У Гурова же не было никакой реальной силы. Даже помощников не было – всерьез рассчитывать на загнанного в угол, избитого Крячко не стоило. Ему могли, конечно, помочь многочисленные товарищи, но только неофициальным образом и от случая к случаю. У работников МВД самодеятельность никогда не вызывала энтузиазма. Значит, нужно крутиться самому.
Гуров повернулся и возвратился в подъезд дома. Рядом с Васильковым жила симпатичная молодая женщина, которая показалась Гурову довольно сообразительной особой. Подумав, он решил, что есть смысл попросить ее об одолжении. Правда, в первый момент его смутил некий избыток богемности в ее облике и чересчур сонный взгляд в середине дня, но тем не менее из всех соседей эта девушка представлялась наиболее надежной – остальные были слишком осторожны и недоверчивы.
Увидев Гурова на пороге во второй раз, богемная девушка не удивилась, но на ее симпатичном личике образовалась усталая гримаска, которую она даже не попыталась скрыть.
– Извините, что надоедаю, – сказал Гуров. – Но мне в голову пришла одна интересная мысль…
– Хорошая мысля приходит опосля, – заключила девушка, без стеснения рассматривая Гурова. – Или вот еще – русский мужик задним умом крепок…
– Вы неплохо подкованы, – заметил Гуров. – Наверное, филологическое образование?
– Что-то вроде, – небрежно сказала девушка. – Так что у вас за мысль? Если что-нибудь насчет вечера, то предупреждаю – все вечера у меня заняты! – Взгляд у нее уже прояснился, и она совсем не казалась заспанной.
– Не сомневаюсь, – ответил Гуров. – Но это не то, что вы подумали… А у вас на языке, наверное, уже вертелось «седина в бороду – бес в ребро»?
– Было маленько, – согласилась девушка. – Но раз я ошиблась, пожалуй, стоит пригласить вас в квартиру? Только покажите свои документы. Я, конечно, верю, что вы милиционер, но не настолько, чтобы без документа пускать вас в свой дом.
Гуров протянул ей удостоверение, похвалив за предусмотрительность. Девушка, нахмурив брови, долго читала лаконичные строки документа, а потом решительно мотнула головой.
– Заваливайте, старший оперуполномоченный Гуров! – разрешила она. – Меня Надеждой зовут. Поэтому сразу предупреждаю – никаких особых надежд не питайте! А то у мужиков это обычный прием – ах, вы моя надежда!.. С вами я увидел свет в конце туннеля!.. И прочая белиберда…
– Действительно, белиберда, – согласился Гуров. – Но я вас тоже хочу предупредить – я никакого света в конце туннеля не вижу, пробиваюсь на ощупь. Поэтому приходится, хочешь не хочешь, питать некоторые надежды.
Они прошли в прихожую, а оттуда – на кухню. Обычный маршрут.
– В комнату не приглашаю, – сказала Надежда. – У меня там не прибрано. Мужское сердце может не выдержать такого беспорядка. А куда это вы пробиваетесь на ощупь, товарищ Гуров? Или это я уже вторгаюсь в какую-нибудь гостайну?
Гуров внимательно посмотрел на нее. Нет, как ни крути, а девушка и сейчас показалась ему очень симпатичной. Худощавое умное лицо, насмешливый взгляд. Странная одежда – какие-то невообразимые широченные брюки и бесформенная кофта, в которой девушка совсем потерялась. А ведь у нее, наверное, прекрасная фигурка… И, наверное, с ней непросто найти общий язык, но на подлость она, кажется, не способна. Гуров знал, что и глаза и лицо могут обмануть, но тогда они совсем иначе выглядят. Девушка, стоявшая перед ним, не притворялась – она просто была сама собой.
– Никакой гостайны, – серьезно сказал Гуров. – Только моя личная тайна. Правда, от этого она не перестает быть тайной. Видите ли, от нее зависит судьба одного хорошего человека.
– Это очень романтично, – заметила девушка. – А я здесь при чем?
– Хочу вас попросить о небольшой услуге, – сказал Гуров. – Мы с вами уже говорили о вашем соседе Василькове…
– Говорили, – вздохнула Надя. – Правда, тогда я еще не совсем проснулась и смутно помню, что такое плела… Но я правда ничего не знаю о своих соседях! Если откровенно, они меня ни капельки не интересуют – такие скучные люди! А вашего Василькова я и видела-то раза три, не больше. Он же какой-то крутой деятель у нас – вроде Жириновского, верно?
– Ну, тут вы, пожалуй, хватили лишку, – заметил Гуров. – Но вообще что-то похожее присутствует. Только я сейчас не о прошлом хочу поговорить, а о будущем…
– Это как же? – удивилась Надежда.
