что Ярэй расплакался от волнения. Хулейко думал:
«Выгоню Ярэя еще раз из чума. Потом выйду сам в скором времени, будто позвать его. На улице узнаю от него совет Сундея».
Вышло не так. Это смущало Хулейку.
Как же теперь узнать результат поездки сына? Нашел ли он Сундея? Что сказал старый Сундей?
Не спросишь же при Лучке, который знает язык!..
Оставалось одно: покормить сына, как советовал Лучка. И Хулейко приказал жене:
— Дай ему мяса кусок!
Ярэй был действительно голоден и с жадностью начал глотать сырое мясо, забыв на минуту обо всем. Лишь возобновившийся между Лучкой-толмачом и отцом разговор вернул его к самому важному.
Тогда Ярэй поступил очень смело и просто: не выпуская из правой руки ножа, а из левой недоеденного куска мяса, он обнял отца за шею и зашептал ему на ухо приказ старого Тайбарея.
Хулейко не мог на этот раз сдержать радостной улыбки.
— О чем лопочет парнишко? — спросил Лучка, обеспокоенный выражением лица Хулейки.
Хулейко объяснил:
— Говорит — не буду больше делать так, как сегодня сделал. Буду, как собака, слушать тебя. Куда пошлешь — везде пойду. Что прикажешь — все сделаю. Вот мне и радость: хороший сын растет!
Объяснение было похоже на правду.
И Лучка стал продолжать разговор. Но тут сам Хулейко, получивший, наконец, желанную весть, круто повел к развязке.
— Вы знаете новость? — спросил он у толмача.
— Какую? [- 58 -]
— Избылые ненцы зарезали партию поимщиков... Лучка привскочил, сообщил эту неприятную новость
всем своим:
— Наших зарезали!
— Кто?
— Где?
— Когда?
Хулейко соврал, как учил Сундей:
— Вчера Сундей Тайбарей проходил мимо меня — рассказывал.
— А ты сам... неужели ты не помогал резать наших?
— Я был далеко от того места...
Среди Ивашкиных людей поднялся переполох.
Ивашко приказал Лучке подробно допросить Хулейку обо всем, что тот знает.
Пригрозив пытками за всякое лживое слово, Лучка начал чинить допрос.
Хулейко рассказал так, как учил Сундей.
— До старого Тайбарея могу всем дорогу показать, а то и сам доведу. Он сказал мне про то, где будет делать стоянки.
Лучка боялся, что Хулейко понимает по-русски, и не стал рассказывать всем о результатах допроса, а подмигнул одному Ивашке: выйдем, мол, на улицу.
Хулейко воспользовался этим, чтобы подробно расспросить Ярэя обо всех разговорах в семье старого Тайбарея.
А Лучка, в свою очередь, говорил на улице Ивашке:
— Врет поганый нехристь! Глаза наши отвести хочет. Думает: позаримся мы на Сундея Тайбарея, как на старшину ихнего, а про него забудем. Надо его крепко связать, чтобы не смог сделать того, что задумал. Ты заприметил? Девка у него есть.
— Больно красивая девка! Не будь она нехристыо, пусть я не Ивашка Карнаух, кабы не женился на ней.
— Заприметил, выходит? Вот эту девку и надо у него зацапать в аманаты. И чтобы отступу он уж не мог сделать, мы девку сейчас же забрать должны да с кем-нибудь из наших людей в острог отправить ее. Один человек поедет — никому невдомек, главное дело, что аманата везет. Я спокоен за то, что благополучно довезут девку до острога. А этим мы свяжем Хулейку. Ежели [- 59 -] думал он наврать про Сундея Тайбарея, после этого хочет не хочет — правду скажет. Да мы его и самого от себя не отпустим. Пусть ведет к Тайбарею! А после к другому избылому заставим вести. Ладно так будет? Как думаешь?
Как десятскому, Ивашке полагалось поломаться, сделать вид, что сам он — Ивашка Карнаух — тоже имеет голову, а не болотную кочку на плечах. Минут пять, а то и больше, потратил он поэтому на обсуждение мелочей предложенного Лучкой плана и только после этого полез обратно в чум. Там он сразу приступил к делу, объявив через толмача Хулейке:
— Я верю, что ты правду сказываешь. Только, чтобы не была облыжной правда твоя, беру в аманаты девку твою старшую...
Лицо Хулейки побелело при этих словах. А его жена дико закричала:
— Нетола! Моя Нетола!.. Не отдам!.. Запричитали жены братьев Хулейки. Завизжали ребятишки.
Ивашка грозно прикрикнул:
— Молчать!.. Не замолчите — всех перестреляем! Люди Ивашкины схватились при этом за оружие. Хулейко понял, что будет перебита вся его семья,
если упорствовать. И стал просить, повалившись в ноги Ивашке:
— Все сделаю, что велишь, только не тронь девку. Баб хоть всех возьми, а девку оставь!
