— Скажи лучше не невредимым, а неизменным, — тогда, быть может, ты и окажешься прав, — ответил Арагорн. — Однако сильно же, Боромир, угасла былая мудрость Гондора, если в этом городе начали плохо отзываться о Лотлориэне! Как бы то ни было, для нас нет иного пути — если ты не хочешь возвращаться в Морию, подниматься без дороги в горы или плыть в одиночку по Великой Реке.
— Тогда веди, — сказал Боромир. — Но помни: Лес тоже опасен!
— Опасен, — согласился Арагорн. — Прекрасен, но опасен — для зла. И для тех, кто несёт зло в себе. Следуйте за мной!
Они углубились в Лес всего на милю, как вышли к другому потоку, который быстро сбегал с лесистых западных склонов предгорий. Справа от них среди теней послышался плеск его порогов. Тёмные быстрые воды текли поперек дороги и мутным водоворотиком, над которым нависали древесные корни, сливались с Серебрянкой.
— Это Нимродель! — воскликнул Леголас. — Немало песен сложено о ней в давние времена Лесными эльфами, и мы, живущие на севере, до сих пор поём их, не в силах забыть радугу над её водопадами и золотые цветы, плывущие в её пене. Сейчас темно, и Мост Нимродели разрушен. Подождите, я спущусь к воде, ибо говорят, что эта река исцеляет грусть и снимает усталость. — Эльф спустился по крутому берегу, вошёл в воду и крикнул спутникам: — Здесь неглубоко! Спускайтесь и вы! Давайте переправимся на другой берег. Там мы сможем отдохнуть и, быть может, под говор водопада нам всем удастся спокойно уснуть, забыв о горе.
Путники гуськом спустились вслед за Леголасом и тоже вошли в реку. Фродо немного постоял у берега, не мешая воде омывать его усталые ноги. Она была холодной и удивительно чистой. Он пошёл вперед и, когда вода поднялась до колен, ощутил вдруг, что с него смыта не только дорожная пыль, но и все тяготы долгого пути.
Перейдя речку, Хранители расположились на отдых и немного подкрепились, а Леголас рассказал им несколько преданий лихолесских эльфов о Лотлориэне, о свете солнца и звёзд над полянами у берегов Великой Реки, когда мир еще не знал Тени.
Когда он умолк, в ночной тишине послышался музыкальный шум водопада, и постепенно Фродо стало казаться, что он различает в нём голос, поющий под журчание воды какую-то песню.
— Слышите голос Нимродели? — спросил Леголас. — Я спою вам песнь о деве Нимродель, которая носила то же имя, что эта река, и когда-то, очень давно, жила на её берегах. Прекрасно звучит эта песнь на нашем лесном наречии, но в Раздоле я слышал, как её пели и на всеобщем языке.
Тихим, едва слышным среди шёпота листвы над их головами голосом, он начал:
Эльфийская дева когда-то жила,Прекрасней лучистой звезды.Ведь звёздам днём не сиять никогда,Не знать её белизны.На лбу её сверкал талисман,А кудри блистали ярчеМерцанья лучей в Лаурендориан,Бледного золота жарче.Струились кудри её по плечам,А поступь была так легка,Как ветра полёт по цветущим лугам,Как танец мотылька.У перекатов реки НимродельПесня её звучала,И серебристых звуков капельВ рябящую воду стекала.Где ныне она, не знает никто…Какая её скрыла тень?В горах, от мест родных далеко,Потеряла своих Нимродель.У причала серый эльфийский корабльПод прикрытьем холодных скал,Поднимаясь и падая вместе с водой,Много дней её ждал.Но северный ветер грозно взревелНенастной ночною порой,От берега серый корабль оторвалИ с отливом повлёк за собой.Когда рассвета лучи замерцали,Земля была далеко.Седые валы горизонт закрывали,Гривы взметнув высоко.Амрот взглянул на берег, исчезшийСреди бескрайних зыбей,И проклял неверный корабль, решившийНести его от Нимродель.В древности был он эльфом державным,Господином чащоб и лощин,Где листва золотая пологом вечнымУкрашала Лаурелин.С кормы он в море чайкой метнулсяБыстрей, чем стрела с тетивы,И в бурлящую пену глубоко окунулся,И грозно взревели валы.Как лебедь, плыл он среди зыбей,В волосах его ветер пел,И пена кипела вкруг мощных плечей,А ветер навстречу летел.Слов не знает вода морей,Средиземья же берегаНе доносили до эльфов вестейОб Амроте никогда.
Тут голос Леголаса задрожал.
— Я не могу петь дальше, — сказал он. — Это только небольшой отрывок, я многое забыл. Песнь очень длинная и печальная, ибо повествует, как Лотлориэн, Лориэн Цветущий, постигло горе, когда гномы разбудили в горах зло…
— Гномы не совершали никакого зла! — перебив Леголаса, воскликнул Гимли.
— Я и не сказал — совершили, — печально откликнулся эльф, — но зло пришло. И тогда многие эльфы из рода Нимродели покинули свои жилища и ушли к Морю, а она заблудилась далеко на юге, в Белых горах, и не пришла на корабль, где ждал её Амрот — её возлюбленный. Но весной, когда ветер шелестит молодой листвой, эхо её голоса и поныне звучит у водопадов, которые носят её имя. А с южным ветром от Моря доносится голос Амрота, потому что Нимродель впадает в Серебрянку, которую эльфы зовут Келебрант, а она — в Андуин Великий, а Андуин течёт к югу и вливается в залив Дивногорье, откуда отплыли эльфы Лориэна. Но ни Амрот, ни Нимродель никогда не вернулись.
Говорят, — помолчав, продолжил Леголас, — что Нимродель жила неподалёку от водопадов на ветвях дерева, ибо таков был, а может быть, и сейчас есть, обычай эльфов Лориэна. Поэтому их называют галадрим, Древесный народ. В глубине их лесов растут редкостно могучие деревья. До того, как пришла Тень, Лесной народ весь ни жил под землёй, как гномы, ни строил каменных крепостей…
— Должен признаться, — подал голос Гимли, что даже в эти грозные дни я чувствовал бы себя спокойней на дереве. — Он покосился в сторону Темноречья, а затем глянул в крышу тёмных сучьев над головой.
— Гимли прав, — сказал Арагорн. — Построить крепость мы не можем, так что попробуем, как народ галадрим, забраться на дерево. Мы и так сидели у самой дороги дольше, чем стоило.
Хранители не стали возвращаться на дорогу, а углубились в лесные тени, пройдя вдоль берега горной речки на запад, прочь от Серебрянки. Недалеко от перекатов Нимродели у группы особенно мощных деревьев, чьи нижние сучья простирались на всю ширину потока, а высота вообще не угадывалась, Леголас остановился и предложил своим спутникам:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
