Мне уже не столько хотелось сходить к этому месту, которое давно манило меня к себе, сколько хотелось вылезти из машины, побыть на воздухе. И желательно одному.
Вроде никому туда ехать уже и не хотелось. Почему же нас понесло туда, а не домой? Наверное, прежде всего потому, что Жора был пьян. Ему пока нельзя было вести машину на трассе, и мы все это понимали. Наверное, и он понимал. И нам нужно было подождать какое-то время, чтобы хмель у него выветрился. Хотя бы отчасти. Вот почему мы решили всё же ехать туда. По крайней мере, в тот момент я думал так.
Мы с Витькой вышли. Я достал из багажника свой рюкзачок, надел.
– Давай вот здесь пойдём, – сказал я, указывая на самое лёгкое, как мне казалось, место для подъёма.
– Ну, пошли там, – безразлично ответил Витька.
Мы без особого труда взошли на известняковое плато. Отсюда открывался потрясающий вид на все триста шестьдесят градусов. Леса, окружавшие месторождение, поднимались из-за неровностей ландшафта почти на всём обозримом пространстве как бы волнами. Местами над этим сплошным сосновым царством возвышались серо-коричневые верхушки скал. А на самом горизонте, за широкой зеленой полосой лугов, откуда мы ехали, серебристо блестели на солнце пятна озёр.
Мы с Витькой стояли, как зачарованные, озираясь и разглядывая эту красоту.
– Эх, классно! – сказал я.
– Да, всё ж не зря сюда ехали, – согласился Витька.
Мы помолчали. Вокруг было так здорово, и думать ни о чём плохом не хотелось.
– Как думаешь, скоро он протрезвеет? – наконец спросил я.
Витька пожал плечами.
– Да чёрт его знает… Может, и быстро. Он же здоровенный, как бычара. Это мы бы с тобой свалились с целой бутылки. А он может и две высадить зараз, нефиг делать.
– Так всё-таки, что теперь делать-то будем, Вить? – озабоченно спросил я.
– «Что делать, что делать…» – хмуро передразнил Витька. – Обсудили уже! А сейчас главное – до дома добраться нормально.
– Ладно, – вздохнул я. – Давай хоть пройдёмся. Посмотрим, что тут интересного.
Я уже разглядел ближе к центру плато, в паре сотен метров от нас, какие-то странные отверстия. Мне сразу подумалось, что это ямы, проделанные в результате выработок либо геологоразведочных работ. И потом оказалось, так и есть.
Оглядевшись ещё раз, я увидел, что к нам пьяной вихляющей походкой приближается Жора. Пока мы с Витькой наслаждались видами и переговаривались, он попёрся за нами и тоже поднялся сюда.
– Чёрт, его-то сюда зачем несёт? – с досадой, но тихо проговорил я.
– Да не знаю, что ему в машине не сидится, – хмыкнул Витька. – Может, за меня беспокоится.
– Сомневаюсь, – усмехнулся я. – Ладно, ты как хочешь, а я пошёл.
Я повернулся и зашагал к отверстиям, темневшим вдалеке на фоне изжелта-серой породы под ногами. Витька постоял, словно раздумывая, потом неуверенно тронулся за мной.
Подойдя поближе, я убедился: да, точно, это шурфы. Они располагались друг от друга на расстоянии нескольких метров. Вокруг отверстий из породы торчали какие-то металлические детали – наверное, остатки горнодобывающего оборудования. Когда-то, наверное, отсюда на поверхность извлекали доломит или что ещё там… Но почему-то перестали. Возможно, порода оказалась не подходящая, с примесями. Не знаю, надо будет преподавателя спросить…
Я думал обо всём этом механически и почти без всякого энтузиазма. Что-то другое тяготило меня и не шло из головы, как вбитый клин. То ли я тревожился, как поедем обратно, то ли ещё что… Сказать себе точно я по-прежнему не мог.
Я присел на корточки возле края одного из шурфов, заглядывая внутрь. М-да, ничего похожего на шунгитовые сланцы не наблюдается… Надо бы другие посмотреть, подумал я. Но сколько их тут всего? Сколько времени для этого понадобится? Захочет этот Жора нас дожидаться?
– Чё, профессор, интересно? – раздался совсем рядом Жорин пьяный голос.
Я вздрогнул. Жора стоял в метре от меня и криво усмехался, зажав в зубах дымящуюся сигарету. В раздумьях я и не заметил, как он приблизился. Витька тоже подошёл, но держался поодаль, будто чего опасаясь.
Какая-то недобрая у этого бугая была ухмылка, и его тухлые глаза глядели колюче. Я стал было выпрямляться, ещё не осознавая, что у него на уме. Но не успел встать. Жора быстро шагнул ко мне, выбрасывая вперёд руку. Я успел разглядеть у него в руке небольшой предмет, похожий на сигнальный фонарик.
