Я сидел на кухне, ковыряя пластиковой вилкой еду быстрого приготовления. Для меня подобный обед был просто спасением – готовить не надо, просто закинул в микроволновку, нажал нижнюю левую кнопку четыре раза подряд, и готово. А главное, к нему прилагалась вилка. Конечно, иногда мне готовили настоящую еду, иначе бы от одних «Дошираков» мой желудок просто сгнил, и, вдобавок к слепоте, у меня бы появилась язва. Маша старалась следить за тем, чтобы я питался правильно, но ей это не всегда удавалось. Сейчас я ел не спеша, в полной мере наслаждаясь вредной едой из пластикового контейнера.
– Я уверена, что из тебя получится отличный музыкант, поэтому не могла пропустить такое событие, – я услышал, как девушка засмеялась. Негромко, но так, чтобы я это слышал.
– Над инвалидами смеяться нехорошо, в детстве тебя этому не учили?
– Когда я смеюсь над всяким сбродом, всю жизнь проводящим на улице с пивком в руке, ты молчишь, хотя кто-кто, а уж они-то точно инвалиды, – смех исчез, но я все равно чувствовал легкую улыбку в ее словах. Она знала, что я шучу, и я знал, что она знала, что я шучу; поэтому выпады остались без внимания.
– Слушай, у тебя же хороший голос. Может быть, когда я научусь играть, ты будешь петь? Организуем свою группу, будет называться «Стиви Уандер для бедных», не хочешь?
В свое оправдание хочу сказать, что, хоть Вагнер и оказал на меня необъяснимое влияние, я еще не понимал на тот момент, насколько сильно музыка вольется в мою жизнь.
– Ты доел? Все, пойдем в комнату, попробуешь поиграть, – я почувствовал легкое прикосновение аккуратных, тонких пальцев. Несмотря на нежность, ее руки были сильными и властными. Без особых усилий она забрала контейнер с остатками химической продукции, которые я называл обедом.
Я молчал в ожидании и слушал. Сперва хруст и шелест целлофанового пакета – Маша свернула контейнер и положила в мусорку, стоящую справа, в трех шагах от меня. После струя воды ударила о стальную поверхность умывальника, но почти сразу удар смягчился, и шум стих – Маша сунула руки под струю.
– Ты долго? Я сейчас усну.
Девушка ничего не ответила, я снова почувствовал, что она улыбнулась, хотя и не знал этого наверняка. Она закрутила кран.
– Тебе весело? – сказал я, растягивая губы в улыбке.
– Иногда мне кажется, что ты просто издеваешься и на самом деле все видишь, – девушка снова взяла меня за руку. Я поднялся и развернулся, следуя ровно за ней.
– Конечно, это прикол такой, а что, разве не смешно выходит? – я снова улыбнулся.
Видимо, за сегодня она уже устала от моих однотипных шуток про слепоту, потому что ответа я так и не дождался.
Как только мы вошли в комнату, она подвела меня к инструменту. Электронное пианино было больше, чем я его себе представлял. Проведя пальцами по всей поверхности, я удивился множеству различных кнопок и крутилок, расположенных на нем. Мне нравится, как звучит классический рояль, такой, как у обожаемого мной Вагнера, поэтому только в таком режиме я и играл все время. Все крутилки и кнопки оказались не нужны. Я бы не воспользовался ими, даже если бы видел, что на них написано, и понял, зачем они нужны.
Гладкие клавиши чередовались, какие-то были больше, какие-то меньше. Маша сказала, что те, которые выпирали, были черного цвета, а остальные – белые, но для меня это не играло никакой роли. Ведь, несмотря на то что было лишь два цвета, звучание у каждой клавиши свое, неповторимое.
– Получается, что различать их я могу только по звуку и наощупь, ориентируясь по их удаленности от стенок инструмента?
– Получается, что так, – ответила девушка.
– Будто специальный инструмент для слепых, – я нажал на несколько клавиш сразу и услышал омерзительный шум, напоминающий крик умирающего животного, которому перерезали горло.
«Хорошо, что Вагнер не слышит этого убожества, – пронеслось в голове, – а то бы он бы мне еще и пальцы отрезал».
Но, несмотря на все глупости, которые я сейчас говорю, тот момент запомнился навсегда. Это был первый из сотен тысяч раз, когда я издавал отвратительные звуки с помощью этого инструмента, и мне это нравилось.
Философия
Наверное, нам с вами никогда не попасть на одну эмоциональную волну. Я только что понял, что, как бы я ни пытался передать атмосферу моего мироощущения, у меня ничего не получится. Я просто-напросто никогда ничего не видел (если не считать первых лет жизни, но об этом чуть позже) и не знаю, какими должны быть многие вещи. Что на самом деле значат такие характеристики, как «тусклый», «сияющий» или «красивый»? А вот вы все это знаете и без труда сможете представить, как выглядит Маша, мой брат и в конце концов я сам.
