в то, что Христос всемогущ. В мире столько зла.
И именно эти сомнения пробуждали в нем настороженность.
— Все-таки, что бы ты тут мне ни говорил, Юлий, но мне не по душе то, что среди нас появилась эта незнакомка, тем более такая таинственная.
— Я уверен, что у нее были серьезные причины, чтобы изменить имя.
— И что это за причины?
— Если бы ты ее спросил об этом, я уверен, она бы все объяснила.
42
Марк все никак не мог найти возможность поговорить с Рафой-Азарью. Все больше деловых партнеров узнавало о его возвращении в Ефес. Они приходили к нему, приносили ему свои бумаги и отчеты, составленные еще в его отсутствие. Следующие несколько дней Марк беседовал с деловыми партнерами в библиотеке с утра до вечера. Все настоятельно уговаривали его снова взять дело в свои руки.
— Сейчас возможности делать деньги просто безграничны, мой господин, а тебя чутье еще ни разу не подводило, — говорил один из них. — То, что нам непонятно, для тебя зачастую совершенно очевидно.
Марк и сам по своей природе не хотел упускать те возможности, которые он видел, просматривая их отчеты. Было так заманчиво снова окунуться в дела и переключить все внимание на торговлю, а не на семейные проблемы. Уже сейчас, слушая своих партнеров и читая их отчеты, он прорабатывал в голове новые идеи о том, как пополнить свое богатство.
И все же что-то мешало Марку вернуться в деловую жизнь и делать деньги. Зачем ему это было нужно? У него уже и без того было достаточно средств, чтобы безбедно прожить остаток жизни. А мать нуждалась в его помощи.
И его отношения с Юлией так и не были выяснены до конца.
Совесть постоянно заставляла Марка думать о Юлии, тогда как разум заставлял его держаться от нее подальше. Каждый раз, поднимаясь по лестнице, Марк чувствовал в себе необходимость повидать свою сестру, рассказать ей о том, что с ним произошло в Палестине. Но другой голос постоянно напоминал ему о том, что Юлия сделала с Хадассой.
«Все! Все кончено!» — сказала она тогда, ее лицо было искажено диким весельем и ненавистью, и тут перед глазами Марка снова представало окровавленное тело Хадассы на песке.
Сегодня вечером он очень устал. Всю вторую половину дня он провел с матерью. Он устал от звука собственного голоса, от постоянных усилий думать о том, что бы такое хорошее сказать ей, чтобы поддержать ее дух. Она же смотрела на него так, что ему невольно начинало казаться, что она понимает его глубокие переживания, которые он так тщетно пытался скрыть.
Проходя мимо покоев Юлии, Марк снова испытал противоречивые чувства. Дверь была открыта, и он услышал, как оттуда доносились голоса. Остановившись, он заглянул.
Его сестра сидела на краю постели, а женщина с закрытым лицом сидела рядом с ней и размеренными, неторопливыми движениями расчесывала Юлии волосы. При этом она что-то говорила Юлии. Он крепко закрыл глаза, потому что эта сцена опять напомнила ему о Хадассе. Открыв глаза, он снова увидел, как Азарь служит Юлии. Когда-то Хадасса точно такими же движениями расчесывала Юлии волосы и пела ей псалмы своего народа. Сердце Марка заныло от тоски.
Боже, неужели я никогда не прощу ее? Именно так Ты наказываешь меня за то, в чем я оказался виноват?
Он стоял в дверях и испытывал смятение от того, что такая, казалось бы, обыденная сцена вызывает в нем столько боли. Сколько же должно пройти времени, чтобы чувство любви в нем угасло, а воспоминания перестали быть невыносимыми? Чувствует ли Юлия хоть какие-то угрызения совести?
Женщина с закрытым лицом повернулась. Увидев его, она положила гребень себе на колени.
— Добрый вечер, мой господин.
Юлия тут же повернула голову в его сторону, и Марк сразу заметил, как она бледна.
— Добрый вечер, — сказал Марк, стараясь, чтобы его голос звучал твердо и спокойно.
— Входи, Марк, — сказала Юлия, и в ее глазах Марк прочел мольбу.
Он уже хотел было сделать так, как она просила, но остановился.
— Сегодня у меня нет времени.
— А когда оно у тебя будет?
Он приподнял брови, услышав в голосе сестры капризные нотки, и повернулся к служанке Юлии.
— У тебя есть все, что тебе нужно?
— Почему ты не спросишь об этом меня, Марк? Да, великодушный господин, физических неудобств мы тут не испытываем.
Не обращая на нее никакого внимания, Марк продолжал говорить с Азарью:
— Когда уложишь свою госпожу спать, зайди в библиотеку. У меня есть к тебе несколько вопросов, на которые я хотел бы получить ответы.
— Что еще за вопросы? — требовательным голосом спросила Юлия.
Хадасса тоже хотела бы знать об этом, и ее и без того беспокойное сердце забилось еще сильнее. Марк продолжал неподвижно стоять в дверях, глядя на нее мрачным и тяжелым взглядом.
