статуса в культуре. Пожалуй, наиболее системно это образное представление воплощено в произведениях живописи XV – начала XVI века с изображением выпуклого (конвексного) зеркала. Чаще всего это вариации уже упомянутой в первой главе рекурсивной художественной техники мизанабим («картина на картине»). Поразительно, что прежде в фокус внимания специалистов попадали преимущественно сами зеркала как знаковые детали, и почти никем не отмечалось, что наиболее последовательно в них отражались именно книги.
Робер Кампен.
Иоанн Креститель и донатор Генрих фон Верль. Левая створка алтаря. 1438. Дерево, масло[55]
Фрагмент[56]
Один из таких зеркально удвоенных томов присутствует на левой панели алтаря Верля кисти нидерландского мастера Робера Кампена. Мы видим Иоанна Крестителя с лежащим на фолианте ягненком. Смысл этого образа раскрывается в Апокалипсисе: «Посреди престола и четырех животных и посреди старцев стоял Агнец, как бы закланный, имеющий семь рогов и семь очей, которые суть семь духов Божиих, посланных на всю землю. И Он пришел и взял книгу из десницы Сидящего на престоле». Зеркальное отражение книги может символизировать пророчества Иоанна, а также самого Христа как Зеркало Мира. «[Премудрость] есть отблеск вечного света, и чистое зеркало действия Божия, и образ благости Его», – сказано в Книге Премудрости Соломона.
Здесь еще нет ни конфликта смыслов, ни диссонанса образов. Мы наблюдаем лишь органичное претворение внешнего, зримого образа во внутреннее переживание, религиозное чувство. Перед нами визуализация мистического опыта молящегося. Нам остается разве что гадать, какой город виднеется в отражении окна – земной или небесный. Соединение в одной живописной композиции настоящей книги и ее оптической проекции знаменует нерасторжимую взаимосвязь дольнего и горнего.
Ханс Мемлинг.
Диптих Мартина ван Ньювенховена. Фрагменты левой створки. 1487. Дерево, масло[57]
Фрагмент[58]
Шедевр фламандского художника Ханса Мемлинга представляет Богоматерь сидящей на низком табурете с Младенцем на руках. Справа на пюпитре раскрыта книга, но зритель обнаруживает ее только в круглом зеркале, едва заметном в полумраке комнаты. Двойственностью композиционного решения ознаменовано то же символическое отображение небесного в земном. Зеркало подчеркивает сущностную двуплановость книги, ее присутствие сразу в двух мирах – вещном и сакральном. Этот мотив симметрично повторяется в переплете оконной рамы: обыденный пейзаж словно осенен крестом. Отзеркаленное изображение книги уводит взгляд зрителя к солнечным просторам Фландрии и дальше, все дальше – к горизонту мироздания; туда, где мистическая иллюзия становится реальностью…
В данном контексте нельзя не упомянуть старинный обычай паломников наводить зеркальца-амулеты на святые мощи, чтобы запечатлеть Божью благодать. Отраженное изображение святыни проецировалось в маленькую коробочку, которая с того момента считалась хранящей частичку святости. Для удобства зеркала крепились ко лбу. А придумал производить такие конструкции не кто иной, как… изобретатель печатного станка Иоганн Гутенберг! Их так и называли – зеркала Гутенберга. Некоторые специалисты предполагают, что «зеркало» было словом-шифром, означавшим «зерцало человеческого спасения». Так назывались печатные листки с изображениями святых и короткими дидактическими текстами. Эти ранние образцы печати продавались на ярмарках паломникам.
Далее отзеркаленный образ книги находим на картине «Меняла с женой» другого фламандского живописца, Квентина Массейса. Это уже XVI век и новая страница истории книжности. Период инкунабул (изданий, выпущенных до 1501 года) завершился – началась эпоха массовой печати. Мир пока по-прежнему книгоцентричен, но у библейских текстов появляется все больше и больше светских конкурентов, а Священное Писание обнаруживает возможность разных стратегий и разных режимов чтения.
Согласно самой популярной трактовке этого знаменитого полотна Массейса, священная книга как духовное богатство противопоставлена материальным ценностям. Жена менялы отвлеклась от часослова, чтобы взглянуть на рассыпанные по столу монеты. Прямое значение образа книги (душеспасительное чтение) сопряжено с аллегорическим напоминанием о тщетности земных благ и осуждением стяжательства. Однако при внимательном рассмотрении раскрывается более тонкий смысл картины. Весы не только измерительный прибор, но и один из символов Страшного Суда. Горстка жемчуга – евангельская аллюзия: «Царствие Небесное подобно купцу, ищущему хороших жемчужин». Четки и графин с водой – символы чистоты Пресвятой Девы, изображенной на развороте часослова.
