— О, Фритц, как мило с твоей стороны… но, по правде, мне нужна одна чашка. Я буду есть прямо из упаковки, как бы неряшливо это ни звучало. Но мне пригодиться… о, спасибо. — Она улыбнулась, когда дворецкий протянул ей ложечку для мороженого.
— Ты читаешь мысли?
Доджен покраснел, покрытое морщинами, древнее лицо расплылось в улыбке.
— Нет, моя госпожа. Но иногда у меня неплохо получается предугадывать желания.
Сняв крышку упаковки с тремя вкусами, она запустила туда ложку, аккуратно пытаясь зацепить только ванильную часть.
— Скорее всегда.
Когда он покраснел как маков цвет и опустил без того смущенные глаза, Бэт захотелось обнять его. Но в последний раз, когда она сделала что-то подобное, он чуть не свалился в обморок от нарушения приличий. Доджен жил согласно четкому кодексу поведения, и хотя их заветное желание — хорошо служить, они были просто не в состоянии выносить похвалу.
Плюс айЭм и без того заставил его понервничать.
— Вы уверены, что я не могу разложить ваши порции? — тревожно спросил дворецкий.
— Знаешь, я хочу сделать это сама.
— Тогда, может, я понесу ваш поднос?
— Нет, я справлюсь. — Казалось, он сейчас взорвется. Закончив с чашкой Лэйлы, она решила подстраховаться: — Ты мог бы убрать мороженое за мной?
— Да, конечно, госпожа. И ложечку. Я позабочусь об этом.
Когда он скрылся словно грабитель с краденым, Бэт покачала головой, взяла поднос и вышла в столовую. Пройдя через дверь в другом конце комнаты в фойе, она была вынуждена остановиться и окинуть все взглядом. Несмотря на то, что она видела трехэтажную громадину каждую ночь в течение последних двух лет, она до сих пор входила в головокружительное пространство словно в другой мир: все, начиная с золотой лепнины до яркого мозаичного пола, потолка украшенного фреской, столь высоко расположенного над колоннами из мрамора и малахита… все являло собой чистую магию.
И царское величие.
На самом деле, весь особняк был творением искусства, каждая комната в доме представляла собой разные оттенки внушающей трепет роскоши, разные тона идеальности в каждом помещении.
До того, как Роф пришел в ее жизнь, ей никогда это не нравилось… даже представить такое не могла. Милостивый Боже, она до сих пор помнила, как они вдвоем впервые заехали сюда. Держась за руки, они обошли все этажи и крылья от подвальных катакомб и до стропил над чердаком. Как много комнат было в особняке? Она сбилась со счета на пятидесятой.
С ума сойти.
Только подумать, это здание — не единственное унаследованное от отца имущество. Деньги… целая куча денег.
Настолько много, что, даже отдав половину Джону Мэтью, когда он вошел в их жизнь, ее брат забрал миллионы, а состояние не ощутило потери.
Сумасшествие, полное.
Бэт пересекла изображение яблони на полу и ступила на покрытую красной дорожкой лестницу, направляясь на второй этаж. Будучи всю свою жизнь сиротой, для нее стало шоком осознать, что ее отец знал о ней, наблюдал, присматривал за ней. Но, из того, что она слышала, в этом был весь Дариус. Никогда не уклонялся от своего долга.
Боже, хотела бы она познакомиться с ним.
Особенно сейчас.
Добравшись до вершины лестницы, она заметила открытые двери в кабинет и своего мужчину там, где тот так ненавидел находиться… сгорбленные над акрами бумаг, испещренных шрифтом Брайля, его огромные плечи закрывали собой большую часть трона, на котором он сидел, его талантливые пальцы пробегали по строчкам, брови были низко опущены к очкам в оправе…
Оба — ее мужчина и Джордж, его любимая собака-поводырь — подняли головы, будто учуяли ее запах.
— Лилан, — позвал Роф на выдохе.
Золотой ретривер, карабкаясь, подпрыгнул из своей свернувшейся позы на полу, махая хвостом, обвисшие щеки растянулись в улыбке, от которой он чихнул.
Он улыбался только ей… но, как бы он ни любил ее, пес не отходил от Рофа.
Ставя серебряный поднос с мороженым на столик в коридоре, она зашла в кабинет и махнула Сэкстону, который сидел на своем привычном месте на одной из бледно-голубых французских кушеток.
— Как поживают самые работящие парни на планете?
Юрист по Древнему Праву оторвался от своей кипы бумаг и поклонился ей, превосходный костюм, сшитый на заказ, с легкостью принял его движения.
— Вы прекрасно выглядите.
Ну, разве он не душка?
— Спасибо. — Она обошла огромный стол и обхватила лицо своего мужа руками. — Привет.
— Я так рад, что ты здесь, — выдохнул он… словно они не виделись сто лет.
