Разговор с Лебедевым был скучным, а местами хаотичным, как со старым маразматиком, который не может связать слова в понятное предложение. Всего несколько фактов я урвал из нашей беседы: Лебедев решил пригласить слепого музыканта, потому что это экзотично и может вызвать большой интерес у посетителей, что, конечно, в интересах заведения. Он привел в пример переходы в метро, где в 90-х играли калеки. Видимо, этот человек и правда болен, раз приводит подобные сравнения, но я уже уговорил себя пропускать любую его ересь мимо ушей. Главное – дорваться до инструмента.
Наверное, мне будет неуютно, когда люди будут приходить посмотреть на слепого, как на животное в зоопарке, но я понимал, что, в первую очередь, это нужно мне. Мне нужен зритель. Я буду заниматься любимым делом, а люди смогут его оценить. Кто знает, может, это первая ступенька в моей музыкальной карьере. К тому же мне за это будут платить, а деньги лишними не бывают, даже для слепого… Тем более для слепого.
– Пойдем послушаем, как играешь, – Лебедев прервал раздумья. Я не допил виски, да и не собирался – льда было в избытке, и напиток потерял свой вкус, получившись слишком разбавленным. По вздоху брата я понял, что именно этой фразы он ждал все время.
Как только я поднялся с кресла, сразу почувствовал легкое покалывание в пальцах и небольшой мандраж. Леша взял меня под руку, и мы направились обратно в главный зал. Я попытался совладать с накатившей паникой. Осознание того, что сейчас слишком много зависит от меня, тяжким грузом давило на плечи. Я никогда не чувствовал ничего подобного. Жизнь всегда была размеренной и спокойной, несмотря на мою слепоту, я никогда не стоял на краю и не испытывал нужды ни в чем. Благодаря брату я не беспокоился за завтрашний день, но сейчас он мне помочь не сможет. Я сам захотел играть, и право на это доказать смогу тоже только я сам.
Мне показалось, мы дошли до рояля за несколько секунд. За его расположением относительно столов, входа и кассы я, естественно, не следил, поэтому, когда Леша поднес мою руку к клавишам инструмента, я растерялся. Мы остались с роялем один на один. Незнакомые помещения часто вызывают проблемы с ориентацией, сейчас еще добавилось ощущение легкой паники. Несмотря на то что я не знаю другой жизни, к такой я никогда не привыкну – не знать, что находится над, под или рядом с тобой, всегда страшно и неприятно.
– Хочу сразу сказать, что на настоящем рояле я никогда не играл, у меня дома электронное пианино. Конечно, они похожи, но все таки… – не успев начать, я стал оправдывать свой предстоящий, как мне уже начало казаться, провал.
– Марк, успокойся, все нормально, – вполголоса сказал Леша. – Садись и играй, какая разница, электрическое пианино или нет, педальки есть и там и там, и клавиши те же самые, черные и белые, – он опять замолчал, прокашлялся. – Точнее, большие и чуть поменьше.
Я нащупал стул, который стоял впритык к инструменту, и аккуратно приземлился на него. Форма стула была необычной, он прогнулся под тяжестью моего тела, откинув спинку назад. Мягкий, гнущийся – он совершенно не подходил для игры. Насколько я знал, музыканты сидят на специальных табуретах, а не на офисных креслах из «Икеи», но я не рискнул попросить о замене. Подумают, что время тяну. Надо быть настойчивее и увереннее.
Я уселся поудобней, насколько возможно. Выдохнул и наугад дотронулся до клавиши, она тут же издала свой, неповторимый звук.
– Поехали?! – то ли с вопросом, то ли с утверждением сказал Лебедев.
– А что сыграть? – я приподнял голову. Не знаю, зачем, ведь они стояли от меня по левую руку.
– Без разницы, играй уже что-нибудь, – теперь и Леха подключился. Они вдвоем давили на меня, от чего я нервничал еще больше. Руки не тряслись, но в голове творилась какая-то вакханалия, хаотичное передвижение мыслей не давало мне возможности выбрать, что именно я хочу сейчас исполнить.
Не хочу, чтобы кто-то заблуждался на мой счет, – выбор композиций был невелик, но порой даже из двух вещей трудно выбрать одну.
Вроде бы настал тот момент определенности, и я победоносно приподнял правую руку, чтобы опустить ее на клавиши, как вдруг мой лоб зачесался с неистовой силой. Будто что-то ползало по нему, покусывая кожу. Я вцепился ногтями в место раздражения и несколько раз, приложив силу, почесал. Ощущение исчезло, а на смену пришло осознание того, что сегодня я не надел очки. Забыл их взять, да и Леха ничего не сказал, очень странно. Сейчас, заострив на этом внимание, я почувствовал легкость. Может, она и была надуманной, но без очков мне определенно нравилось больше, будто они стесняли мои музыкальные порывы.
Я выдохнул и притронулся к клавишам рояля, еще не зная, что именно буду играть, но руки сами вспомнили мелодию. Звуки перетекали один в другой, пульсируя внутри деревянного каркаса рояля. Трудно сказать, как долго продолжался этот процесс, и уж тем более я понятия не имею, как звучало все то, что выходило из-под моих пальцев, но в конце концов Лебедев был доволен. Его убогие и пошлые фразочки, порой перебивавшие музыку, звучали восторженно.
Я перестал замечать неудобный стул, перестал слышать выкрики Лебедева. Вагнер… Конечно, я выбрал одну из его композиций. Несмотря на мою не поддающуюся объяснению любовь к нему, я выучил только одно его произведение, оставив остальные на потом. Возможно, это как в случае с хорошей книгой или фильмом: зная, что у автора есть еще произведения, смакуешь каждое из них, не торопясь изучить, ведь второго первого раза, как известно, не бывает.
Я не смог по-настоящему порадоваться, когда Лебедев со словами восторга (для него эти несвязанные восклицания означали восторг) принял меня. Стоял с открытым ртом, невменяемый от счастья и мыслей, переполнявших мою голову.
Конец ознакомительного фрагмента.
