– Я же говорил!
Я хочу спросить его, как ему не стыдно, и вдруг раздается гром небольшого взрыва, а затем крышу палатки освещает зеленый свет. Мехди просунул в палатку голову, хотя автомата его не видно. Он кричит:
– Подъем! Подъем! Выходи строиться! Подъем!
Вдруг отовсюду слышатся выстрелы и взрывы.
Вся палатка в смятении. Мы вскакиваем и неловко хватаем оружие и амуницию. Расул возбужденно подскакивает на одном месте. Вдруг палатку освещает оранжевый свет, и яркий его сноп врывается внутрь через прорезь входа. Все пригибаются.
– Бегом выходи из палатки! Бегом выходи строиться!
Я надел на себя снаряжение, но автомат зацепился за телефонный провод, и я рву его с силой. Расул дрожащим голосом восклицает:
– Пойдем! Пойдем наружу…
Голос его едва слышен в грохоте взрывов. В ужасе, широко распахнутыми глазами Расул смотрит на выход из палатки. Я прослеживаю за его взглядом и вижу, как Абдулла, пригнувшись, выскакивает наружу.
– Идем… Вперед! – кричу я.
По барабанным перепонкам бьет взрывная волна. Мы все падаем на пол, а по крыше палатки стучат камни и комья земли. Огонь фонаря замигал и погас. В наступившей тьме я уже не вижу Расула. Я нахожу освещенный выход из палатки и выбираюсь наружу, держа в руках ботинки.
Красные стрелы пуль прошивают лагерь во всех направлениях. Мы строимся, каждый находит свое место. Я встаю в конец строя. Очереди стихли, но отдельные выстрелы еще слышны. Кто-то подбегает к нам – судя по топоту, это Асгар. Если бы даже мне завязали глаза, я бы узнал топот его длинных ног. Он что-то говорит Мехди и убегает. Мехди командует начать движение. Мы маршируем вперед, присоединяемся к другим взводам. Холод пронизывает. Хусейн командует «сесть», и мы все, в том же строю, садимся на корточки. Но от холода не усидеть неподвижно, и мы ерзаем и толкаем друг друга. У соседа сбоку, которого я не знаю, я жестом спрашиваю время. Он шепчет мне на ухо:
– Час двадцать…
Хусейн, встав перед нами, инструктирует нас. Напоминает, какие правила нужно соблюдать в ночном марше: идти верблюжьим шагом, переставляя ноги по очереди; кашляя, закрывать рот рукой; плотно подогнать оружие и амуницию, чтобы не звенели. При движении в колонне соблюдать дистанцию от впереди идущего.
Мы выступаем дальше колонной; все три взвода один позади другого. Цепочка наша в темноте сильно растянулась, и идем мы медленно. Впереди идущий тихо говорит мне:
– Дистанция метр… Передай дальше.
Я оборачиваюсь и говорю это следующему за мной.
* * *
Мой лоб покрылся холодным потом. Чувствую, что исхлестанные ветром уши покраснели. Тру щеки, но теплее не становится. Мы идем вдоль реки Керхе. Отражение луны в ней раздробилось на тысячу осколков.
– Садись!..
Колонна садится, словно пригибаемая ветром. Тот, кто за мной, тихо спрашивает:
– Мы рядом с кладбищем? А?
Я проворачиваюсь к нему и, прикрыв рот рукой, тихо отвечаю:
– Да.
Это кладбище вражеских солдат, похороненных здесь раньше. Могилы рассыпаны без всякого порядка: сотни холмиков с именами сотен убитых.
– Встать!
Мы встаем, и колонна движется, и входит прямо на кладбище. Впереди, в свете месяца, мы видим чернеющие могильные всхолмления.
– Садись!
Мы садимся. Не знаю, зачем нам так часто командуют «встать» – «садись». Слышен голос Хусейна. Он стоит на одной из могил и обращается к нам. Пахнущий камфарой ветер уносит в степь его слова.
– Сейчас примерно два часа тридцать минут. Этой ночью мы выдвинулись в степь, чтобы вы здесь отдохнули. Сейчас всем взводам здесь отдыхать до утра!
Кто-то, невидимый в темноте, с удивлением спрашивает:
– На кладбище?
Не знаю, почему мы должны спать именно здесь, среди мертвецов. Мне страшновато. Мехди командует:
– Первый взвод – встать!
Следом за ним такую же команду отдают командиры двух других взводов. Мы поднимаемся и маршируем немного вперед. Мехди отделяет наш взвод от других и указывает нам место на кладбище. Крутится и посвистывает холодный ветер. Рядом со мной – Расул и Абдулла. Я ложусь, прижавшись к могильному холмику, чтобы ветер меньше доставал меня. Расул – по другую сторону могилы, но он приподнимается над холмиком и зовет меня:
– Насер! Насер-ага! Там, под землей – мертвые?
– Ну да, а что? – обеими руками я тру уши, чтобы согреть их.
– Но зачем… Почему их тут похоронили?
– Эти места были в руках врага, было их наступление, и они тут устроили кладбище для своих.
Слышны шаги и окрик:
– Зачем вместе собрались? Разделиться!
