– Слава, ты что-то путаешь, – после паузы произнёс хирург. Взгляд его стал настороженным. – Нет у нас в больнице такого специалиста. Вообще нет из персонала никого по имени Пётр Арсеньевич.
Они оба уставились на меня. Я стоял, как идиот, и тоже пялился на них, чувствуя, как в голове включается безумная карусель, а земля уходит из-под ног.
– Ты уверен, что это было? – спокойным тихим голосом осведомился Валентин Михайлович. – Может, тебе это приснилось?
– Слушайте, но это же легко проверить! – с отчаянием чуть ли не выкрикнул я. – Ведь в регистратуре есть журнал посещений, там всё отмечается!
– Ну что ж, сейчас и посмотрим, – кивнул врач.
Он вышел и вскоре вернулся с толстым журналом в руках.
– Вот смотри, – Валентин Михайлович развернул журнал передо мной. – Все визиты к тебе зарегистрированы. У нас с этим строго. Никто просто так в палату не пройдёт.
Я вперился в страницы, где были вписаны все посещения больного такого-то, то есть меня, с даты поступления до сегодняшней включительно. Я просмотрел всё тщательно.
Да, там была отмечена матушка, мои друзья, знакомые, родня, и Витька был, и Жора.
Петра Арсеньевича не было.
Меня будто кто-то огрел дубиной по голове.
– Да как же так, – пробормотал я.
Ноги у меня мгновенно ослабли, и я плюхнулся задницей на койку.
– Ничего, это бывает, – успокаивающе сказал врач. – Посттравматический синдром. Ложные воспоминания и тому подобное. Ты не беспокойся, со временем пройдёт.
Они с медсестрой немного постояли, сочувственно глядя, и вышли.
Значит, это у меня были галлюцинации? Я схожу с ума? Психотерапевт и всё, что он говорил – не более чем плод моего больного воображения? И всё, что я вспомнил – тоже?
Тогда почему Жора приходил ко мне с угрозами?
Ответа не было.
* * *
Через два дня меня выписали. Я вышел из здания больницы, опираясь на костыль. Ещё немного я хромал – сросшаяся кость всё же побаливала. Но в целом я чувствовал себя вполне сносно. На выходе меня уже ждали мать и такси, которое она вызвала.
Вырваться из больничного плена и вернуться домой – какая же это радость!
Следующие три дня я занимался в основном тем, что пересказывал многочисленным гостям свою историю падения в шурф и того, как я выбрался через пещеру. Во всех подробностях. Разумеется, начиная с того места, когда я очнулся на дне ямы. Все выражали сочувствие напополам с восхищением – мол, какой ты, Славка, молодец! Вот так и надо – никогда не сдаваться! Но всё же надо быть осторожнее, чтобы не попадать в такие переделки. Иначе ведь, сам понимаешь… И далее в таком духе.
Но главного никто не знал.
Я по-прежнему хранил молчание относительно того, что привело к данной ситуации. Я уже и сам не был ни в чём уверен. Как я мог положиться на свои воспоминания, если частью этих воспоминаний был фантом, образ, рождённый моим воображением?
Однако желание установить правду росло во мне с каждым днём.
И когда я почувствовал, что могу передвигаться без подпорки, я попросил Витьку о встрече. Дескать, дружище, есть важный разговор. Домой к нему идти не хотелось – вдруг там окажется Жора. А я бы много отдал, чтобы больше никогда не увидеть его физиономию.
Поэтому мы договорились встретиться в кафе, где частенько зависали компанией.
Витька согласился без особого энтузиазма в голосе. Я его понимал. О чём ещё важном между нами могла идти речь, кроме как о тех событиях?
Тем не менее, он пришёл. Когда мы уселись на наше излюбленное место – столик в углу возле окна – и заказали себе по кофе с мороженым, я решил сразу перейти к делу.
– Слушай, Витька, ты мне друг? – спросил я без обиняков, глядя ему в глаза.
– Ну, друг, – ответил он, чуть помедлив.
– Я не буду тебя снова спрашивать, как я оказался в шурфе. Чёрт с ним! Ты мне расскажи, что там случилось, по дороге с пасеки?
– Ты меня за этим позвал? – Витька опустил взгляд себе в чашку и стал размешивать ложечкой сахар.
– Да, за этим.
Я решил, что отступать уже ни к чему.
– Да ничего там особенного не случилось. Ты чего, Славка? – Витька хлебнул кофе и поднял на меня глаза, стараясь выглядеть невозмутимо. Но в его голосе задрожала беспокойная предательская нотка.
– Вить, я понимаю, что этот упырь тебя зашугал конкретно, – как можно спокойнее сказал я. – Я и сам его боюсь, честно тебе скажу. Он мало что здоровый, но к тому же совершенно безбашенный. Но и на него можно управу найти. Мы сможем, понимаешь?
Витька тяжело вздохнул.
