этапов. На первом этапе психически здоровые люди тайно симулировали галлюцинации, чтобы попасть в психиатрические больницы для проверки реакции лечебных заведений. На втором этапе, наоборот, утверждалось, что в некоторые психиатрические лечебницы проникли «псевдопациенты», что, однако, было не так.
В эксперименте с псевдопациентами восемь человек обратились в общей сложности в 12 психиатрических заведений, утверждая при осмотре в приемном отделении, что слышат голоса. После госпитализации в соответствующую клинику они снова стали вести себя абсолютно нормально. Госпитализировали всех участников эксперимента, диагностировав в 11 случаях шизофрению и в одном – маниакально-депрессивный психоз. Ни один из участников исследования не был признан здоровым. Так как псевдопациенты во время пребывания в клиниках не демонстрировали больше симптомов, они в среднем через 19 дней (в одном случае через 52 дня) были отпущены, но не вылеченными, а без симптомов. Участникам экспериментов было в общей сложности выдано 2100 таблеток различных медикаментов, которые те тайно выбрасывали. Они тщательнейшим образом протоколировали все события – вначале тайно, затем открыто, потому что никто не обращал внимания. В больничных журналах это обычно отмечалось как «патологическое желание писать». В отличие от психиатров другие обычные пациенты мгновенно распознали, что псевдопациенты не «настоящие больные».
Во второй части эксперимента одному институту, с гордостью заявившему – после обнародования результатов первого эксперимента, – что у них такого бы не случилось, сообщили, что в течение трех месяцев к ним обратятся псевдопациенты и институт должен выявить среди пациентов симулянтов. За три месяца в заведении приняли 193 пациента, 41 из них посчитали псевдобольными и еще 42 – подозрительными. Самое невероятное, что ни один из них не был псевдопациентом.
Нашумевший эксперимент показывает, насколько субъективны и ненаучны психотерапевтические и психиатрические диагнозы. Признание больным или здоровым зависит главным образом от ожиданий и мнения психолога, ставящего диагноз. Из 193 пациентов клиники, где проводился эксперимент (не знавшей, что псевдопациентов не будет), 41 посчитали симулянтами и 42 возможно симулирующими лишь потому, что психологов предупредили. Без этого предупреждения тех же самых людей признали бы шизофрениками или психотиками и лечили бы соответствующим образом, скорее всего медикаментозно.
Вы думаете, что все это в прошлом и подобное не может повториться сегодня? То, что эксперимент Розенхана без проблем мог бы произойти и в Германии, подтверждает дело мошенника Герта Постеля. После окончания школы он выучился на почтальона. А в 1995 году устроился завотделением в специализированной клинике психиатрии в Чадрасе под Лейпцигом. Там он успешно проработал полтора года, лечил пациентов, составлял заключения и читал доклады перед коллегами. На одном из таких выступлений в присутствии 120 врачей он озвучил придуманный им диагноз «биполярная депрессия 3-й степени», и никто не насторожился и не переспросил. Когда в 1997 году обман случайно вскрылся, из-за того, что в его потерянном портмоне обнаружилось два разных удостоверения личности, сорвалось намеченное приглашение его на должность профессора, а также главного врача и директора клиники в Саксонской больнице психиатрии и неврологии в Арнсдорфе. Впрочем, позже Постель утверждал, что хотел опорочить психиатрию, так как его мама страдала депрессией, однако ее неправильно лечили, отчего она в конечном счете и умерла.
Эксперимент Розенхана и злая шутка Постеля и сегодня не утратили значимости, напротив, из-за избыточной регламентации в последние годы ситуация представляется еще более туманной. Психотерапевты пока могут выбирать из сотни диагнозов, причем один из них точно подойдет. Необходимость под давлением системы в условиях неясности психических проблем получать ясные диагнозы порождает абсурд, недоступный для нормального человеческого разума.
Рассмотрим пример швейцарского сексуального терапевта Клауса Хеера. На значимом мероприятии по повышению квалификации для психотерапевтов 12 он метко критикует набирающее обороты классифицирование сексуальных отношений на примере группы F.52.0 в МКБ-10, подлежащей денежному возмещению обязательным страхованием. Сформулированный там диагноз гласит: «Недостаток или утрата сексуальной потребности». Диагностические критерии для данного сексуального расстройства следующие.
1. Недостаток или утрата сексуальной потребности выражается в снижении поиска сексуальных раздражителей, мыслей о сексе с соответствующим желанием или потребностью и сексуальных фантазий.
Согласно данному определению, быть здоровым означает искать сексуальные раздражители, а также иметь сексуальные желания и фантазии. Клаус Хеер высказывает меткое замечание: «В сексуальном плане я в порядке, если у меня достаточно секса в голове. Что считается достаточным, определяют чиновники ВОЗ». И это не все. Согласно данному пункту, папе римскому и его кардиналам, епископам и священникам незамедлительно следовало бы назначить психотерапию. Не только монашки и пожилые люди, соответственно, считаются нуждающимся в лечении, но и асексуальные, и вообще большинство пар, находящихся в длительных отношениях. Они же не придают особого значения сексуальности и радуются, если их не слишком мучат вожделением.
Диагностические критерии дополнительно имеют наготове количественное определение проблемы:
2. Недостаток интереса, сексуальная активность с одним партнером или с самим собой в виде мастурбации означает однозначно более низкую частоту, чем следовало бы ожидать, учитывая возраст и обстоятельства, или частота по сравнению с прежней существенно снизилась.
Можно спорить, кто оценивает обстоятельства и возраст и каким образом он это делает, несомненно, что во всех отношениях интерес к сексуальной активности со временем сильно падает. В любом случае интересна реакция более чем 1000 терапевтов, сидящих в зале. Они слушали доклад, от души смеялись и с восторгом аплодировали. Им понятен абсурд предписаний, они сами от него страдают. Однако, принимая очередного пациента, они снова будут (вынуждены) опираться на такую классификацию, чтобы «провести» терапию, как говорится на врачебном жаргоне. Профессор Ивер Ханд высказался по данному поводу:
К сожалению, система позволяет злоупотреблять собой и вписывать диагноз в эти рамки. Всегда можно быстро обнаружить какое-нибудь расстройство, чтобы протащить продление. С этим можно бороться только с помощью более узкого толкования директив психотерапии, что таит в себе другие риски: например, что слишком многие ограничивающие правила и контроль над ними задушат необходимую в отдельных случаях креативность или лишат общение между терапевтом и экспертом открытости 13.
Даже несколько примеров доказывают обоснованность сомнений в классифицировании психических состояний. Подобные сомнения выражают и другие психотерапевты, в том числе профессор, доктор Ставрос Ментцос – один из ведущих немецких психоаналитиков:
Во введенных повсеместно в мире классификационных системах (МКБ-10 и Диагностическое и статистическое руководство по психическим расстройствам IV издания) все расстройства стандартизированы согласно относительно строгим правилам, то есть учтены полуколичественно: для постановки диагноза из девяти заданных описательных признаков должны соответствовать минимум пять. <…> Поставленные таким образом диагнозы полезны… для первого общения экспертов. В остальном они, однако, мало что говорят о причинах расстройства и его актуальной динамике. Но
