Прокуратура вторично не согласилась и уже на следующий день, 14 февраля 1989 года, сама изменила это постановление, закрыв уголовное дело Азадовского по части 2 стаьи 5 УПК – «за отсутствием в деянии состава преступления».
Так, спустя почти восемь лет, Константин Маркович Азадовский был признан полностью невиновным.
Светлана
Если в отношении Азадовского все-таки удалось ценою невероятных усилий добиться отмены приговора, то дело Светланы – по причине признания ею на суде 1981 года своей вины – стояло нерушимо. Попытки Азадовского объединить эти дела как искусственно и неправосудно разъединенные не принесли результата, хотя во время процесса 1988 года и мерцала порой такая надежда, тем более что допрос свидетелей фактически касался дел обоих осужденных. Азадовский даже вслух упомянул 20 июля о том, что «следом за пересмотром дела Азадовского должно быть пересмотрено и дело Лепилиной».
10 февраля 1989 года на допросе в Следственном управлении ГУВД Азадовский заявил ходатайство: отменить приговор по делу его жены Азадовской С.И. (бывшей Лепилиной), соединить дело с настоящим делом и расследовать в одном производстве, отрабатывая версию о подлоге наркотиков как в отношении его, так и Лепилиной. Однако уже 13 февраля в упомянутом выше постановлении полковник А.Г. Крамарев отказал в удовлетворении этого ходатайства, мотивируя свое решение тем, что отмена вступившего в законную силу приговора лежит вне компетенции следствия, «а поэтому не может быть решен и вопрос о соединении уголовных дел».
По этому же вопросу Азадовский обращался и в прокуратуру РСФСР. 2 ноября 1989 года он получил подробный ответ, который не раз повторится и в дальнейшем:
Прокуратурой РСФСР проверено уголовное дело в отношении Лепилиной С.И.
Осуждение ее за незаконное приобретение и хранение наркотического вещества без цели сбыта признано обоснованным. Доводы о самооговоре осужденной являются несостоятельными. Лепилина на предварительном следствии и в ходе судебного заседания последовательно показывала, о том, что пакетик с наркотическим веществом ей передал ее знакомый по имени Хасан и что этот пакетик при задержании она пыталась выбросить. Объективно ее показания подтверждаются показаниями свидетелей Петрова и Михайловой, другими доказательствами, проверенными судом.
На предварительном следствии и в суде интересы Лепилиной защищал адвокат Брейман, заявлений о нарушении законности в отношении Лепилиной ни от него, ни от осужденной не поступало. Суд, проанализировав собранные по делу доказательства в совокупности, пришел к обоснованному выводу о виновности Лепилиной в предъявленном обвинении. Действиям ее дана надлежащая правовая оценка. Наказание назначено в соответствии с требованиями закона. Оснований для опротестования этого приговора не имеется.
Помочь Азадовским вновь и вновь пытался Юрий Щекочихин. Уже в 1992 году, будучи народным депутатом СССР, он направил в Прокуратуру СССР «депутатский информативный запрос» о деле Светланы. Уголовное дело опять отправилось в Москву, была проведена проверка, и 27 апреля Щекочихин получил обстоятельный ответ, подписанный заместителем Генерального прокурора СССР Я.Э. Дзенитисом:
Осуждена Лепилина законно. Ваши доводы о том, что при расследовании обстоятельств содеянного Лепилиной были допущены существенные нарушения уголовно-процессуального закона, подтверждения не нашли.
Из материалов дела видно, что Лепилина совершила самостоятельное преступление, не связанное с действиями Азадовского, а поэтому решение о расследовании этих дел отдельно друг от друга принято в соответствии с законом.
Хотя следствием и судом не установлено лицо, сбывшее Лепилиной наркотик, однако это обстоятельство не влияет на обоснованность принятого судом решения в отношении Лепилиной.
Не имеют значения для правовой оценки ее действий и первоначальные показания Лепилиной о том, что пакет она не выбросила, а он случайно выпал, когда она доставала перчатки.
Действия работников милиции, принимавших участие в обыске по месту жительства Лепилиной, не связаны с ее обвинением. Кроме того, на предварительном следствии и в суде интересы Лепилиной защищал адвокат Брейман, заявлений о нарушениях законности ни от него, ни от осужденной не поступало. Оснований для опротестования состоявшихся судебных решений не имеется.
Пути к отмене приговора в отношении Светланы были, казалось, окончательно отрезаны. Крылатая фраза «признание – царица доказательств» была постулатом советской юриспруденции.
