Воевода дико заорал:
— Уби-и-или!..
Лучка схватил Нетолу за рукав.
Нетола вывернулась из шубы, метнулась из покоев.
Стоявший у крыльца стрелец принял раскосмаченную голую женщину за дьявольское наваждение и торопливо закрестился:
— Свят, свят... Аминь, аминь — рассыпься!.. Да воскреснет бог!.. [- 77 -]
Нетола, сверкая желтым телом на белом снегу, подбежала к наблюдательной вышке, откуда уже начали раздаваться первые выстрелы, и за спинами стрельцов испустила пронзительный боевой вопль.
Вздрогнули стрельцы, обернулись...
С вышки Нетола увидела: окружают ненцы острог, подожгли дом Федьки Безносика в посаде...
А вот у самой вышки стоит старый Сундей и ей кричит:
— Прыгай — схвачу!
Нетола прыгнула — попала в крепкие руки Сундея, вместе с нею упавшего на спину.
V. КАК ЛЕБЕДЬ
Воевода по-бабьи всхлипывал: боялся, что умрет от ножевой раны в правой стороне шеи.
Толмач Лучка Макаров, оставив плачущего воеводу в его опочивальне, прибежал к стрельцам и начал распоряжаться обороной острога вместо воеводы.
В посаде горел дом Федьки Безносика. Младший из братьев Хулейки — Пось — тащил к санкам перепуганную Иринку, Ивашки Карнауха утешительницу.
Старший Хулейко — отец Нетолы — прикрыл наготу опоганенной воеводой дочери снятым с себя совиком.
Ременным тынзеем привязал Пось Иринку к саням.
Нетола сказала отцу:
— Лук дай, стрелы дай! Вместе с вами на острог пойду!
— Бог войны пусть поможет тебе! — пожелал Сундей опозоренной девушке.
И в эту минуту со стен острога загакали пищали.
Лайкой, сбивающей в круг оленей, метнулась Нетола к стенам острога.
Рядом с нею побежали и отец, и Пось, и Сундей.
Плохо видела Нетола стены острога, когда ее, связанную, привезли в острог. Слыхала она от отца: в стенах бойницы есть. Через бойницы стрельцы бьют по ненцам огненным боем. Но что ей смерть? Позор кровью смыть надо! Покажется над стеной голова стрельца — в голову полетит стрела. Стрела пустит кровь — смыт будет позор! Так ближе к стенам! [- 78 -]
А стены — стоячие бревна. Толстые, высокие бревна: ни стрелой не пробить, ни перепрыгнуть. Одним концом бревна в землю ушли, на другом — заострены. Не все ли равно? Поближе, поближе к стенам! Близкий прицел — смертельней удар стрелы.
Сундей кричит ей:
— Подальше от стен держись: убить могут. Не то совсем вплотную подбегай.
Вплотную? Хорошо! Высоко ли только бойницы от земли? Хорошо, как бы на уровне глаз. Через бойницу бы стрелу в острог...
Как хороший наезженный олень, несется Нетола к стенам острога.
Пось Сундею кричит:
— Э-э-эх! — перемахнуть бы через эти бревна да ворота открыть.
— То и попробуем сделать. Добежим до ворот — забросим тынзеи на остряки. По тынзеям вылезем вверх...
Лучка Макаров через бойницу увидел Сундея, выстрелил...
Споткнулся Сундей Тайбарей. Упал... Пось и Нетола нагнулись над ним:
— Беда?
— Беда...
И увидели: около правой руки Сундея кровью окрасился снег.
Закричал Ичберею Пось:
— Беда, Ичберей! С Сундеем беда.
Прибежал Ичберей. Подхватил отца за средину туловища. Забросил на плечи свои. Побежал с ним в посад...
...Много годов жил Сундей.
Много раз бился с русскими, остяками, со своими же ненцами из других родов.
И все знают: из всякой битвы выходил Сундей без единой царапинки. Зная, верят; неуязвимо, заговорено тело Сундея.
И вдруг...
— Бог войны против нас! — крикнул Туля, единственный из рода Ванюты, Туля, глупость которого Сундей надеялся сделать полезной для всех ненцев.
Все побежали к упряжкам. [- 79 -]
В страхе кричали:
— Бог войны против Сундея!
— Погибнем все по воле бога войны!
— Бог войны отвернулся от нас!
— Дальше от острога!
— Бог воеводы сильнее нашего бога войны.
Но Сундей был жив. Он услыхал крики. Скрипнул зубами от злости и боли:
— Была бы сила лук натянуть — все бы стрелы свои выпустил в головы трусов.
И — Посю:
— Кричи сколько силы есть: «Жив Сундей! Не велит Сундей разбегаться. Велит вкруг него собраться. Кто не послушает, гнев богов обрушит Сундей на головы тех».
А многие уже поехали.
Схватил Пось в одну руку вожжу, в другую хорей, — света не взвидели его олени от ударов.
Олени у Пося — ветер. Голос Пося — медвежий рев...
Остановил Пось бегущих. Собрал вокруг саней Сундея.