Ваша фантазия опирается на стереотипные образы людей и строит новый. Моей же фантазии не на что опереться, и я понятия не имею, какой я внешне – «тусклый» или «сияющий». И это далеко не единственная причина нашего недопонимания. Есть и другие. Например, меня сбивает с толку современная «продвинутая» и «творческая» молодежь (хипстеры вроде, или как их там?). Недавно, шагая по улице, я услышал фразу от одного из них: «Ты не смотрел новый фильм братьев Коэнов?! Ужас, ты обязан его посмотреть, если считаешь себя думающим человеком!» А как быть в моем случае? Или я, из-за невозможности увидеть этот фильм, априори становлюсь никчемным, малозначимым насекомым?
Намеренно отступая от темы, я хочу обратиться к подобным личностям, чтобы донести свою мысль на языке, который они вроде как хорошо понимают: «Явление Христа народу», «Последний день Помпеи», может, «Авиньонские девицы» – вот ваш мир (выбор картины зависит от характера и образа жизни), а мой – только «Черный квадрат». И насколько бы великим ценителем искусства и одухотворенным человеком я ни прикидывался, результат будет неизбежен, но не забывайте, что вопреки многим негодующим личностям, именно последняя картина считается самой дорогой в мире. (Каким образом я подбирал картины и узнал, что именно на них изображено, я расскажу позже. Не волнуйтесь, я не пытаюсь никого обмануть, выдавая себя за того, кем не являюсь).
Как я уже говорил, слепота пришла ко мне не сразу, не в тот момент, как только я вылез из утробы. Несколько бессознательных лет мне удалось поползать, а потом уже и походить, в зрячем состоянии. А потом произошла чертова авария… Если бы я заранее знал, что случится, то с жадностью бы впитывал и запоминал все образы, вещи, предметы, очертания, цвета и силуэты, которые только попадались мне на глаза. Прошло около двадцати лет, и многое стерлось из памяти. Самое страшное, что я совсем не помню, как выглядели мои родители. Я знаю, что они были, но я их не помню. Черное пятно вместо матери и отца. Брат говорит, что отца, по сути, и не было, но тот факт, что я никак не могу вспомнить свою маму, меня сильно печалит. Это Леша рассказал, что мы с мамой попали в серьезную аварию, после которой я стал инвалидом, а моя мама погибла, но я, хоть убей, ничего не помню. Это неудивительно, я был совсем маленький, да и, возможно, от удара пропало не только зрение, но и память.
Обычные люди хранят фотографии как память о ком-то, а я храню аудиозапись голоса моей мамы. Записала она ее, само собой, ненамеренно, до аварии. Первоначально это было видео с нашего отдыха в Крыму, но из-за того, что видеоряд мне не нужен, я попросил Лешу вырезать с кассеты аудиодорожку. Кассета была старой, и единственный фрагмент, который хоть как-то сохранился, был именно этот. Качество ужасное, но какое есть. Там мы с мамой идем по берегу моря, она рассказывает про дельфинов, говорит, что это очень умные существа, которые общаются между собой через специальный орган, которого нет у человека. Странно, что мы вдвоем, без Леши, но как говорит брат, он тогда заболел и остался в гостинице. Я совсем этого не помню, мне было от силы года три. Так что, когда ко мне приходят гости, я вместо фотографий могу дать послушать аудиозапись голоса моей матери (хотя кого я обманываю, гости ко мне заходят очень редко, и чаще всего им наплевать на голоса давно умерших людей).
Эмоции, которые всплывают во мне при прослушивании этой записи, несравнимы ни с чем. Каждый знает, что, в случае если человек не имеет одного органа чувств, все остальные стократ усиливаются. Похоже, это относится не только к физическим, например слуху или осязанию, но и к эмоциональным чувствам, отвечающим за любовь к друзьям, близким и родным. Не хочу показаться надменным, но нам правда будет действительно трудно понять друг друга, однако я постараюсь сделать все возможное, чтобы наш односторонний диалог состоялся. Иначе зачем я все это пишу?
***
Музыка стала для меня своеобразным пинком под зад. Как будто я очнулся и начал открывать для себя мир по-новому. Не имея возможности видеть, я мог ее услышать. Музыка казалась мне чем-то живым, и я безропотно шел за ней. Спустя несколько лет постоянных занятий я перестал ненавидеть свою омерзительную игру, даже больше, мне стало нравиться, как я играю. Звуки, выливающиеся после нажатия различных клавиш, которые уже слегка затерлись и поцарапались от многочисленных прикосновений, приносили мне какое-то необъяснимое удовольствие. Конечно, я прекрасно понимал, что стать великим слепым музыкантом, которых, кстати говоря, было немало, не смогу – все-таки навряд ли музыка была моим предназначением, уж слишком трудно давалось обучение. Но чем черт не шутит! Я решил выступить не только перед моими, наверное, уже обезумевшими соседями, которые не убили меня только из-за того, что я и так слепой. После принятия решения я столкнулся с непредвиденными трудностями: перепечатывать слепым методом (забавное название, не правда ли?) тексты с аудиофайла на компьютер – одно, а вот пользоваться интернетом – совсем другое. Почему до сих пор никто не изобрел монитор для слепых? Я, конечно, не ученый, но создав сенсорные мониторы для зрячих, могли бы придумать что-нибудь и для нас. Хотя я порой забываю главное правило этого мира: «На этой планете всем друг на друга по большому счету наплевать!» В таком случае вопросов нет.