— Цела будет твоя девка! — начал заверять Лучка от имени Ивашки. — Потому берем ее, чтобы слова твои облыжными не оказались. Ежели дознаемся доподлинно, что все так и есть, как ты нам обсказывал, вернем тебе девку твою в целости-сохранности. Да и тебя самого, коли сам того пожелаешь, на стрелецкую службу примем за услугу твою.
Не верил Хулейко во все эти обещания. Пойти на стрелецкую службу, пожалуй, — да, похоже: взяли бы. Тьфу! Да разве Хулейко не карачейского рода ненец? Нет, не пойдет Хулейко на стрелецкую службу! А про все другое врет Лучка! Так врал и в прошлую зиму. А что вышло? Разве не знает об этом Хулейко? Разве не знают все ненецкие роды?.. Пропала теперь Нетола, [- 60 -] Ой-ой, пропала!.. Что делать теперь? Самому умереть за дочь?
Несколько мгновений мысль Хулейки была занята тем, чтобы броситься на Ивашкиных людей сейчас же. Он уже повел помутившимся от гнева взором по лицам братьев, чтобы узнать их настроение, но тут же увидел он и Ярэя, что-то шептавшего одному из его — Хулейки — братьев, и вспомнил о замыслах Сундея Тайбарея. Тогда он положил конец бабьим причитаниям:
— Перестаньте выть! Пусть Нетола едет сегодня в острог. Сегодня же будем мы все на стоянке Сундея Тайбарея. Тогда поверит мне начальник Ивашка Карнаух. Тогда все поедем в острог — выкупать Нетолу.
Лучка передал Ивашке слова Хулейки. Шепнул при этом:
— Надо быть, замышляет недоброе что-то этот поганец! Больно уж скоро смирился... Прикажи людям быть поворотливыми, как лисица, и лютыми, как волки, коли дойдет до чего-нибудь!..
Визжавшую Нетолу крепко прикрутили веревками к санкам. Какой-то тряпицей заткнули ей рот — чтобы ее вопли не были слышны кому-нибудь из ненцев, вблизи чьих кочевий придется проезжать с Нетолой.
Увезли Нетолу — выехали и все люди Ивашки, захватив с собой самого Хулейку и всех его братьев.
Хулейко сидел на передних санях и указывал путь к стоянке Тайбарея. Ему все казалось, что олени бегут слишком медленно, потому что думал наивно:
«Придем к Сундею — он придумает, как помешать увозу девки в самый острог, как вернуть ее с пути».
Но в чум Сундея ни его, ни братьев его не пустили сразу. Связав всем им руки и привязав друг другу, их оставили под надзором одного из стрельцов, а все остальные влезли в Сундеев чум.
Чтобы увидать Хулейку, Сундей стал все отрицать:
— Врет все Хулейко! Ничего такого не говаривал я ему! Про убийство ваших людей ничего не слыхивал. Про то, что на острог нападение задумано, тоже ничего не знаю, куда ненцы ушли — тоже не знаю. Как узнаешь про птицу — куда она летит? Ненцы — те же птицы: идут на оленях, куда хотят.
Сундею пригрозили пыткой каленым железом. [- 61 -]
— Всего сожгите — ничего сказать не могу! Потому — не знаю ничего.
Для острастки прижгли легонечко кисть левой руки у Сундея. Он страшно кричал, но твердил одно:
— Ничего не знаю!..
Он понимал, что отрицанием своим он утверждает в Ивашке веру в правильность слов Хулейки.
Но где же сам Хулейко? Или Ивашка не взял его с собой? Неужели расчеты Сундея провалились? Тогда труднее будет истребить Ивашку и всех его людей.
— А если мы самого Хулейку приведем да при тебе ему спрос учиним? — спросил Лучка, когда и после прижигания раскаленным железным прутом Сундей продолжал отрицать свой разговор с Хулейкой.
— Я так думаю: не видали вы Хулейки.
— Мы не видали Хулейки?! Ну, тогда ты его сам сейчас увидишь!
Тесно было жилье у Сундея: не могло оно вместить еще пяти человек. И Ивашка приказал:
— Все мужики пусть выйдут на волю! Сам вышел первым.
— Узнаешь? — насмешливо спросил он у Сундея, показывая на связанных.
Сундей сделал вид, что испугался встречи. Сразу заговорил виноватым голосом:
— Помилуй, воевода, — нарочно, для лести пустил он это словечко, — злые духи попутали меня.
Ивашке понравилось величание воеводой. Понравилось смиренство Сундея.
— Давно бы так-то, поганец ты старый... Рассказывай ныне про все, что знаешь, про замыслы поганого твоего пода.
— Расскажу. Все расскажу! — охотно согласился Сундей и вдруг запричитал: — Ой, рука, рука... Рвет руку — не могу терпеть!
— Не впал бы — не рвало! Неча, снявши голову, по волосам плакать! — буркнул Ивашка, сердце которого все еще теплело от слова «воевода».
Сундей замахал меж тем рукой и забормотал на непонятном даже Лучке-толмачу языке.
