А я тем временем крутил педали и мчался на своём двухколёсном транспорте по краю шоссе. Я следовал маршрутом той роковой поездки, которая едва не стоила мне жизни.
За два часа я добрался до места назначения. Недалеко от того самого поворота.
С одной стороны от узкой грунтовой дороги простирался зелёный цветущий луг, где-то в полукилометре от дороги поблёскивало небольшое озерцо. И ещё я разглядел в том же направлении, поближе, такие же сооружения, как на пасеке, похожие на большие почтовые ящики. Их было пять штук. Да, это были ульи, которые пчеловод поставил здесь. Возможно, я тогда не обратил на них внимания, или видел их мельком, но забыл.
А с другой стороны грунтовки высился сосновый лес, в километре позади дорога отворачивала и ныряла в его тёмные недра. И где-то далеко за бесчисленными деревьями маячила знакомая верхушка известнякового месторождения.
Да, если это и вправду случилось, то здесь. Сомнений не было.
Я остановился и некоторое время размышлял, что дальше: ехать на пасеку или оставаться тут. Да, я ведь хотел туда съездить… Но по-прежнему мысль о пчёлах, которых там полно, вызывала у меня дрожь.
Наконец я набрался решимости и покатил к пасеке. Это было нужно сделать. Иначе весь путь мог оказаться напрасным.
Мне повезло: хозяйка оказалась дома. Но выглядела она совсем не так, как месяц назад, когда мы вчетвером заявились к ней. Её взгляд был потухшим и скорбным. И мне сразу, как я её увидел, показалось, что она ещё больше постарела.
Как ни странно, она помнила и меня, и всех остальных. Она, как и в прошлый раз, сразу усадила меня за стол и стала потчевать чаем с мёдом. Я без предисловий поинтересовался, где хозяин, как он, здоров ли.
– Пропал он, милок, – со вздохом ответила старушка. – Аккурат в тот день, когда вы приезжали. Поехал ставить ульи и не вернулся.
У меня внутри всё похолодело. Худшие мои опасения подтверждались.
– Так его… и не нашли до сих пор? – с замиранием сердца спросил я.
– Не нашли, – она уголком платка вытерла слезящиеся глаза. – Ульи стоят на лугу, и машина наша с прицепом была там недалеко. А сам как сквозь землю провалился. Милиционеры-то приезжали, расспрашивали всех в округе, искали его, да всё зря. Я уж все глаза проплакала…
У меня так защемило сердце от жалости к ней, что я сам еле удержался от того, чтобы не зареветь. И мне уже становилось всё ясно.
Но что-то говорить определённо было рано. Что я ей мог сказать?
Я сглотнул болезненный ком, стоявший у горла, и с трудом выговорил:
– Я догадываюсь, что случилось. И я сделаю всё, чтобы найти его.
Она подняла на меня выцветшие, окружённые паутиной морщинок серо-голубые глаза:
– Как ты его, сынок, найдёшь? Всё уж обыскали без тебя.
Я подумал, что лучше ответить, и выдавил:
– Дело в том, что я его видел перед тем, как он… пропал. То есть мы, все мы видели… Только понимаете, мне нужно ещё немного времени. Я к вам вернусь и всё расскажу. Обязательно!
– Ну, Бог тебе в помощь… – она опять тяжело вздохнула, и я видел, что не особо она верит в то, что я сказал.
Я встал, наскоро попрощался и вышел из дома. Сел на велосипед и поехал обратной дорогой. По пути я отметил, что несколько пчёл вьются надо мной, и припустил что было мочи. Скоро они отстали.
Когда я подъезжал к повороту, меня вдруг охватила мелкая дрожь. Как будто некий толчок, идущий изнутри, заставил меня остановиться. Следуя изгибу дороги, я завернул за деревья и остановился. Да, вот оно, то самое место, где в моём воспоминании был сбит машиной старик-пчеловод. В том, что наша машина сбила именно его, у меня уже не осталось ни капли сомнения.
Так куда же он подевался?
Я походил туда-сюда по пыльной дороге, по примятой траве. Точно, вот здесь стоял его автомобиль с кузовом на прицепе. А вот тут рядом стоял он сам, когда Жора наехал на него.
Господи, подумалось мне, какая нелепая жестокость судьбы! Сделав своё дело, он встал здесь, непонятно зачем, и никто никогда уже этого не узнает. Может, что-то ремонтировал, а может, просто наслаждался видом или думал о чём-то своём. И смерть настигла его здесь в виде мчащегося с сумасшедшей скоростью джипа.
В том, что старика не было в живых, я тоже был уверен.
Он ведь должен был слышать звук быстро приближающегося автомобиля. Почему же не отошёл в сторону? Может, он был глуховат? Но ведь он и так стоял не на дороге, а на обочине. Откуда ж он мог знать, что джип не проедет мимо, а понесётся прямо на него? Что за рулём пьяный детина, который почти не управляет машиной?
