– Я не подкачал, не подкачиваю, и не подкачаю впредь! – гордо ответил Вася. – А что именно говорил про меня Гиря?
– Он указал на твою молодость, на круг знакомых, на недостатки характера, и просил сделать так, чтобы ты не фигурировал в списке его проблем. Теперь я вижу, что он может тебя вычеркнуть.
– Ясно. И что нам теперь делать? Есть конкретные поручения?
– В том-то и дело, что их нет. Я тебя информирую, что состоялось секретное совещание у Сомова, я сделал доклад, состоялись дебаты и был предложен некоторый черновой план. Гиря взял две недели на рекогносцировку. Поручений нет, указаний тоже нет.
– А в чем суть плана?
– Вася, придется потерпеть. Я проинформирую Гирю о твоем примерном поведении, он снимет табу, и я все расскажу. А пока придется ждать и бить баклуши. Судя по всему, никакой работой по профилю отдела Гиря нас загружать не намерен, а будет использовать на побегушках. Меня-то уж во всяком случае.
– То есть, придется сидеть и о чем-то думать. А мне кажется, что я уже передумал все, что мог, – Вася вздохнул.
– У меня точно такие ощущения. И в голову лезет всякая ерунда.
– Какая, например?
Я тоже вздохнул, и рассказал про изобретенное мной замкнутое кольцо вложенных виртуальных миров. В голубых глазах Куропаткина я увидел искорки недоумения, недоверия и даже возмущения.
– Чего ты на меня уставился? – изумился я.
– А то… Ну-ка достань мои бумажки.
– Зачем?
– Достань, достань…
Я достал конверт из сейфа. Вася покопался в нем, выудил один лист и подал мне.
– Читай!
Я стал читать. И среди прочих тезисов, не вполне мне понятных, поскольку они были предъявлены вне общего контекста, я обнаружил вполне отчетливое кольцо вложенных виртуальных реальностей.
– Ты что же, хочешь сказать, что я украл у тебя идею? – поинтересовался я?
– Нет, – отрезал Вася. – Просто мы с тобой одинаково сдвинулись по фазе. И поделом нам! Делом надо заниматься, делом!
– Надо будет сказать Гире, чтобы он тебя как-то загрузил, от греха подальше, – пробормотал я.
– Все! – Вася хлопнул ладонью по столу и встал. – У тебя, по крайней мере, есть указание ждать дальнейших указаний, а у меня нет даже этого. Я решил проявить сметку и трезвый расчет. Данные по орбитам я добыл, но они сырые. Попробую извлечь из них какую-нибудь квинтэссенцию. Короче, я иду в архив и сажусь за монитор. А ты сиди и шлифуй кольцо до блеска.
– Какое кольцо?
– Виртуальных миров.
– Но может быть, я тоже…
– Нет. У тебя указание: ждать. А я должен основательно проработать эти орбиты. Иначе опять, как прошлый раз, Гиря затребует фактический материал, а у нас никаких точных данных нет. Мне это надоело! Я хочу владеть точными данными.
С тем Вася и ушел. А я, соответственно, остался.
Валерий Алексеевич посетил Бодуна несколько позже назначенного им же самим срока. Отсрочка была вызвана тем, что с Бодуном я никак не мог связаться – он исчез на целых три дня. Но, появившись, он связался со мной сам и сразу поинтересовался, известны ли уже Гире все обстоятельства нашей встречи. Я ответил, что да, и более того, обстоятельства эти уже проанализированы, сделаны соответствующие выводы и приняты верные решения. Тогда он спросил, не могу ли я проинформировать его о характере принятых решений, и общей их направленности. Я ответил, что таких полномочий не имею, но поводов для беспокойства нет. Решения вполне укладываются в рамки предварительных договоренностей. Тогда он поинтересовался, не будет ли с его стороны слишком навязчивым предложить мне связать его с Петром Яновичем для конфиденциального разговора. Я ответил, что нет, но он бы мог обойтись без церемоний, и связаться с Гирей непосредственно. Он сказал, что попробовал, нарвался на Сюняева, решил, что, возможно, у нас тут начались кадровые перестановки, и ему следует, для начала, прояснить ситуацию. Я сказал, что ситуация стабильна, что мне неизвестно, где сейчас находится Петр Янович, но я его выловлю и передам пожелание. И спросил, устроит ли его, если Гиря позвонит вечером по домашнему коду. Он сказал, что вполне, и мы расстались.
Но выловить Гирю мне не удалось – в этот день он был неуловим, невзирая на то, что я использовал почти все свои уловки. Попался он на следующий день ближе к обеду, выслушал просьбу и попросил передать Бодуну, что свяжется с ним вечером, если тот будет дома. Я связался и передал. А поздно вечером уже Гиря позвонил мне домой и дал следующее указание:
– Глеб, – сказал он, – завтра с утра ты сопровождаешь Валеру к Бодуну – оба уже в курсе. С Бодуном можно не темнить – мы согласовали позиции. Состояние Сюняева близко к критическому. Он меня обвинил в том, что я хочу его оттереть от виртуальной реальности, говорил лозунгами и сверкал очами. Не давай ему там впасть в экстаз, ограничивай амбиции, и все такое… То есть, ты несешь полную ответственность за то, чтобы Валера оставался дееспособен после процедуры.
– Есть шеф! – сказал я бодро.
Разумеется, я отдавал себе отчет, что Сюняев – это отнюдь не Куропаткин, за дееспособность которого я теперь мог вполне поручиться…
Валерий Алексеевич просидел с Гирей в виртуальной реальности ровно три часа. Когда он возвратился, лицо его было совершенно непроницаемо. Какое-то время он сидел с отрешенным видом и молча пил свой кофе, услужливо подставленный Бодуном. Потом молча встал и молча пошел к выходу. И открыл рот только в прихожей, когда надел шляпу. Он протянул Бодуну руку и сказал:
– Благодарю вас за предоставленную возможность ознакомиться с работой этого феноменального… Н-да… Вы, как я понял, отбываете с Асеевым?
– Да, – нейтрально ответил Бодун, не знавший как ему реагировать.
– Тогда передайте господину Асееву мое искреннее восхищение. То, что он сумел сделать.., – Сюняев помолчал, уставясь в угол. – Случись это лет двадцать пять назад, я был бы с ним, – он опять помолчал. – Увы… Удачи вам. Я, со своей стороны, сделаю все возможное…
Тут он резко повернулся, открыл дверь и вышел вон. Мы с Бодуном переглянулись. Я еще постоял минуту-другую, полагая, что Валерию Алексеевичу нужно дать возможность привести свои чувства в порядок. И только после этого, пожав протянутую руку, двинулся следом.
Выйдя на улицу, я догнал Сюняева, и мы пошли рядом. Валерий Алексеевич сначала шел медленно, отрешенно смотрел прямо перед собой, но постепенно начал ускорять шаг. Потом вдруг остановился и посмотрел на меня.
– Однако, сегодня не жарко… Интересно, а что это мы так разогнались? – произнес он удивленно.
– Не знаю, – сказал я. – Темп задаете вы.
– А ты меня сопровождаешь, – констатировал он, и после некоторой паузы добавил уже совершенно другим тоном: – Слушай, а ведь Петя у нас – великий человек!
– В каком смысле?
– Ну.., – Сюняев сделал выразительный жест. – В общепринятом. Например, в смысле значимости содеянного им для человечества.
Он улыбнулся.
– Да, – сказал я и сдвинул кепку на нос. – Вероятно так.
– Я всегда отмечал, что все великие деяния свершаются как-то обыденно. Вот, скажем, Брут зарезал Цезаря… Наверняка, обстановка была совершенно рядовая. Цезарь и в мыслях не держал, что его могут сейчас зарезать, посетил туалет, выходит, смотрит – Брут! Ну, и с ним еще пара человек. Он помахал Бруту рукой, мол привет, а тот наверняка растерялся и тоже сделал ручкой. И только после этого вспомнил, зачем пришел. Достал свой ножик, и сам удивился: неужели вот в этого Цезаря, почти бога, он воткнет ножик. И ужаснулся. И вот тут-то, после того, как ужаснулся, он Цезаря и прикончил. Сам понимаешь, вот так, с бухты барахты в живого Цезаря ножик воткнуть невозможно. Нужен адреналин…
– Наверняка без адреналина тут не обошлось, – согласился я.
– А уже потом, в разных пьесах, накрутили-навертели всякого… Сначала Цезарь произносит речь в полном одиночестве, потом он же ведет дисскуссию с Брутом и компанией, потом Цезарь, истекающий кровью, опять говорит, потом еще кто-то.., – Сюняев махнул рукой. – И за всей этой болтовней от нас ускользает мотивация бытия.
– Не вполне понимаю, к чему вы клоните. Чья мотивация?
– Того же Цезаря и Брута. Что их влекло по жизни? Неужели впрыскивание адреналина? Так сказать, нервное возбуждение…
– Валерий Алексеевич, вы меня совершенно сбили с толку! Я не могу понять, причем тут адреналин? Адреналин – химическое вещество, вырабатывается организмом…
– Именно, Глеб, именно! Он вырабатывается даже не мозгом – организмом. И для большинства людей является причиной их активности. Разумеется, я имею в виду некий обобщенный адреналин. Химический метаболизм. Спрашивается, кому и зачем это нужно? Это же рудимент доисторического периода.
Я вообще перестал что-либо понимать, остановился и поднял руки:
– Валерий Алексеевич, я вас умоляю, не говорите загадками! Петр Янович дал мне задание провести эту операцию таким образом, чтобы вы остались в рабочем состоянии. Сейчас у меня ощущение полного провала. Как я буду смотреть в глаза Гири, если вы в его присутствии начнете высказывать сентенции об адреналине в крови Брута? Это почти то же самое, что кровь Македонского в крови у Эндрю Джоновича! Но там хотя бы фигурировала пробирка с надписью, а у вас то же самое на пустом месте…
