Впрочем, должен признаться, что этих своих вопросов я так и не задал, и потому реакция на них Лулу явилась всего лишь плодом моего воображения. Но я уже готов был поверить в то, что я спросил, а она ответила. Да, я был готов простить ей все! И ту, ничем не объяснимую встречу в лифте, и поначалу вульгарный макияж. И даже закрыть глаза на некоторую неряшливость в ее одежде я бы тоже согласился. Только бы продолжалось это наше свидание, только бы Лулу снова произносила эти свои волшебные слова, а я бы слушал ее, покуривая сигарету и мысленно воздавая хвалу необыкновенному, чудеснейшему утру. Правда, вот именно это оказывалось не совсем так. Во-первых, потому, что на смену утру давно уже пришел день, да и с чудесами в наше время все обстоит не так-то просто.

Не просто, потому что невозможно все отыграть назад. Время, как ни изощряйся в мысленных оправданиях или догадках, летит неотвратимо. Разве что где-нибудь в недрах подсознания оно несется вспять, пытаясь расчистить прежние завалы из наслоений подлости, лжи и самообмана или хотя бы частично восстановить то, что было окончательно разрушено здесь, рядом, наяву. А ведь другого нам и не дано — можно лишь чего-то ждать, можно лишь надеяться на что-то…

Вот и теперь предстояло ожидание. Только чего мне еще можно ждать?

Признаюсь, немногословие Лулу меня поначалу несколько смутило. Словно бы она плохо вызубрила кем-то написанную роль. Словно и взаправду ее наняли всего лишь для того, чтобы к чему-то вынудить меня или спровоцировать на опрометчивый шаг, а то и вовсе на уголовно наказуемое преступление. Вот ведь вполне может оказаться, что моей новой квартирантке и шестнадцати-то еще нет. Приехала на заработки то ли из Саратова, то ли из Таганрога, забросив школу и выучив на всякий случай несколько выражений по-английски. «My God!» — так впору выражаться какой-нибудь американской кинодиве, а не девчонке из глухого захолустья, еще недавно торговавшей семечками на базаре по червонцу за стакан. Впрочем, теперь вроде бы девчонки другие занятия для себя находят.

В конце концов, ей можно посочувствовать. Не исключено даже, что и в самом деле осталась без отца, без матери и вынуждена пуститься во все тяжкие в поисках средств к существованию. Поэтому так и хочется себе сказать: «Охолонись, родимый!» Так нет же, только гнусные намеки готовы сорваться с языка, а в голове сумбур из подозрений…

Однако все это произошло уже потом. А накануне, выключив компьютер и обсудив со словоохотливыми топтунами последние события в клубе, я самую малость подремал и несколько позже, находясь примерно на полпути от столика в кафе до стойки бара в ресторане, повстречал Клариссу с Томочкой. Как было таким подарком не воспользоваться!

Глава 7

В постели с Томочкой

Ну вот опять! Сколько уже раз давал себе слово не напиваться, и вот изволите ли видеть — снова… Чего я там вчера нагородил? Ах как стыдно! Помнится, писал когда-то — «Слабость останется, враг иль скиталица?». Ну ясное же дело — враг! К скитаниям это мероприятие совсем не приспособлено. Сидишь и наливаешь в себя, как в тот бездонный бурдюк… Впрочем, мысль, она и взаправду теперь незнамо где скитается, а на душе только глухая тоска и пакостное ощущение, будто в который уже раз вляпался в дерьмо. Фу, мерзость! Да чтобы еще хоть раз! По-видимому, правы мудрецы — смысл падения именно в том, чтобы подняться. Встать из небытия, проснуться утром после жестокого подпития и просто в меру сил постараться сохранить себя среди живых. Кстати, я сам это только что придумал. Ах, если бы не сон…

Томочка задумчиво посапывает. То ли придуривается, то ли и в самом деле спит. Я продолжаю настойчиво мусолить ее сосок, но ответной реакции по-прежнему не наблюдается. Видимо, потребность в здоровом, полноформатном сне пересиливает другой не менее значительный инстинкт — необходимость продолжения рода человеческого. В сущности, она права. Если бы люди могли раз за разом отдаваться друг другу исключительно во сне, точнее сказать, в кристально чистой, непорочной фазе сновидения, это занятие потеряло бы значительную долю того, чем оно до сих пор многих привлекает, доставляя ощущение душевного комфорта и приятности. Еще более огорчительным кажется мне то, что в состоянии сонной прострации можно непоправимо перепутать заранее выбранный объект с совершенно никчемным персонажем. А уж дамы, склонные к сомнамбулическим блужданиям по чужим постелям, рискуют вовсе неведомо от чего зачать.