Гневен, колюч взгляд Сундея на окружающих. Голос звенит:
— Зачем бежите, как зайцы от волка? Толмач Лучка в остроге. Еще стрельцов — восемь ли, десяток ли. А нас... Четыре десятка... Погони боитесь?.. На ком погонятся за нами? В остроге не держат оленей. В посаде было пять упряжек — всех мы забрали. В остроге одна упряжка есть — та, на которой Лучка-толмач от ножей убежал. Чего боитесь?!
Стыдно...
Стыд клонит головы к земле. Свинцом на ресницах виснет. Не поднять голов. Не взглянуть в глаза старшине.
Потупясь, оправдываются:
— Думали, убит ты...
— Думали, бог войны против нас.
— Думали, большой воеводин бог — Микола — пересилил всех наших богов.
— Думали, тебя убили — всех нас перебьют.
— Думали...
Тут заревел Пось медвежьим своим голосом: [- 80 -]
— Ду-умали, ду-уумали... Не думать надо — на стены лезть надо. На тынзеях подтянуться — через стену перевернуться. Острог — огнем спалим! Не будет воеводы, не будет стрельцов — некому нам ясак платить!
Из колючего мягким, теплым стал у Сундея взгляд. Подозвал Пося поближе к себе. Сказал, чтобы все слышали:
— Ты — храбрый. Два десятка таких бы храбрых — сразу острог позорили бы.
Пось выше Сундея на целую голову и чуть-чуть поуже в плечах. Но Посю всего двадцать семь лет. Многие старше его. Поставить в пример молодого — обида не переносная для стариков. Сундей понимает это. И повторяет еще раз:
— Да, ты храбрый. Только у тебя еще нет семьи. Нет семьи — нечего тебе жалеть, не о ком заботиться. Я знаю: есть тут похрабрее тебя. У этих храбрых — большие семьи. Погибнут сами они — погибнут их семьи. Ты погибнешь — один погибнешь.
Сладко старикам слушать такие речи (каждый же считает себя храбрецом!). Можно теперь и глаза на Сундея поднять: прибавили им смелости умные речи Сундея. Пожалуй, снова готовы броситься на острог. И спрашивают у старшины:
— Кому велишь вести нас на новую битву?
Но из правого плеча Сундея течет кровь. Он слабеет. И знает вдобавок: не ворвались в острог сразу — стрельцы подготовились к встрече. Поэтому говорит:
— Не убьешь белого медведя первой стрелой — медведь самого тебя под себя подомнет. Остановил вас не затем, чтобы битву сызнова зачинать. Остановил вас, чтобы стрельцы видели: не боимся мы их — уходим тихонько, все вместе. Еще потому остановил — чую: умру от раны. Перед смертью всем вам хочу такое сказать, про что не слыхивали. Дойдем до того места, где Ивашкиных людей порезали. Заберем чум их да оленей. Еще отойдем немного — чум поставим. Тогда скажу вам все, что сам знаю.
Ответили:
— Ты старший. Как велишь, так и сделаем. Ичберей сбегал на пожарище. Принес горсть теплой золы. [- 81 -]
Сундею помогли снять малицу — пуля перебила правую ключицу. Поохали...
Поудивлялись терпеливости Сундея. Посыпали на рану золы. Перевязали. Уложил Ичберей отца на свои сани, а отцовскую упряжку сзади привязал.
И пустил оленей неторопливой рысью к северо-востоку от острога — на Большую землю.
Крупными хлопьями падал снег — засыпал следы.
Вплотную надвинулась ночь — видеть мешала снегопадная ночь.
Не беспокоил снег, не страшила ночь: впереди идет Ичберей; Ичберей не сбивается с пути, когда и сама хад неистово воет, колючими снежинками, как иголками, колет твое лицо.
Но вот Ичберей остановил своих оленей. Встал на ноги. Осматривается.
Неужто потерял направленье?..
Нет, это он — по привычке — проверяет себя. И, проверив, кричит:
— Целы запряжки Ивашки Карнауха. Не успели набрести на них волки.
— Из посада полтора десятка угнали. Сгрудились около Ичбереевых оленей. Радуются:
— То — наша удача.
— Тут десятка три, не то и поболе будет.
— На каждого по оленю достанется.
— Еще лишек будет.
— Лишек — съедим.
— Ладно ли так думаем, Сундей?
— То как не ладно. Соберите всех оленей. Оружие, какое есть, тоже все забирайте. Малицы опять, рубахи, штаны, пимы. Обувка-одежка хорошая на других поимщиках была.
Разбежались, перекликаясь:
— Тамзадейка! Нашел упряжку?
— Нашел. Еще сзади два оленя привязаны.
— А ты, Елиня?
— Ты, Вылко?
— Ты, Нерна? [- 82 -]
Через малое время опять собрались все около Сундея — возбужденные, довольные:
— Четыре с половиной десятка оленей у Ивашки было. Запасных гонял с собой...
Радовались и одежде:
— Хорошо одевал их воевода: совики, малицы — новешеньки, а ножи — никчемные. Ребятишкам игрушка — только на то и сгодятся.
