Некогда Герцен составил знаменитый мартиролог, показав, как российское правительство и общество последовательно расправлялось со своей интеллигенцией.
Наблюдая судьбу ленинградской интеллигенции последних десятилетий, тоже хочется обнародовать хотя и менее трагический, но очень невеселый перечень. Речь не идет, естественно, о кровавых расправах сталинских времен или терроре первых послереволюционных лет. Речь идет о шестидесятых – восьмидесятых годах.
В 1964 году, на исходе «оттепели», наш город прославился на весь мир позорным «делом Бродского»: талантливого поэта и переводчика, будущего Нобелевского лауреата, несмотря на протесты Ахматовой, Маршака, Чуковского, Шостаковича и многих других деятелей культуры, осудили и отправили в ссылку как тунеядца.
Это в нашем городе много лет не могли найти себе работу такие режиссеры, как Гета Яновская и Кама Гинкас, ныне успешно работающие в Москве.
Случайно ли «эмигрировали» в Москву А. Райкин и С. Юрский?
Случайно ли стали москвичами А. Битов, А. Гельман, А. Галин и многие другие литераторы?
Случайно ли не задержался в Ленинграде М. Жванецкий?
Случайно ли по сию пору подвергается оскорбительным нападкам в ленинградской печати академик Лихачев? (См. Ленинградскую правду от 6 марта 1988 года, где развязный журналист поучает выдающегося ученого и общественного деятеля, по каким вопросам ему можно высказываться, а по каким нельзя.)
Случайно ли в Ленинграде родилось и широко пропагандировалось письмо Нины Андреевой, столь же антиперестроечное, сколь и антиинтеллигентское?
Случайно ли в издательстве Ленинградского обкома КПСС вышла массовым тиражом в 1986 году расистская книга А. Романенко [ «О классовой сущности сионизма»]?
Случайно ли в Румянцевском саду Ленинграда летом сего года полтора месяца проходили, охраняемые милицией, митинги «Памяти», распространялись списки членов творческих союзов – «сионистов» или «продавшихся сионистам»?
Случайно ли в Ленинграде был запрещен организованный интеллигенцией и назначенный на 28 августа митинг в защиту интернационализма и национального взаимоуважения?
В эту стройную систему органично вошло в 1980 году и вопиющее «дело Азадовского», литератора и ученого с европейским именем, которому подбросили при незаконном обыске наркотик и лишь на этом основании осудили на два года, которые ему пришлось отбывать на Колыме.
После того как весной этого года Генеральный прокурор Сухарев опротестовал обвинительный приговор восемьдесят первого года, а Президиум Ленинградского городского суда этот протест удовлетворил, в Куйбышевском районном суде и июне – августе состоялся пятидневный пересмотр дела. При новом слушании дела была полностью выявлена фальсифицированность обвинения, грубейшие нарушения законности в ходе следствия и судебного разбирательства в 1981 году, грязная подоплека травли и осуждения К. Азадовского. И, тем не менее, суд не решился вынести оправдательный приговор и отправил дело на доследование, совершенно бессмысленное спустя восемь лет. Цель этой акции может быть только одна: не допустить публичного оправдания невинно осужденного человека и, соответственно, наказания фальсификаторов.
События последних месяцев – от митингов в Румянцевском саду [имеются в виду митинги общества «Память». – П.Д.] до исхода процесса К. Азадовского – наводят на тревожные размышления и заставляют нас обратить внимание общественности на драматическую ситуацию в Ленинграде, которая чревата самыми печальными последствиями для культурной и политической атмосферы нашего города.
Закрытие дела
Получив на руки определение Куйбышевского райсуда о направлении дела на дополнительное расследование, Азадовский написал несколько жалоб на это решение. Что будет дальше, казалось непредсказуемым. Он имел все основания ожидать, что заведомо обреченные на безрезультатность следственные действия по поиску лица, подложившего наркотик, продолжатся в кругу его друзей и знакомых; начнутся, пускай формальные, вызовы к следователю, бессмысленные допросы… Но ничего, абсолютно ничего не происходило – ни один его знакомый не получил повестки, даже телефонного звонка. Номинально расследование должно было проводить Следственное управление ГУВД, надзор же, как и полагается, был закреплен за прокуратурой города. Проверка внутри Следственного отдела КГБ СССР, вероятно, тоже шла своим чередом.