Наверняка это место менты потом тщательно осмотрели, когда искали пропавшего человека. Тут уже не было ничего, что бы напоминало о трагедии. «Уазик» пчеловода с прицепом отогнали. Возможно, догадывались, что тут произошло. И знали наверняка со слов старушки, что мы были у неё. И наверняка ведь установили, кто именно был, и всех разыскали и допросили. Но ничего установить следствию не удалось.
Не было никаких прямых улик против Жоры.
Я лежал в больнице с провалами в памяти, а остальные…
Остальные всё как-то скрыли. И Жора, скорее всего, всем руководил.
Каким образом? А я, что я-то делал?
Глубоко дыша и застыв, как вкопанный, я отчаянно силился вспомнить.
Психотерапевт, которого я вообразил себе, уверял, что я смогу. Сам. Надо только быть на месте, где всё случилось. И вот я здесь.
Значит, пришло время.
Как бы в ответ на эти мысли я ощутил ещё один внутренний импульс, но на сей раз острый и болезненный. Это было похоже на удар током, который я однажды уже испытал в жизни. Я содрогнулся всем телом. И одновременно будто бы прорвалась некая перегородка, которая сдерживала во мне давление изнутри, ставшее сейчас непереносимым. Некая невидимая освобождённая сила, подобно ударной волне от эпицентра взрыва, рванулась из головы во все стороны. Весь мир перед глазами вспыхнул, переливаясь радужными огоньками. Я непроизвольно зажмурился и стоял так несколько секунд…
…А когда отрыл, мы вчетвером стояли возле неподвижно лежащего тела.
* * *
– Откуда он взялся? – со злостью повторял Жора, склонившись над ним.
Потом присел на корточки, тяжело отдуваясь, потормошил сбитого за плечо. Человек лежал ничком, никак не реагируя, разбросав в разные стороны руки, безвольные, как плети.
– Не дышит, мать его… – пробормотал Жора.
Первый раз на его физиономии я видел растерянность.
Даша подскочила к распростёртому на траве телу, тоже присела, подняла его голову. И, обращая к Жоре искажённое лицо, истошно заголосила:
– Ты же его убил! Понимаешь? Уби-и-ил!
Мы с Витькой остолбенело стояли рядом, не в силах осознать то страшное и непоправимое, что произошло на наших глазах.
Жора перевернул тело на спину. В том, что человек погиб после такого удара, сомнений не оставалось. Он не дышал, глаза были полузакрыты и невидяще блестели из-под полуопущенных век.
Но даже не сознание этого, а другое окатило меня смертельным ледяным холодом.
Я сразу узнал этого человека. Это был Пётр Арсеньевич.
Он был в той же рубашке и жилетке, в тех же потёртых вельветовых брюках, когда являлся ко мне в палату. И даже знакомые мне очки с толстыми стёклами в роговой оправе валялись неподалёку. И те самые часы на цепочке выскользнули из кармана жилетки.
Теперь я понял, почему при первом «визите» он показался мне знакомым.
Мои воспоминания выбрали именно такую форму, чтобы преодолеть страх и вырваться из подсознательной темницы. По-другому я бы не вспомнил.
Наверное, настоящий психотерапевт так бы объяснил мне это.
Да, я должен был прийти сюда снова, чтобы всё восстановить до полной картины. И теперь я заново переживал то потрясение, которое испытал в тот июльский солнечный день. Мой внутренний кинопроектор сейчас прокручивал последний эпизод того жуткого, но такого реалистичного фильма. А я замер на месте и смотрел, как…
…Даша всхлипывала, прижав ладони к лицу. Мы с Витькой молчали, окаменевшие и растерянные.
Жора недовольно зыркнул на подругу и бросил:
– Да хорош истерить! Надо что-то делать.
– Мы должны пойти в полицию, – медленно выговорил я.
– Ты ещё, очкарик, будешь советы давать, – Жора перевёл на меня тяжёлый, давящий взгляд. – Без сопливых скользко!
Витька наконец промямлил:
– Это же батькина машина. Ведь если узнают…
– Да, Жора, – Даша подняла на него заплаканные глаза. – У отца скоро выборы! А тут такое… На его машине сбит человек. А с нами что будет? Жорик, а с тобой? Господи…
– Если никто не узнает, то всё будет норм, – насупившись, ответил Жора.
Казалось, он почти протрезвел и о чём-то раздумывал. Потом он сказал, обводя нас троих цепким колючим взглядом:
– Заховаем его куда-нить. Так, чтоб никто не нашёл. Машину отмоем, – он кивнул на бампер, заляпанный кровью. – Я потом сразу в мастерскую. Если вмятины, то подрихтую. И всё будет шито-крыто. Главное – молчать всем. Никого не видели, ничего не знаем.