Но это был не фонарик. Жора резким движением ткнул меня в шею над ключицами холодной металлической поверхностью. И меня тут же с головы до пят с треском пронзил огненный спазм. В глазах у меня всё вспыхнуло, а всё тело словно бы скрутилось в звенящий жгут боли. Я даже крикнуть не успел. Последняя мысль, которая у меня мелькнула перед тем, как передо мной всё разом померкло, как будто за один щелчок выключился весь мир, – это то, что в руке у Жоры был электрошокер, и он ударил меня разрядом.
В следующий миг Жора сильно толкнул меня в грудь, и я, как мешок, полетел вниз.
Потом был удар, и надолго наступила темнота…
– …Один! – кнутом хлестнул голос Петра Арсеньевича.
Я судорожно всхлипнул, дёрнувшись всем телом, и отрыл глаза.
* * *
– Да, вот это неожиданность… – нахмурившись, произнёс Пётр Арсеньевич, когда я закончил рассказывать. – Ну и как думаешь, почему он это сделал?
– Понятия не имею, – сглотнув, с трудом выговорил я.
То, что всплыло из глубины памяти, было для меня шокирующим откровением.
Психотерапевт помолчал, раздумывая о чём-то. Потом глубоко вздохнул и сказал:
– Вот что, Слава. Ты пока ничего никому не говори. И вообще не подавай виду, что это вспомнил. До поры до времени это должно остаться между нами. Нам с тобой нужно вспомнить, что было до того, как вы приехали к месторождению. Я предполагаю, что там у вас по дороге, после пасеки, что-то случилось. Следователь приходил к тебе неспроста. Нужно полностью восстановить картину событий. Тогда будет понятно, почему этот Жора сотворил такое. И почему твой друг, если всё видел, никому не сообщил.
– Ну, насчёт Витьки понятно, – ответил я. – Жора его просто запугал. Он и так-то Жору боится и слушается во всём… А вот зачем Жоре понадобилось меня спихивать в шурф? Да, тут не пойму. Я ему ничего плохого не сделал. Но не просто же так?
– Не просто, – кивнул Пётр Арсеньевич. – Даже самый отъявленный негодяй вряд ли станет без причины губить другого человека, да ещё на глазах у его друга. А ведь у него было явное намерение покончить с тобой. Как бы это ни было страшно тебе осознать.
Психотерапевт внимательно глянул мне в глаза из-под кустистых бровей. Он как будто хотел убедиться, что смысл сказанного дошёл до меня. Однако после всего пережитого, когда моя жизнь, можно сказать, висела на волоске, осознать и принять эту истину было не так сложно. Я кивнул и выдавил:
– Да, я это понимаю…
– Судя по всему, – уверенным тоном продолжал Пётр Арсеньевич, – он потом ещё накидал в яму сверху кусков этой породы. Чтобы всё выглядело, как будто ты сам упал. У него был мотив, и для него серьёзный. А какой – мы обязательно докопаемся. Но в следующий раз.
– Когда? – спросил я.
– Думаю, дня через три-четыре. Пока ты не готов вспомнить. Твоему организму надо восстановить все свои резервы, в том числе и психические.
– Хорошо, вам виднее, – пробормотал я.
– Отдыхай, Слава. – Пётр Арсеньевич поднялся. – Скоро увидимся снова. Но до тех пор, повторяю, о наших занятиях никому ни слова. Ни друзьям, ни полиции, ни даже маме. Договорились?
– Договорились, – я слабо улыбнулся.
Психотерапевт ушёл, оставив меня одного.
Да, теперь мне было о чём подумать.
* * *
Пётр Арсеньевич, как и говорил, на следующий день не явился. Не было его и послезавтра. Я за время его отсутствия поймал себя на мысли, что с нетерпением ожидаю его визита и следующего сеанса погружения в глубины своей памяти. Желание узнать, что произошло там, на дороге, свербило всё сильнее.
Большую часть своего лежачего времени я лежал, уставившись в потолок, и мучительно размышлял: почему Жора так поступил со мной? Не забавы же ради? Я же всё-таки человек, а не та пчела в машине, которую он недолго думая прихлопнул. Что я ему мог сделать? И ладно Даша – она в машине сидела. Она ни о чём не знала и, может, до сих пор не знает. Но Витька – он же всё видел… Почему он со мной и сейчас явно неискренен, и тогда на горе держался несколько странно? Будто он уже знал о Жорином намерении… А сейчас стыдится того. Чего же он тогда меня не предупредил, не дал знать хотя бы намёком? Он что, с Жорой в сговоре?
Было много вопросов, а ответов не было ни на один.
Радовало одно: боль с каждым днём слабела, уходила из всех частей тела. Травмы заживали, я чувствовал себя бодрее и лучше. Меня продолжали возить на перевязки и прочие положенные в таких случаях экзекуции. Я терпеливо сносил всё это, тем более что каждый раз давалось всё легче.
