— Но нужно смотреть вперед, — добавил Эльвестад. — Показать, что у нас есть хорошего. Превратить негатив в позитив. Ты так не считаешь?
Я не понимал, о чем он.
Он сказал, что сейчас Одда в центре внимания. Именно теперь в город приехало много талантливых журналистов. И эту ситуацию надо использовать в полной мере. Он не знал, что лучше: устроить пресс-конференцию или поговорить с каждым журналистом отдельно.
Я ждал. Я не понимал, к чему он клонит. Но Эльвестад замолчал.
— Что ты хочешь всем этим сказать? — поинтересовался я.
Председатель встал. Достал из кармана носовой платок и отер пот с лица. Сказал что-то о том, что Одда сейчас в тупике. На побережье сейчас дела обстоят неважно. Да что там, просто паршиво. И хотя Одда и подобные места изменили образ Норвегии, спасибо нам никто не скажет. Об Одде нужно снова заявить. Пресечь негативную тенденцию.
От солнца в комнате было невыносимо жарко. Я не знал, как писать о напряженном настроении в Одде. Лучший вариант — опросить местных цветочниц. Для цветочниц убийство — это событие номер один. Эльвестад продолжал вещать: кто-то должен стимулировать новую экономику, надо искать решения. Я подумал, что человек он неплохой. Хорошо все планирует, пользуется доверием большинства. Авторитетный от природы.
Я сидел и с усмешкой смотрел на его волосы. Эльвестад признался мне, что красит их в седину. Так-то у него было еще много темных волос. Этот прием он вычитал в книге про Билла Клинтона. Нельзя выглядеть слишком хорошо, если хочешь сделать политическую карьеру. К тому же ведь половина оддинских избирателей — пенсионеры.
Мне пришло текстовое сообщение. От Ирен: «Позвони мне на работу».
~~~
Я смотрел на воркующих бесстыжих голубей на подоконнике. Солнце выжимало из моей кожи капли пота, и он тек с меня ручьем. Я терял терпение. Председатель все читал свою проповедь о грядущих испытаниях. Тот из оддинцев, кто думает, что закончил свое образование, на самом деле вовсе не образованный, а конченый, считал председатель. Нужно взять то лучшее, что досталось нам от социал-демократии, и вступать в новое время.
— А какой итог? В двух словах? — спросил я.
Председатель притих. Сказал, что подумает. Что нужно правильно сформулировать. Отошел к мини-гольфу и сделал пробный удар. Потом повернулся ко мне:
— Если нужно в двух словах, то я бы выбрал: «Поднимем Одду!»
Он сказал, что работа по преобразованию идет на лад. Это отражено в отчетах «Хьюстон консалтинг груп». По программе «Поднимем Одду!» создано много новых рабочих мест. И теперь главное — привлечь прессу. Я заметил, что «привлечь прессу» — одно из любимых его выражений. Если привлечь прессу, то все пойдет как по маслу.
Мне хотелось сказать, что отчеты — просто фокусы. Проделали какие-то пассы — глядишь, новые рабочие места. А на самом-то деле все работали, как и раньше, только теперь — в частных фирмах со смешными английскими названиями. Но я ничего не сказал. Я хотел просто уйти. Сказал, что подумаю. И скажу ему. Эльвестад ответил, что ему очень важно мое мнение.
Я пошел в парк камней и там набрал ее номер. Услышав мой голос, Ирен вздохнула. Сказала, просто хотела убедиться, что со мной все в порядке.
— Ты ведь не собираешься сделать что-нибудь ужасное?
Я не знал, что ответить. Я и сам не знал, собираюсь или нет.
— Не нужно, любимый.
Я молчал. Она сказала, что ей нужно меня увидеть.
Я ответил, что если она подойдет к окну, то увидит.
— Ты где? — спросила она.
— В парке камней.
— Ты шутишь.
— Подойди к окну, — сказал я.
Ее лицо показалось в одном из окон библиотеки. Навес был опущен, но я заметил, что на ней светлое летнее платье. Она некоторое время вглядывалась, потом увидела меня.
— Помаши мне рукой, — сказал я.
— Ты как ребенок, — сказала она.
И помахала.
Она сказала, что ей было так душно, что хотелось сбежать с работы. И что ей очень нужно со мной встретиться. Нельзя, чтобы вот так все закончилось. Можно встретиться в домике у плотины? В последний раз?
— Сегодня вечером? — спросил я.
— Да, — сказала она.
Я подумал, что мне надо работать и быть в зоне доступа. Никогда не знаешь, что случится. Сербов могут арестовать. В городе — начаться беспорядки. Мало ли… И все же день для свидания — самый подходящий. Все вокруг заняты своими делами, и им не до нас. Может, проделать во времени дырочку и улизнуть?
— Ты должен, — сказала она. — Мы должны.