– Вот вам номер моего телефона, – сказал Гуров. – Убедительнейшая просьба к вам – вдруг вы что-то заметите, какое-нибудь шевеление у соседа – сразу звоните мне, в любое время суток! Для меня это очень важно. Конечно, шанс, что Васильков здесь в ближайшее время появится, ничтожен, но мое положение настолько сложное, что я не хочу пренебрегать любой возможностью…
Надежда скептически разглядывала бумажку с телефонным номером, а потом сказала потрясенно:
– Это я теперь вроде как сексот у вас, правда? Вот дела! Глазом не успела моргнуть, как завербовали! Ну и талантище у вас, товарищ Гуров!
Гуров оглянулся в поисках стула, основательно уселся напротив озадаченной девчонки и внушительно сказал:
– Вот что, Надюша, послушай-ка меня внимательно! Я знаю, что молодежь предвзято относится к людям в погонах. Но я не собираюсь сейчас произносить речь в защиту нашей доблестной милиции. Еще раз хочу напомнить – я прошу о личной услуге. Ни о каком сотрудничестве разговора не шло. Чтобы тебе было понятнее, приведу пример из жизни искусства. Потому что в реальной жизни это не часто бывает. Боевики смотришь? Честный полицейский, действующий на свой страх и риск, коррумпированная верхушка, безжалостные злодеи, – одним словом, под прицелом. К сожалению, на этот раз это не боевик. И, признаюсь, ощущение на редкость противное. Чувствуешь себя не героем, а мухой в стеклянной банке… А ты говоришь, сексот! Да к твоему сведению, информаторов набирают из все тех же уголовников, а не из молодых женщин с филологическим образованием!
На лице Нади появилось неуверенное выражение.
– Да я ничего, – сказала она. – Просто к слову пришлось… А что, неужели этот Васильков… как его… безжалостный злодей?
– Вряд ли, – сказал Гуров. – Скорее уж, коррумпированная верхушка… Но, вообще говоря, дело тут не в Василькове. Точнее, не в одном Василькове. Возможно, он вообще ни при чем. Но без него я вынужден тыкаться по углам как слепой котенок. Он должен знать ответы на вопросы, которые меня интересуют, понимаешь?
– А почему вы не поищете его на работе? – спросила Надя. – Он же где-нибудь работает, правда?
– Хороший вопрос! – сказал Гуров. – Только уже искал. Пусто.
– Значит, он смылся? – восхищенно проговорила девушка. – Здорово! В боевиках тоже, кстати, полиция все время опаздывает… Ну ладно, если уж так все плохо, я вам помогу. Только… – она замялась. – Плохая на меня надежда, простите за дурацкий каламбур! Понимаете, я по ночам вроде работаю… Я репортер, как это называется, светской хроники – презентации, концерты, ночные клубы, элитные рестораны… За ночь так намаешься, что потом весь день дрыхнешь. Если только случайно что замечу…
«Вот чем объясняется ее странноватый вид и заспанные глаза! – подумал Гуров, сразу падая духом. – Она, оказывается, ночная пташка! Не очень удачный ты сделал выбор, Гуров! Жаль. А ведь такая девушка могла бы найти себе работу и получше… Наверное, здесь ей немало платят, в этом все дело. Сейчас везде все дело в этом…»
– Ну что ж! – сказал он вслух. – Хотя бы случайно… У меня теперь судьба такая – только на случайность и надеешься!
Глава 9
Слова Гурова, которым даже он сам не придал никакого значения, оказались пророческими. И пророчество сбылось без задержки – той же ночью. На самом деле Гуров не признавал никаких случайностей и не хотел тешить себя иллюзиями. Разговор с Надеждой он считал ошибкой и постарался побыстрее выбросить его из головы. Однако Надежда ночью позвонила ему. Позже Гуров подумал, что без колдовства здесь, наверное, не обошлось.
Произошло это как раз в полночь. У Марии в этот день не было спектакля, поэтому у них появилась возможность отправиться на покой раньше, чем обычно. Обычно ни Гуров, ни Мария не пренебрегали такой возможностью, потому что безумный график работы выматывал обоих. Однако сегодня все было иначе.
Гуров, старавшийся никогда не взваливать на плечи жены свои проблемы, на этот раз не сумел удержать планку. Как ни старался он, а скверное настроение, охватившее его к концу дня, то и дело прорывалось наружу – в хмуром взгляде, в раздраженной интонации, в необычной замедленности движений. Глядя на него, начала нервничать и Мария. Она догадывалась, что неприятности Гурова как-то связаны с недавним явлением невменяемого Крячко, но о подробностях спрашивать не решалась. Гуров тоже не торопился ничего объяснять. Ему не хотелось обнаруживать свою слабость перед женщиной, которую он любил больше всего на свете. Наверное, это было глупо, но Гуров считал такую глупость простительной.