Тем не менее сам факт проходившего летом 1988 года судебного процесса, на котором открыто говорилось о противозаконных действиях КГБ, свидетельствовал о наступлении новой эпохи. Ведь раньше об этом нельзя было даже помыслить. Не случайно этот суд вызвал столь бурный общественный резонанс, выплеснувшийся далеко за пределы Ленинграда.
Глава 15
Эхо процесса
Несмотря на то что процесс проходил в «мертвое» время года, интерес к нему был действительно очень велик. В зале суда присутствовали, помимо друзей и знакомых подсудимого, журналисты, писатели, правозащитники. При этом возможности прессы в 1988 году были, разумеется, ограниченными: эпоха гласности в СССР еще только начиналась. Несмотря на то что участие КГБ в деле Азадовского было принято судьей как данность и даже отражено в протоколе судебного заседания, были все основания полагать, что сведения эти так и не выйдут за пределы Куйбышевского районного суда. Дело в том, что даже для упоминания в печати взрывоопасной аббревиатуры из трех букв требовалось согласование всей статьи с той самой организацией (отсюда – обилие эвфемизмов в публикациях застойного периода: «уполномоченные», «компетентные органы» и т. п.). И весьма показателен был тот факт, что о процессе в Куйбышевском суде не посмела сообщить ни одна ленинградская газета. Впрочем, оставалась надежда на Юрия Щекочихина, который в последние дни процесса приехал в Ленинград.
Расследование «Литературной газеты»
Собственно, Щекочихин и был в известном смысле «детонатором» состоявшегося судебного процесса, ведь протест заместителя Генерального прокурора СССР был вынесен лишь после вмешательства «Литературной газеты». А теперь, воочию наблюдая продолжение этого «ленинградского дела», Юрий Петрович обдумывал статью для рубрики «Расследования “ЛГ”».
Текст был написан быстро, и уже в конце августа 1988 года Щекочихин закончил статью, назвав ее «Ленинградское дело образца восьмидесятых». Это было журналистское расследование на всю полосу мелким газетным шрифтом без иллюстраций – так много в эти шесть столбцов петитом втиснулось текста – и авторского, и документального. Статья предполагалась в сентябрьский номер, но произошло… нет, вовсе не неожиданное. Произошло вполне ожидаемое. Предоставим слово автору:
Уже висела сверстанная полоса на стенах редакционного начальства, уже я позвонил в Ленинград Косте и Светлане: «Все, наконец-то!», уже я представлял, какая реакция будет на следующий после выхода газеты со статьей день.
И вдруг вечером, буквально за два дня до выхода номера в печать, статья исчезает из планов газеты и оказывается на столе у председателя КГБ В.А. Крючкова.
– Зачем? Что вы наделали? – помню, чуть не плача спрашиваю у тогдашнего главного редактора Ю.П. Воронова.
– Ну, они проверят, разберутся, – смущенно отвечал главный, человек с порядочной биографией, но давно уже сломленный жизнью.
– Да что уж тут разбираться? Газета уже полтора года разбирается! Прокуратура разбиралась! Суд уже был!
– Да что вы так волнуетесь! Ведь Крючков – не Чебриков. Крючков – из разведки. Да, из разведки, из разведки… – И главный почему-то открыл лежавший на столе правительственный справочник и стал настойчиво тыкать пальцем в столбик «В.А. Крючков», под которым была изложена биография этого нашего Зорге.
Потом, помню, я долго не мог идти из редакции, сидел, смотрел в зимнее ночное окно и никак не мог решиться набрать ленинградский номер…
Ох, как тяжело было в тот момент! Казалось бы, давно нужно было к такому привыкнуть: сколько раз в жизни моих друзей и в собственной жизни случалось подобное… То цензура, то перепуганный редактор, то вообще какие-то неведомые силы, но каждое новое происшествие ломало тебя, как будто все это случилось с тобой впервые.
Каким был для меня тот вечер? Забыл, не помню… Скорее всего, купил бутылку водки, пошел к кому-нибудь из друзей… Помню только одно: в тот вечер я так и не решился позвонить в Ленинград. Позвонил только в понедельник, когда уже твердо решил сам для себя: нет, этот номер так не пройдет, пусть зубами, но обязательно вырву статью из пасти Крючкова.
Чем было славно наше редакционное начальство, так это тем, что оставляло журналиста один на один с властью, государством, целой вселенной.