Сколько же раз такое уже случалось? Я думал, что все, конец. Но конца не предвиделось. Конец. Продолжение. Все кончено. Ничего не кончено.
— Поцелуй, — попросил я.
— А если кто-нибудь увидит?
— Поцелуй.
— Роберт, секунда — и все пропало.
— Поцелуй.
— Роберт…
Она послала мне воздушный поцелуй.
— Я подберу тебя в полдесятого? — спросила она. — Возле автозаправки?
Я закончил разговор, но не торопился уходить из парка. Даже лучше, если все это закончится. Тогда можно будет с криком разбить голову об асфальт. Теперь тело не понимало, чего надо голове. Я был рад, что Ирен хочет меня видеть. Мне было грустно, что она не хочет, чтобы мы были вместе.
Я не мог встать со скамейки. Тени деревьев полосовали брусчатку. В этом парке камней не было почти ничего. Только пара статуй, несколько скамеек и фонтан, забитый мусором и обертками от мороженого. Люди приходили сюда в основном на первое мая и на семнадцатое.[9]
Мне никогда здесь не нравилось. Когда я был в парке камней, то всегда думал о других далеких местах. Местах, где можно встать со скамейки и уйти прочь.
~~~
Позвонил Мартинсен. Им была нужна машина. Я спросил, неужели нельзя взять одну напрокат. Мартинсен ответил, что сама машина — не проблема, нужен шофер, хорошо знающий местность. Срочно. Я не спеша подошел к «вольво» и повел машину к полицейскому участку. Там в нее запрыгнули Мартинсен с Боддом. Мне было сказано следовать за черным «саабом», который ехал по Фольгефонгате. Я спросил, что происходит.
— В черном «саабе» — «Верденс Ганг», — откликнулся с заднего сиденья Бодд.
Я поехал по Фольгефонгате и догнал «ВГ» еще до выезда на главную дорогу. Мартинсен глянул в боковое зеркало.
— А вот и «Дагбладе» с «НТБ», — сказал он.
— А Крипос не видно? — поинтересовался Бодд.
Он сказал, что они едут на двух автомобилях: белой «субару» и «тойоте» стального цвета. Я заметил эти машины чуть впереди «сааба». Они мигнули левым поворотником и выехали на главную дорогу. Колонной мы поехали по долине. В Эйде машины Крипос покружили по улицам и поехали обратно. Медленно, так, что висеть у них на хвосте было легко. Казалось, будто они и сами не знают, куда ехать.
— Куда они едут? — спросил я.
Бодд сказал, что не знает. Но, если за Крипос поехали «ВГ», нам остается только ехать за ними. У них-то с полицией — отличный контакт. Когда полиция хочет кому-нибудь что-нибудь сообщить, всегда сообщают «ВГ». Мы снова поехали к центру и дальше, на запад. Мне показалось, что с нами играют. В кошки-мышки. Бодд спросил, живут ли беженцы где-нибудь, кроме приюта. Я ответил, что кто-то живет в центре города, но там, куда мы едем — никто.
— А кто в таком случае там живет? — продолжал Бодд.
— Я живу, — ответил я.
— Черт, так это тебя ищет полиция? — осклабился Бодд.
У бревенчатого лагеря «Родной дом» обе полицейские машины притормозили. Потом поехали по гравийной дорожке к месту для пикников. За ними отправились «ВГ». Я решил не отставать. В боковое зеркало я видел, как вплотную следуют «Дагбладе» и «НТБ».
Мы добрались до маленького плато над фьордом и остановились на его краю. Из «субару» вышли трое мужчин и одна женщина. Из «тойоты» — четверо мужчин. Бодд щелкнул пальцами.
— Какого лешего они сюда приперлись? — спросил он.
Через лобовое окно я увидел, как один мужчина открывает багажник. Вынимает сумку и относит к столику. Женщина идет с пакетом из «Кооп-Меги».
— Что, черт возьми, они с собой притащили? — спросил Бодд.
Появился даже Борода из «Хардангерской народной газеты». Прикатил на старой «Ладе». Вон вчерашний парень из Крипос, который давал пресс-конференцию. Он шагал прямо к нашей «вольво».
— Что происходит? — поинтересовался Бодд с заднего сиденья.
— Пиццу будут есть, — ответил я.
Полицейский наклонился к нашему боковому окну.
— Вы голодные? — спросил он.
Мы не отвечали.
Полицейский сказал:
— Если вы не голодные, дайте нам поесть спокойно.
Он отправился к «ВГ», «Дагбладе», «НТБ» и «Народной газете». Склонялся над различными автомобилями и разговаривал с журналистами. Мартинсен был прав. В черной сумке оказалась пицца. Полицейские накрыли на стол и приготовились есть. Некоторое время мы сидели молча.