Так книга вновь обнаруживает свою сущностную двойственность – между вещностью и вечностью. И осуждение замещается увещеванием: заботы о благосостоянии должны уравновешиваться духовными стремлениями. Наглядная иллюстрация увещевания – отраженная в круглом выпуклом зеркале фигура монаха, погруженного в благочестивое чтение, на фоне колокольни. Оптическая иллюзия демонстрирует две возможности обращения с книгой – идеальную и реальную.
Квентин Массейс.
Меняла с женой. 1514. Дерево, масло[59]
Фрагмент[60]
Супруге менялы не нужно зеркало для «консервации святости», как паломникам, – этой цели служит часослов. Здесь оно обращено в сторону окна – туда, где простирается «большой мир», где кипит жизнь со всеми ее искушениями и страстями. Но в композиции картины уже пунктирно просматривается оппозиция чтения священного и светского. Если у Кампена и Мемлинга зеркальное отражение символически усиливает небесную энергию, заявляет Божью благодать, то у Массейса оно демонстрирует два режима чтения: медитативный, предельно сосредоточенный (монах за окном) и обиходный, прерываемый повседневными занятиями (женщина в комнате).
Сквозь стеклянный шар
В барочную эпоху конвексные зеркала на живописных полотнах уступают место стеклянным шарам, отражающим выборочные фрагменты изображаемого пространства. Это не менее сложные оптические иллюзии, требующие высокого мастерства художника, знания законов перспективы и светопреломления. Шар был и модным элементом декора, и символически нагруженным предметом. И снова едва ли не самым частым отражением в нем становилась книга – уже не просто загадочно мерцающая, но причудливо искаженная, утрачивающая исходный облик.
Один из известных примеров – шедевр Яна Вермеера «Аллегория католической веры». Картина написана в период запрета в Республике Соединенных провинций публичных празднований мессы и трактуется как визуальное иносказание художника, обращенного в католицизм. Книга на аналое – скорее всего, миссал (Missale Romanum), богослужебная книга, содержащая последование мессы с сопутствующими текстами, – удвоена стеклянным шаром под потолком.
В каталоге Метрополитен-музея, где сейчас хранится холст, эта деталь обозначена как «стеклянная сфера» (glass ball), возможно символизирующая Небеса. По другой версии, эта деталь заимствована Вермеером из сборника эмблем Виллема Хесиуса как образ человеческого разума, отражающего зримый мир и обладающего способностью верить в Бога. Книга раскрыта, значит, ждет прямого общения с верующим, готова принять его в свое лоно.
Ян Вермеер.
Аллегория католической веры. 1670–1672. Холст, масло[61]
Фрагмент[62]
Стеклянный шар, подвешенный лентой к потолку или установленный на деревянной подставке, встречается и в голландских натюрмортах-ванитас (лат. vanitas – «суета, тщеславие») на тему бренности бытия как один из символов краткости земного существования, мимолетности славы, эфемерности прижизненных достижений. Здесь он тоже аллегорически взаимодействует с образом книги, частично скрывая от зрителя надписи на обложке либо отражая ее в причудливо деформированном виде. Так, на картине Винсента Лоренса ван дер Винне шар размещен вплотную к фолианту и загораживает его название, зато позволяет увидеть отраженный в стекле автопортрет художника. Контекст изображения представлен маленьким раскрытым томиком с видом Антверпена.
Винсент Лоренс ван дер Винне.
Суета сует (Vanitas). 1685. Холст, масло[63]
Образ зеркально удвоенной книги также вписывается в голландскую традицию «показного натюрморта» (нидер. pronkstilleven; англ. ostentatious still-life), представляющего характерные предметы роскоши для демонстрации интересов, вкусов, привычек заказчика, а также технического мастерства художника в передаче разнообразных фактур и текстур. Композиция Петера Герритса ван Ройстратена включает традиционные образы ванитас: череп, монеты, книгу и все ту же стеклянную сферу. На развороте фолианта мы видим гравюру с изображением древнегреческого философа Демокрита и философской надписью: «Все больны от рождения, тщеславие разрушает мир». Надпись увеличена и вместе с тем деформирована отражением на сферической поверхности. Человеческая мысль искажается незнанием и ложью – столь же
