И вот, когда, оставив за пределами решения суда все вскрытые по делу факты, прокурор и судья вышли из здания суда, дружески беседуя, обгоняя подавленных и даже плачущих людей, ожидавших от них внимания, добросовестности, справедливости, нам подумалось: «А действительно, не цирк ли это, и не выступали ли мы все в роли клоунов, чтобы кто-то еще раз посмеялся над идеей правового государства, гарантией прав человека и его достоинства».
Особенно же хочется сказать о том, что процесс возмутил не только знакомых и друзей Азадовского; даже коллеги Якубовича были поражены ходом и результатом судебного разбирательства. Об этом свидетельствует заявление Галины Иосифовны Шифриной (1941–2002) на имя Генерального прокурора СССР А.Я. Сухарева. Оно кажется нам особенно важным как в контексте данного судебного процесса, так и в качестве взгляда профессионального советского юриста, многолетнего работника прокуратуры, на уголовное дело Азадовского:
Я, Шифрина Г.И., с 1958 г. работала в правоохранительных органах: секретарем суда, секретарем судебного заседания, с 1966 г. пом. прокурора в Вологодской обл., с 1969 г. по 1978 г. пом. прокурора Кировского и Петроградского районов Ленинграда.
Мое обращение к Вам вызвано тем, что мне как юристу стыдно за то беззаконие, которое имеет место в Ленинграде в отношении Азадовского К.М. с 1980 г. по сей день. Не буду занимать Ваше внимание фабулой дела, так как она Вам известна. Одиозность происходившего и происходящего очевидна любому объективному человеку хотя бы исходя из следующего.
На обыске у Азадовского, кроме работников уголовного розыска и понятых, присутствовали и принимали в нем активное участие три человека, фамилии которых в протоколе обыска не указаны, подписи их также отсутствуют, чем безусловно нарушена ст. 141 УПК РСФСР.
Более того, в процессе обыска один инкогнито толкнул Азадовского и по требованию последнего предъявил ему документ на имя сотрудника милиции Быстрова, что было занесено в протокол. Как видно из справки, представленной в Куйбышевский районный народный суд Ленинграда отделом кадров УВД ЛО, человек с такой фамилией в 1980 г. в органах МВД Ленинграда не работал.
Понятые, присутствовавшие при производстве обыска, момент обнаружения пакетика с анашой не видели, что лица, подписавшие протокол обыска, признают и скромно именуют своей ошибкой.
Вот так выглядит не основное, а единственное «доказательство» по делу, которое в силу ст. 87 УПК РСФСР доказательством являться не может.
Несмотря на это, в отношении Азадовского, доцента, не судимого, имеющего постоянное место работы и жительства, избирается мера пресечения – содержание под стражей, а затем определяется мера наказания почти максимальная, предусмотренная санкцией ч. 3 ст. 224 УК РСФСР, – 2 года лишения свободы (Азадовскому вменялось незаконное приобретение и хранение 5 граммов анаши).
Уголовное дело в отношении Азадовского возбуждается через 1 месяц и 8 дней после начала производства следственных действий. За это время в отношении него без возбуждения уголовного дела, то есть в нарушение ст. 129 УПК РСФСР, избирается мера пресечения, ему предъявляется обвинение, проводятся иные следственные действия.
Такое вопиющее пренебрежение законом возможно лишь в случае абсолютной уверенности в безнаказанности. И в самом деле, надзирающий прокурор не замечает столь очевидных нарушений и направляет дело с обвинительным заключением в Куйбышевский районный народный суд Ленинграда.
Обстановка в народном суде была такова, что с первой минуты стало ясно: и здесь закон соблюдать никто не собирается. Коридоры были забиты работниками милиции в штатском и народными дружинниками, как будто речь шла не о преступлении, даже не являющемся тяжким в силу ст. 7–1 УК РСФСР, а об убийстве при отягчающих обстоятельствах, совершенном особо опасным рецидивистом. Такая бдительность казалась тем более странной, что пришли послушать судебное разбирательство друзья и коллеги Азадовского, то есть в основном писатели, переводчики, редакторы и т. д., так что кого и от кого столь тщательно охраняли, осталось загадкой.
К тому же, увы, эти люди в зал судебного заседания попасть не смогли, так как почти все места оказались заняты заранее привезенными слушателями средней школы МВД, чем сразу была нарушена ст. 18 УПК РСФСР.