Это Мехди – он распоряжается уверенно. Расул сползает с могильного холмика и свертывается в клубок на той стороне. Но вскоре я слышу оттуда перешептывание, а затем новое замечание:
– Не разговаривать никому! Тихо!
Я кладу голову на могилу: это жесткая подушка. Обнимаю сам себя за плечи…
– Ага-Абдулла, мы тут до утра будем?
– Да, парень. Спи давай.
– Но ведь…
– Не шуметь! Кто там разговаривает?
– Но правда, правда, там, под землей – мертвые?
– Тс-с-с!
Я слышу, как кто-то ползет. Это Расул. Опять он выглядывает из-за могилы. Но я игнорирую его. Ветер посвистывает и как бы протяжно стонет.
– Страшно!
Нас разделяет лишь земля; кладбищенская земля… Всё стихло. Тысячи тысяч звезд помаргивают на небе, словно осуждают нас и смеются над нами. И я бормочу, обращаясь к этим звездам: «Сами вы сумасшедшие!»
Слышны чьи-то шаги.
– Кто идет? Ты куда?
– Я в туалет!
– Иди, только не очень далеко.
Шаги удаляются. Вдали начинают лаять собаки. Расул поднимает голову и спрашивает:
– Это волки?
– Собаки, – отвечаю ему. – Наверное, местных, тех, что недалеко отсюда живут.
– Тс-с-с! Кто там разговаривает?
Собаки с лаем приближаются. Тот, кто ходил в туалет, возвращается бегом. По его топоту ясно, что он напуган. Потом слышен звук падения на землю и стон.
– А!.. Ах!
Абдулла сбоку произносит:
– Грохнулся, бедолага!
Какие-то тени движутся в его сторону.
– Ах!..А!..
Что-то опять падает, и слышен визг, похожий на зов о помощи.
– Помогите! Помо… Умоляю…
Парень, видно, здорово напугался. По его крикам о помощи я могу представить себе выражение его лица. К нему подбегают, поднимают его и несут. А Расул дышит так громко и сильно, что до меня с той стороны могилы доносится звук его дыхания.
Голоса затихают. Никаких движущихся теней больше не видно, кроме одной: вероятно, это кто-то из командиров. Но лай собак становится громче. Похоже, две своры грызутся. Иногда вдобавок к лаю слышен громкий и протяжный визг. Мне холодно, и я свертываюсь в калачик, обхватив колени.
Я стараюсь поудобнее прислонить голову к могиле и заставляю себя заснуть хоть ненадолго. Слышится возня Расула. Я прижимаю голову к камням, обхватив себя за ноги, и постепенно согреваюсь от собственного дыхания. Чувствую, что засыпаю. И визг собак постепенно отдаляется.
Что-то шуршит у меня над головой. Я поднимаю голову: Расул зовет меня. Я отклоняю голову назад, чтобы видеть его. Он ползет ко мне через могилу, причем я ясно слышу стук его зубов. А из горла его выходит нечленораздельный звук.
– Что? Что ты, Расул? – спрашиваю я.
Опираясь на могилу, он едва выговаривает:
– Стра-стра-страшно…
Что-то словно вцепилось ему в горло и не дает говорить. Я резко сажусь – хочу обнять его за плечи, как вдруг он падает куда-то вниз. Могила обвалилась, и Расул с криком упал в нее. Был – и не стало! Передо мной вдруг разверзлась яма, за край которой я хватаюсь рукой и заглядываю туда, вниз. И ничего не вижу, кроме двух светящихся точек, похожих на глаза испуганного кота, сверкающие в темное.
– А-а-а…
– Расул! Расул…
Абдулла приподнимается со своего места:
– Что случилось?
– Расул упал туда… Туда, в могилу.
Кто-то к нам подбегает с фонариком.
– Что происходит?
– Человек упал туда.
Он светит фонариком в яму. Лицо Расула оживает. Но оно такое бледное, словно покрыто известкой. Будто лицо мертвеца. Рот его полуоткрыт, а глаза невероятно выпучены. Руками он закрывает лицо, а рядом с его головой виден череп покойника.
– Давай руку! – говорю я, но он только смотрит без всякой реакции.
– Расул! Расул, давай руку!
Вдруг его сотрясает дрожь, и зубы начинают клацать.
– Ва-а-ай…
Опираясь на край ямы, я сползаю в нее. Под ногой у меня хрустят покойничьи зубы – звук отвратительный! Я хватаю Расула за руку, но всё его тело как судорога свела. Он дрожит, словно больной в лихорадке. Я беру его под мышки, и он пытается достать рукой до поверхности земли. Но рука его натыкается на истлевшую кость, видимо, бедренную. Словно током ударенный, он отшатывается, но я опять пытаюсь поднять его. Фонари светят нам прямо в лица. Челюсти Расула сведены. Мы слышим голос Абдуллы:
– Да что там такое?
Наконец, несколько рук подхватывают Расула и вытаскивают наверх. Опять фонарик светит в могилу, и я вижу, что кости скелета совершенно перемешались. Поскорее выскочив наверх, я беру Расула за плечи и трясу: