Катер отошел от причала и стал лавировать по бухте, ведя огонь из орудий и пулеметов. Другие катера тоже поддерживали огнем высадившихся десантников.
Боцман Ковалев, широко расставив ноги, словно прилип к пулемету.
Неожиданно он почувствовал сильный удар в живот. «Неужто прихватило?» — только и подумал он, но стрельбу не прекратил.
Нельзя прекращать огонь! Именно сейчас он выследил фашистского пулеметчика, который вел огонь по катеру. Надо уничтожить гада!
Целиться трудно, катер лавирует, качается на волнах. И все же Ковалев выбрал момент и короткой очередью сразил фашистского пулеметчика.
Удовлетворенно крякнув, он перевел пулемет на новую цель. По лицу катился пот, усы взмокли, и кожа чесалась. Это злило боцмана, и он решил, что завтра сбреет усы.
Кончилась лента. Превозмогая боль, Ковалев бросился в рубку и принес новую. Но вскоре кончилась и эта. Опять хотел побежать, но острая боль в животе заставила его идти тихо. Взяв ленту, он вдруг почувствовал, что идти не может, силы оставляют его.
— Токарев! — крикнул он и упал.
Токарев услышал голос боцмана и бросился в рубку. Ковалев лежал, неестественно подогнув ноги, с зажатой в руке пулеметной лентой. Матрос наклонился, пытаясь поднять его, и увидел, что тот мертв.
Опустив боцмана, Токарев несколько секунд стоял оцепенелый, затем разжал пальцы боцмана, взял ленту и бросился к пулемету.
Новосельцев был доволен быстрыми и слаженными действиями своей команды. Но когда Токарев доложил ему о смерти боцмана, у него дрогнуло сердце. Не может быть, уверял он себя, чтобы Петр умер, он просто ранен, а это полбеды.
Горевать, однако, было некогда. Сейчас больше чем когда-либо требовалась направляющая рука командира корабля, нельзя ни на секунду отвлекаться от боя.
По лицу рулевого Дюжева градом катился пот. Кругом свистели осколки, но рулевой не имел возможности ни втянуть голову в плечи, ни даже стереть пот с лица, он лишь морщился и встряхивал головой. Дюжев словно сросся с кораблем, будто чувствовал, где должен упасть снаряд, куда надо переложить руль.
Однако два снаряда все же попали в катер. Один разбил радиорубку, и чудом уцелевший радист ошалело выскочил на палубу. Второй снаряд пробил борт ниже ватерлинии, покалечил выхлопной коллектор. Моториста среднего мотора Бабаева ранило. Новосельцев послал Душко заменить моториста. Ивлев принялся ремонтировать поврежденные механизмы, а старший моторист Окальный накладывал пластырь на пробоину.
Катер не потерял ни хода, ни маневренности.
Кок Кирилл Наливайко подносил снаряды к орудию Пушкарева. Работал он проворно. Не оглядываясь, комендор брал снаряд из его рук, загонял в ствол и поторапливал:
— Живее, давай живее!
Поблизости разорвался снаряд, и неизменная улыбка на широком лице Наливайко, с которой он, кажется, и родился, погасла. Наливайко упал на палубу, не выпуская из рук снаряда. Пушкарев оглянулся, хотел побежать к нему, но в этот момент почувствовал сильный удар в ногу и сразу осел, ухватившись за замок орудия. К нему бросился Румянцев.
— Снаряды! Быстрей! — крикнул ему Пушкарев, выпрямляясь.
— Ты ранен? Дай перевяжу!
— Снаряды давай! — рассвирепел Пушкарев.
«Пора отходить, — решил Новосельцев. — Надо успеть до рассвета доставить вторую партию десантников».
За воротами мола он заметил остановившийся катер. Подойдя ближе, узнал корабль Школьникова.
— Что случилось? — крикнул он в мегафон. — Взять на буксир?
Школьников ответил:
— Трос на винт намотался. Сейчас освободимся. На базу приду своим ходом.
Отведя корабль на несколько кабельтовых, Новосельцев оглянулся. Катер Школьникова все еще стоял на месте, а вокруг него рвались снаряды.
«Что он медлит?» — хотел было повернуть назад, но в последний момент решил, что не стоит. Школьников может обидеться, характер у него самолюбивый.
Второй эшелон десантников находился в Кабардинке. Новосельцев ошвартовался, к катеру подбежали санитары из госпиталя:
— Раненые есть?
— Есть.
Убитых и раненых вынесли с катера. Только Пушкарев отказался покинуть корабль. Прихрамывая, он подошел к Новосельцеву, козырнул и, хмурясь, сказал:
— Товарищ командир, разрешите остаться до утра. Я коммунист, обязан нести боевую вахту не до ранения — до смерти. Меня никто не заменит у орудия. Вы это знаете.