Поскольку для Азадовского существует индивидуальное законодательство, он со сроком 2 года лишения свободы ИТК общего режима был этапирован в Магаданскую область.
С 1980 г., со дня ареста, и в особенности после освобождения, Азадовский систематически направлял заявления в правоохранительные органы, надеясь, что когда-нибудь справедливость восторжествует. В апреле 1988 г. Вами внесен протест в Президиум Ленгорсуда, который удовлетворен, и дело направлено на новое судебное разбирательство в тот же Куйбышевский райнарсуд Ленинграда. Слушание состоялось в июне – августе этого года.
Основная мысль протеста и постановления Президиума – установить и допросить всех лиц, присутствовавших при производстве обыска у Азадовского. Выполнить это указание Президиума не составляло труда, так как в прокуратуре Куйбышевского района Ленинграда имеется материал проверки, из которого видно, что по крайней мере двое из этих лиц являются сотрудниками КГБ, известны и их фамилии.
Азадовский неоднократно в судебном заседании заявлял ходатайства об истребовании материала проверки, но все они были отклонены, хотя изучение этого материала чрезвычайно важно и для того, чтобы понять, каким образом вообще возникло уголовное дело против Азадовского.
Упорство суда и государственного обвинителя в этом вопросе не понятно, так как, во-первых, содержание материалов проверки не является секретом для Азадовского и общественности, так как он (материал) был в свое время приобщен к гражданскому делу по иску Азадовского к Куйбышевскому РУВД.
Несмотря на это, суд предпочел опираться на показания оперативных работников Арцибушева и Хлюпина, которым доверять нельзя, поскольку они оба после такого количества допущенных нарушений заинтересованы в исходе дела, что сами в судебном заседании и продемонстрировали, говоря правду только тогда, когда их припирали к стенке.
Тем не менее в ходе судебного разбирательства со всей очевидностью установлено, что никаких доказательств виновности Азадовского в материалах дела нет. Казалось бы, и результат должен быть только один: оправдательный приговор.
Вопреки здравому смыслу и профессиональной порядочности суд 12.08.1988 г. по ходатайству государственного обвинителя вынес определение о направлении дела для производства дополнительного расследования, предлагая установить, кто из знакомых Азадовского подбросил ему наркотики.
Это определение лишено всякого здравого смысла, так как человеку с высшим юридическим образованием и опытом практической работы должно быть ясно, что если такой факт и имел место, то только с ведома и одобрения работников милиции или КГБ, так как за ним последовал обыск и «обнаружение» маленького пакетика в многотомной библиотеке.
Тем более что в ходе повторного судебного разбирательства бесспорно установлено следующее: оперативная группа для производства обыска у Азадовского формировалась до того, как были получены показания, послужившие формальным основанием для обыска.
Еще раз повторяю, что мне, юристу, бывшему прокурорскому работнику, стыдно за моих коллег.
Очень прошу Вас принять меры к тому, чтобы в Ленинграде юстиция начала возвращаться к своему первоначальному назначению – справедливости.
Также было отправлено несколько коллективных писем и телеграмм. Прежде всего – телеграмма ленинградских писателей и ученых Генеральному прокурору СССР, которую подписали: академик Д.С. Лихачев, писатели А. Арьев, Я. Гордин, А. Нинов, филологи и историки А.А. Долинин, Ю.А. Клейнер, А.В. Лавров, М.А. Турьян, Т.В. Черниговская «и др.». Они сообщали о событиях в Куйбышевском райсуде и завершали словами:
Ход процесса убедил нас в том, что искать правовой защиты в органах ленинградской прокуратуры бесполезно. Ввиду ограниченности сроков принесения кассационного протеста убедительно просим Вас срочно разобраться в правильности определений и принять меры к принесению кассационного протеста.
Эта важная тема – о специфике Ленинграда – неоднократно затрагивалась и в жалобах самого Азадовского. Однако то, как она была отражена в другом коллективном письме, которое подписали Я. Гордин, Н. Катерли, В. Мусаханов, Б. Стругацкий и М. Чулаки, казалось в 1988 году неслыханной смелостью. Подписанты увидели в этом уголовном деле еще один подводный камень.
В редакцию «Литературной газеты»
Некогда Герцен составил знаменитый мартиролог, показав, как российское правительство и общество последовательно расправлялось со своей интеллигенцией.
