Глава четвертая
Не служит мессы капелланВ день казни никогда:Его глаза полны тоски,Душа полна стыда, —Дай бог, чтоб из живых никтоНе заглянул туда.
Нас днем держали взаперти,Но вот пробил отбой,Потом за дверью загремелКлючами наш конвой,И каждый выходил на свет,Свой ад неся с собой.
Обычным строем через дворПрошли мы в этот раз,Стер тайный ужас краски с лиц,Гоня по плитам нас,И никогда я не встречалТаких тоскливых глаз.
Нет, не смотрели мы вчераС такой тоской в глазахНа лоскуток голубизныВ тюремных небесах,Где проплывают облакаНа легких парусах.
Но многих низко гнул к землеПозор грехов земных, —Не присудил бы правый судИм жить среди живых:Пусть пролил Он живую кровь, —Кровь мертвецов на них!
Ведь тот, кто дважды согрешит,Тот мертвых воскресит,Их раны вновь разбередитИ саван обагрит,Напрасной кровью обагритПокой могильных плит.
* * *
Как обезьяны на цепи,Шагали мы гуськом,Мы молча шли за кругом кругВ наряде шутовском,Сквозь дождь мы шли за кругом кругВ молчанье нелюдском.
Сквозь дождь мы шли за кругом круг,Мы молча шли впотьмах,А исступленный ветер злаРевел в пустых сердцах,И там, куда нас Ужас гнал,Вставал навстречу Страх.
Брели мы стадом через дворПод взглядом пастухов,Слепили блеском галуныИх новых сюртуков,Но известь на носках сапогКричала громче слов.
Был скрыт от глаз вчерашний ровАсфальтовой корой,Остался только след пескаИ грязи под стенойДа клочья савана ЕгоИз извести сырой.
Покров из извести сыройТеперь горит на Нем,Лежит Он глубоко в земле,Опутанный ремнем,Лежит Он, жалкий и нагой,Спеленутый огнем.
Пылает известь под землейИ с телом сводит счет, —Хрящи и кости гложет днем,А ночью мясо жрет,Но сердце жжет она все дни,Все ночи напролет.
* * *
Три года там не расцветутНи травы, ни цветы,Чтоб даже землю жгло клеймоПозорной наготыПеред лицом святых небесИ звездной чистоты.
Боятся люди, чтоб цветовНе осквернил злодей,Но божьей милостью земляБогаче и щедрей,Там розы б выросли алей,А лилии белей.
На сердце б лилии взошли,А розы — на устах.Что можем знать мы о ХристеИ о его путях,С тех пор как посох стал кустом.У странника в руках?
Ни алых роз, ни белых розНе вырастить в тюрьме, —Там только камни среди стен,Как в траурной кайме,Чтоб не могли мы позабытьО тягостном ярме.
Но лепестки пунцовых розИ снежно-белых розВ песок и грязь не упадутРосою чистых слез,Чтобы сказать, что принял смертьЗа всех людей Христос.
* * *
Пусть камни налегли на грудь,Сошлись над головой,Пусть не поднимется душаНад известью сырой,Чтобы оплакать свой позорИ приговор людской.
И все же Он нашел покойИ отдых неземной:Не озарен могильный мракНи солнцем, ни луной, —Там Страх Его не поразитБезумьем в час ночной.
* * *
Его повесили, как пса,Как вешают собак,Поспешно вынув из петли,Раздели кое-как,Спустили в яму без молитвИ бросили во мрак.
Швырнули мухам голый труп,Пока он не остыл,Чтоб навалить потом на грудьПылающий настил,Смеясь над вздувшимся лицомВ жгутах лиловых жил.
* * *
Над Ним в молитве капелланКолен не преклонил;Не стоит мессы и крестаПокой таких могил,Хоть ради грешников ХристосНа землю приходил.
Ну что ж, Он перешел предел,Назначенный для всех,И чаша скорби и тоскиПолна слезами тех,Кто изгнан обществом людей,Кто знал позор и грех.
Глава пятая
Кто знает, прав или не правЗемных Законов Свод,Мы знали только, что в тюрьмеКирпичный свод гнететИ каждый день ползет, как год,Как бесконечный год.
Мы знали только, что закон,Написанный для всех,Хранит мякину, а зерноРоняет из прорех,С тех пор как брата брат убилИ миром правит грех.
Мы знали, — сложена тюрьмаИз кирпичей стыда,Дворы и окна оплелаРешетка в два ряда,Чтоб скрыть страданья и позорОт божьего суда.
За стены прячется тюрьмаОт Солнца и Луны.Что ж, люди правы: их дела,Как души их, черны, —Ни вечный Бог, ни Божий СынИх видеть не должны.
* * *
Мечты и свет прошедших летУбьет тюремный смрад;Там для преступных, подлых делОн благостен стократ,Где боль и мука у воротКак сторожа стоят.
Одних тюрьма свела с ума,В других убила стыд,Там бьют детей, там ждут смертей,Там справедливость спит,Там человеческий законСлезами слабых сыт.
Там жизнь идет из года в годВ зловонных конурах,Там Смерть ползет из всех щелейИ прячется в углах,Там, кроме похоти слепой,Все прах в людских сердцах.
Там взвешенный до грамма хлебКрошится, как песок,Сочится слизью по губамГнилой воды глоток,Там бродит Сон, не в силах лечьИ проклиная Рок.
Там Жажда с Голодом, рыча,Грызутся, словно псы,Там камни, поднятые днем,В полночные часыЛожатся болью на сердца,Как гири на весы.
Там сумерки в любой душеИ в камере любой,Там режут жесть и шьют мешки,Свой ад неся с собой,Там тишина порой страшней,Чем барабанный бой.
Глядит в глазок чужой зрачок,Безжалостный, как плеть,Там, позабытые людьми,Должны мы околеть,Там суждено нам вечно гнить,Чтоб заживо истлеть.
* * *
Там одиночество сердца,Как ржавчина, грызет,Там плачут, стонут и молчат, —И так из года в год,Но даже каменных сердецГосподь не оттолкнет.
Он разобьет в тюрьме сердцаЗлодеев и воров.И лепрозорий опахнет,Как от святых даров,Неповторимый ароматНевиданных цветов.
Как счастлив тот, кто смыл свой грехДождем горячих слез,Разбитым сердцем искупилИ муки перенес, —Ведь только к раненым сердцамНаходит путь Христос.
* * *
А мертвый, высунув языкВ жгутах лиловых жил,Все ждет того, кто светлый РайРазбойнику открыл,Того, кто все грехи людейГолгофой искупил.
Одетый в красное судьяОтмерил двадцать дней,Коротких дней, чтоб Он забылБезумный мир людей,Чтоб смыл Он кровь не только с рук,Но и с души своей.
Рука, поднявшая кинжал,Теперь опять чиста,Ведь только кровь отмоет кровь,И только груз крестаЗаменит Каина клеймоНа снежный знак Христа.
Глава шестая
Есть возле Рэдинга тюрьма,А в ней позорный ров,Там труп, завернутый людьмиВ пылающий покров,Не осеняет благодатьЗаупокойных слов.
Пускай до Страшного судаЛежит спокойно Он,Пусть не ворвется скорбный стонВ Его последний сон, —Убил возлюбленную ОнИ потому казнен.
Но каждый, кто на свете жил,Любимых убивал,Один — жестокостью, другой —Отравою похвал,Трус — поцелуем, тот, кто смел, —Кинжалом наповал.
Эдгар По