Новосельцев сначала строго поглядел на него, но потом глаза его потеплели:
— Сергей, я тебя понимаю. Но подумай: вчерашнее ранение в голову, сегодняшнее — шутить нельзя.
На «ты» Новосельцев переходил в минуты душевного волнения, матросы не обижались на это — расценивали как знак дружеского расположения командира.
— Я двужильный, — пытался улыбнуться комендор. — Акустик отлично забинтовал ногу. Часа три наверняка выстою, а там и рассвет…
Пришлось оставить его у орудия.
Морской охотник пошел во второй рейс в Новороссийскую бухту.
Проходя мимо молов, Новосельцев обратил внимание на то, что катера Школьникова уже не было на прежнем месте. «Ушел», — успокоился он.
Несмотря на ожесточенный обстрел, вторая группа десантников успешно высадилась. Бой с берега подвинулся дальше, и Новосельцев удовлетворенно отметил: «Зацепилась братва. Теперь не выковырнешь».
На этот раз катер не задерживался в бухте, а сразу пошел в Геленджик.
Когда катер проходил между воротами мола, сигнальщик Шабрин доложил:
— На восточном молу неизвестные люди.
Новосельцев распорядился подойти ближе.
— Кто такие? — спросил он, когда катер подошел к молу.
— Команда с катера Школьникова, — раздалось в ответ.
У Новосельцева екнуло сердце.
— А где командир?
— Остался на корабле.
— А корабль?
— Затонул.
Новосельцев сжал поручни до хруста в пальцах и больно прикусил губу. Володя, друг!..
Приняв на борт команду затонувшего катера, Новосельцев взял курс на Геленджик. Когда корабль отошел на безопасное место, Новосельцев подозвал спасенных матросов и попросил рассказать, что произошло.
Через месяц после гибели старшего лейтенанта Школьникова пришел указ о присвоении ему звания Героя Советского Союза. Сбылась его мечта о Золотой Звезде. А поцеловать любимую девушку ему так и не довелось.
4
Третьи сутки шла ожесточенная битва за Новороссийск.
Уральцев устал за это время смертельно. Спать приходилось урывками. Днем и ночью мотался то в политотдел, то на командный пункт, то к летчикам, то в госпиталь. Каждый день надо передавать но телефону или радио материалы в редакцию.
Сегодня пришла телеграмма: «Материалы суховаты, побольше фактов героизма, воинского мастерства».
Телеграмма расстроила Уральцева. Выходит, в редакции не очень довольны его работой.
А сам он доволен?
В первой статье, переданной в редакцию через пять часов после начала штурма, он обрисовал общую обстановку, рассказал о силах противника, созданной им обороне, о том, как проходила высадка десантников. Ни одного примера героизма в статье не было. Да и откуда он мог взять их? Связь с высадившимися еще не наладилась.
Он и сам недоволен тем, что его корреспонденции лишены детальных описаний боя. Он сообщил, что рота автоматчиков водрузила на здании железнодорожного вокзала знамя Военно-Морского флота. Но как все это было? Кто водрузил знамя?
Этого Уральцев не знал. Не знали ни в оперативном отделе, ни в политотделах армии и базы.
Уральцев направился в порт. Сегодня ночью он должен быть среди десантников.
Около причала он увидел высокого офицера в пехотной форме. Его фигура показалась удивительно знакомой. Неужели? У Уральцева даже екнуло сердце.
Подойдя ближе, Уральцев убедился, что это он, Николай Глушецкий. Тощий, сутулящийся, с обтянутыми скулами, но сомнений не было: он, Глушецкий.
— Николай! Коля! — воскликнул он и бросился обнимать его.
Глушецкий обрадовался встрече не меньше.
Они в обнимку пошли к берегу.
— Я думал, что уже никогда не встретимся, — сказал Глушецкий.
— Сошлись фронтовые дорожки.
Они сели на какой-то ящик у берега.
— Ты как тут оказался? — спросил Уральцев.
— Хочу проведать Виктора Новосельцева. Помнишь, говорил тебе о нем. С его катера высаживались на Малую.
— Помню, помню. Ты в резерве или уже имеешь назначение?
— Поеду разыскивать родную бригаду.
— Ее здесь нет. Она, кажется, в Девятой или Пятьдесят шестой армии. Где-то прорывает Голубую линию.
— Знаю. Трудно было получить туда назначение. Пришел в отдел кадров флота, а мне говорят, что бригада теперь находится в оперативном подчинении Девятой армии, со штабом флота не имеет связи. Предлагают мне другие бригады. Но я-то знал, что у них есть письмо полковника Громова с просьбой назначить меня помначштаба по разведке в его бригаду. Двое суток водили меня за нос, но все-таки назначение дали. А ты что поделываешь?