Наклоняясь, чтобы поцеловать его в губы, она знала, что он закрыл глаза, хотя и не видела их за темными линзами очков.
А потом нужно было обратить внимание на пса.
— Джордж, как ты? — Она также приласкала и пса. — Ты заботишься о нашем Короле?
Пыхтение и удары хвоста о трон стали самыми большими и жирными «ДА», какое она когда — либо слышала.
— Итак, парни, над чем работаете? — спросила она, когда Роф притянул ее на свои колени и погладил по спине.
Так странно. До их встречи она ненавидела сюси-муси, претенциозные нежности влюбленных. Но, вот неожиданность, времена меняются.
— Просто петиции. — Понимай как «чепуха, которую я лучше кину в топку, чем прочитаю».
— И у нас осталось две дюжины. — Сэкстон вытянул руку, словно она затекла. — А потом необходимо обсудить решения споров и уведомления о рождении и смертях.
Роф откинул голову назад.
— Я все равно думаю, что можно иначе управиться с этим. Сэкстон, мне противно, что я превратил тебя в секретаря.
Мужчина пожал плечами, склонившись над блокнотом линованной бумаги.
— Я нисколько не возражаю. Что угодно ради выполнения работы.
— И на этой ноте: что дальше?
Сэкстон достал листок бумаги из толстой стопки:
— Точно. Итак, этот джентльмен желает взять вторую шеллан…
Бэт закатила глаза.
— «Жены-сестры», специздание для вампиров?
— Это законно. — Сэкстон покачал головой. — Хотя, честно говоря, будучи геем, я не понимаю, по какой причине мужчины заводят и первую, не говоря уже о нескольких… ой, в смысле, вас это не касается, моя королева. Ради вас стоит сделать исключение.
— Юрист, следи за языком, — прорычал Роф.
— Шучу, — парировал мужчина.
Бэт улыбнулась тому, как комфортно им стало в обществе друг друга.
— Подождите, значит многоженство — обыкновенное дело?
Сэкстон элегантно повел плечом.
— Раньше, когда популяция была больше, многоженство имело широкое распространение. Сейчас же всего стало меньше: браков, рождений, смертей.
Роф прижался губами к ее уху:
— Можешь остаться со мной, сделаем перерыв?
Он заерзал бедрами, что значило, что его мозг сделал незаконный разворот на сто восемьдесят в горизонтальное положение. Или вертикальное… видит Бог, он был достаточно силен, чтобы держать ее над полом столько, сколько пожелает.
Когда тело наполнилось теплом… она вспомнила про мороженое, оставленное в коридоре.
— Дашь мне час? Я должна…
Грохот с площадки второго этажа заставил их всех резко повернуть головы.
— Это что за чертовщина? — спросил Роф сквозь зубы.
***
В центре города, в том переулке, Кор припал к земле и зажал рукой пулевую рану, звуки стрельбы раздавались вокруг него, а визг шин объявил о прибытии новых бандитов.
Укрытие. Ему нужно в укрытие… немедленно. Тем людишкам было не до него, но огонь был шквальным, словно ливень, и таким же непредсказуемым, как стадо быков на родео.
Отпрыгивая назад, он прижался к стене здания, и боль в плече ошеломила его. Но у него не было времени думать о ней. Посмотрев направо… налево…
Единственное, что он увидел — дверь примерно в пятнадцати футах от него… и, рухнув наземь, Кор перекатился к ней, в процессе доставая свой пистолет. Сделав два выстрела в запирающий механизм, он с силой ударил по двери и нырнул в открывшуюся темноту.
Внутри пахло сероводородом… и чем-то сладким.
До тошноты сладким. Словно трупной гнилью.
Мерзко… словно лессерами.
Когда он закрылся внутри, снаружи продолжали раздаваться выстрелы, и весьма скоро завизжат сирены. Вопрос в том, сколько убито, а сколько — ранено, и доберется ли кто-нибудь из бесхвостых крыс сюда?
Увы, на эти вопросы он ответит после того, как выяснит, почему это место пахло врагом.
Доставая ручку-фонарик, он осветил помещение со своего положения на грязном полу. Кухня общепита, очевидно, была заброшена, с промышленного вентилятора над плитой и пустых полок над столешницами свисали нити паутины… всевозможные поверхности покрыты пылью… свидетельства поспешного переезда мусором разбросаны по дороге к выходу.
Поднявшись на ноги, Кор описал фонарем жирные круги. Столы для готовки заставлены пустыми опрокинутыми корзинами, когда-то служившими подставками для рекламных порций соусов и йогуртов, бутылки с горчицей и кетчупом, без крышек, но все еще полные, показывали, что содержимое успело затвердеть, давно прошедшее стадию гниения и перешедшее к мумификации. Чуть дальше — ряд подносов у покрытой ржавчиной промышленной посудомойки, с ложками и вилками, с непрозрачной стеклотарой, словно посуда ждала, когда призрачный мойщик запустит их в машину.