– Ты чего от меня хочешь, Славка?
– А ты что, не понимаешь? Если он что-то такое сделал… он же ответить за это должен. Нам надо в полицию заявить. Или ты его думаешь покрывать?
– Что сделал? Что он там, по-твоему, сделал? – Витька уже заметно занервничал.
– Ну, например, человека задавил, – продолжал нажимать я.
– Какого хрена ты несёшь, Славка? – Витька зло усмехнулся. – Чего ты выдумываешь? У тебя что, крыша от сотрясения поехала?
Я смотрел на него несколько секунд. Витька заметно покраснел. И молча глядел на меня с рассерженным и ошарашенным видом, будто я ни с того ни с сего съездил ему по морде.
Мне стало понятно: ничего он мне не скажет. И на мою сторону добровольно не станет. Страх перед Жорой был сильнее.
И ведь я знал, знал, что ничего от него не добьюсь. На кой же чёрт я затеял и эту встречу, и этот разговор? Никому лучше от этого не стало, это уж точно.
Витьку мне трудно теперь считать другом, подумал я. И хорошо, если он Жоре ничего не скажет о нашем разговоре. Иначе тогда плохо может стать мне.
– Ладно, Вить, не хочешь – не говори, – я положил рядом с недопитой чашкой деньги и встал, собираясь уходить. – Но я всё равно так или иначе узнаю, что там было.
– И что ты намерен делать? – спросил Витька с ехидцей.
Вот тут бы мне, наверное, лучше было промолчать и оставить его со своим страхом. Но я помимо воли, будто некто другой шевелил моим языком, сказал:
– Я поеду туда. На то место, где всё случилось. А там что-то скверное случилось. И сам всё вспомню.
– Ну давай, дерзай, – ухмыльнулся Витька. – Только я тебя туда не повезу.
– Обойдусь как-нибудь без твоей помощи, – бросил я и пошёл на выход.
* * *
По дороге домой, перемалывая в голове неприятный разговор с Витькой, я успел сто раз пожалеть о том, что в запальчивости выдал ему свои намерения. Но отступать уже не хотелось. Да, он может передать Жоре, как уже делал. Но я надеялся, что Витька не придаст моим словам такого уж большого значения. Типа, если я до сих пор ничего не вспомнил, то и не вспомню уже никогда.
А кроме того, меня охватило какое-то злое упрямство. Наверное, мне хотелось доказать, прежде всего себе самому, что я не так уж боюсь Жору. И в своих поисках пойду до конца, чего бы мне это ни стоило. Хотя я понимал, что он запросто может свернуть мне шею и, если что, не остановится.
В полицию обращаться за помощью было бы глупо. Кто бы мне поверил, если у меня ничего, кроме воспоминаний, не было? И охрану от Жоры ко мне бы никто не приставил. Помощников у меня тоже не было, оставалось действовать в одиночку.
Получалось одно из двух: или мои воспоминания ложны, или Жора действительно сбил пасечника. Никто о том точно не знает, кроме них троих: Жоры, Витьки и Даши. Но ни Витька, ни Даша не подтвердят, если что-то и было. И пока я сам не вспомню, это останется тайной.
Мне обязательно надо вспомнить, хотя бы для себя. И единственный способ вспомнить – поехать туда, где всё случилось. Или ничего такого не было.
Интуитивно я был уверен: там всё выяснится.
В конце концов, я ведь могу поехать на пасеку. И, если старик-пчеловод окажется там жив-здоров, на том и успокоиться. Мне было бы этого достаточно.
Матери я ничего не рассказал о своих то ли воспоминаниях, то ли видениях. И о подозрениях своих тоже молчал. Не хотел её зря тревожить и расстраивать.
Ещё через несколько дней я дождался хорошего прогноза на завтра, и решил: пора.
Матушке сказал, что хочу съездить на велосипеде туда, к пасеке. Я уже ежедневно и подолгу разъезжал по округе. Ибо лечивший меня врач рекомендовал побольше двигаться после длительного лежания в палате. Так, мол, организм быстрее восстановится после травм.
На её обеспокоенный вопрос, что я там забыл, ответил, что мне в прошлый раз там понравилось, места очень красивые. Узнав, что я собираюсь ехать один, она взяла с меня слово, что не поеду на то чёртово месторождение, где чуть не разбился. Я пообещал, что меня там не будет, и что вообще буду предельно осторожен.
Как потом выяснилось, после того, как я собрался, сел на велосипед и уехал, мать всё же позвонила Витькиным родителям. Она хотела уточнить, не поехал ли Витька или ещё кто-нибудь из наших общих друзей со мной. Так, на всякий случай. Она не могла знать ни о том, что с Витькой я прекратил общаться после разговора в кафе, ни тем более о причинах нашей с ним размолвки. О моей поездке сразу же узнал и Витька, потому что был в тот момент дома.