Наступившая передышка позволила Азадовскому заняться другими делами: осенью он закончил – по договору с издательством «Советский писатель» – книгу о поэте Николае Клюеве. А в середине октября впервые в своей жизни получил разрешение выехать по частному приглашению за пределы любезного отечества и провел полтора месяца в Федеративной Республике Германия.
В Западной Европе имя Азадовского было к тому времени достаточно известно. Европейская общественность, проявившая внимание в начале 1980-х годов к его «уголовному делу», имела представление о нем и как об ученом. Германия дружелюбно встретила известного ученого-германиста, предоставив ему возможность выступить с лекциями в университетах Тюбингена, Карлсруэ, Кельна.
Из своей первой в жизни зарубежной поездки Азадовский возвратился в Ленинград 4 декабря 1988 года. Пока Константин Маркович вещал с европейских кафедр, родина приняла в отношении его ряд судьбоносных решений. Прежде всего, 14 ноября следователь 3-го отдела СУ ГУВД капитан милиции О.Б. Крючкова вынесла постановление о прекращении уголовного дела № 35590 по пункту 2 статьи 208 УПК, то есть по причине «недоказанности участия обвиняемого в совершении преступления, если исчерпаны все возможности для собирания дополнительных доказательств».
Нужно ли говорить, что эта мотивировка была совершенно неприемлемой для Азадовского – он все-таки ожидал, что будет оправдан по крайней мере «за отсутствием состава (события) преступления», то есть по пункту 1 или 2 статьи 5 УПК.
Из этого постановления он узнал и о том, что ему все-таки удалось дотянуться до сотрудников КГБ:
В ходе дополнительного расследования были допрошены сотрудники УКГБ по Ленинградской области Архипов В.И. и Шлемин В.В., присутствовавшие 19.12.1980 года в квартире Азадовского при производстве обыска, подтвердившие факт изъятия в квартире Азадовского наркотического вещества – гашиш в количестве 5 гр.
И хотя в постановлении ни слова не говорилось о том, что эти сотрудники явились на обыск под вымышленными фамилиями и тем самым их «присутствие» следовало расценивать как незаконное, сам факт вызова их к следователю был опять-таки положительным моментом этого затянувшегося циничного действа. В том числе и по отношению к Светлане:
При оценке доказательств следствие также учитывает, что в квартире Азадовского, кроме него самого, в указанный период времени проживала гражданка Лепилина (Азадовская), осужденная за незаконное приобретение и хранение наркотических веществ по приговору Куйбышевского районного народного суда Ленинграда в тот же период времени, что и Азадовский, однако ее причастность к незаконному приобретению и хранению изъятых в квартире Азадовского наркотических веществ также материалами дела не доказана, и оснований для предъявления ей по данному факту обвинения не имеется.
Итак, уголовное дело Азадовского было прекращено «за недоказанностью». Одновременно было вынесено другое постановление: «Уголовное преследование в отношении Азадовской Светланы Ивановны, работающей инспектором Ленинградского отделения Союза архитекторов СССР, по данному факту прекратить за недоказанностью». Таким образом, со Светланы официально сняли подозрение в том, что она могла подложить Азадовскому наркотик.
7 декабря копия постановления была вручена Азадовскому капитаном милиции Крючковой. В течение пяти суток оно могло быть обжаловано прокурору РСФСР, и Азадовский, естественно, воспользовался этой возможностью. 8 декабря он подал на имя прокурора РСФСР С.А. Емельянова мотивированную жалобу, поясняя, что «в деле имеются все основания для вывода о том, что в моих действиях не было и не могло быть состава преступления, который, напротив, усматривается в действиях должностных лиц». Несмотря на просьбу не пересылать жалобу обратно в прокуратуру Ленинграда, она именно туда и была направлена.
Но на дворе стояла уже другая погода. 25 января 1989 года прокуратура отменяет решение Следственного управления ГУВД и возвращает дело обратно – на новое расследование. И все пошло по тому же кругу. 13 февраля подполковник милиции А.Г. Крамарев, который в недалеком будущем возглавит милицию города и получит звание генерал-майора, прекращает уголовное дело на прежнем основании – «за недоказанностью».
Прокуратура вторично не согласилась и уже на следующий день, 14 февраля 1989 года, сама изменила это постановление, закрыв уголовное дело Азадовского по части 2 стаьи 5 УПК – «за отсутствием в деянии состава преступления».