Вот поэтому я настойчиво пытаюсь разбудить Тамару. Мешает только то, что по другую сторону от ее пышного, едва прикрытого простыней и такого соблазнительного тела располагается свояченица, по крайней мере так она представилась. Кстати, весьма и весьма неглупая баба, однако в личной жизни, как показывает опыт, совершенно бесполезная, если не сказать — вреднее не бывает! Нет, ну только представьте себе, что будет, если дипломированного филолога, редактора солидного журнала, а по совместительству лектора из общества по распространению гуманитарных знаний обрядить как на торжественный прием и заставить раздеваться при солидной публике. Кому смешно, а меня от этого юмора мутит, как с очередного перепоя…

На кухне тем временем все громче и громче грохочет табуретка, затем вдруг устанавливается непонятная, ничем вроде бы не объяснимая тишина и чье-то нежное сопрано, переходя в шипящий шепот, умоляет:

— Не надо! Он же все узнает… ах, не надо… я его люблю-у-у…

Но тут же следует сдавленный крик:

— О господи! Хорошо-то как! — и вновь начинают раскачиваться качели. Ну до чего же выносливый народ, оказывается, эти Тамарины сожители!..

Я снова просыпаюсь под грохот табуретки. Нет, должно быть, это мое сердце. Из последних сил грохочут клапаны, выполняет свою тяжкую работу миокард, блуждают в отравленном алкоголем организме потоки то ли алой, то ли бурой крови — да кто ее разберет? И самое главное, что непривычно тяжело, с натугой и абсолютно без всякого желания дышится. Если б можно было, так и вовсе б не дышал… Я вспоминаю то, что произошло вчера, и не могу решить, что лучше — снова заснуть или же совсем не просыпаться? И все-таки, скажет кто-нибудь, что это стучит — мое уставшее от бестолковой жизни сердце или деревянный молоток патлатого затейника, подрядившегося вести торги на пятничном аукционе?

Так уж случилось, что меня при этом не было — мне по службе не положено из своей каморки отлучаться, разве что по неотложным делам. Топтуны из тех, что обычно околачиваются в игорном зале, говорили потом, что подобной схватки за барышню, выставленную на аукцион, никто из них не видывал ни разу прежде. Соискатели «приза» едва не передрались между собой. Их нервных спутниц, оскорбленных в самых лучших чувствах, выносили из игорного зала и укладывали на диван в фойе, где они, ошалело поводя глазами по сторонам, по-видимому, пытались вернуть себе утраченное на время восторженное восприятие окружающей их жизни. Но, отлежавшись, снова возвращались туда, словно бы жаждали вновь и вновь пережить мучительное унижение при виде увлеченных роскошным зрелищем, чуть ли не рыдающих от вожделения мужиков. «Чудо как хороша!» — читалось на алчущих губах. При этом изо рта, заполненного до краев сладкой слюной, вместо предложения очередной ставки доносилось лишь бульканье, как в медном тазике, где варится фруктовое повидло. Надо полагать, именно по этим звукам и ориентировался аукционист.

По счастью, на этот раз дам к торгам не допускали. И тем не менее ставки на удивление резво, словно бы повинуясь кем-то установленному закону, продолжали расти. Хозяева, разумеется, уже довольно потирали руки — ну как же, наметился знатный куш, да при этом еще и бесплатная реклама заведению, так что в следующую пятницу народ, вне всякого сомнения, валом повалит!.. И вдруг все кончилось. Присутствующие, как утверждают, даже не заметили, как прозвучал гонг после удара деревянного молотка и аукционист прокричал свое последнее слово: «Продано!..»

Однажды в глухом замоскворецком переулке я чуть было нос к носу не столкнулся — вероятно, уж так было намечено неласковой судьбой — с некой небезызвестной мне служивой дамой, числившейся в штате расположенного неподалеку районного суда. Судя по всему, заканчивался обеденный перерыв, поэтому в руках она несла туго набитые кошелки с только что купленной про запас разнообразной снедью. Пока я размышлял, что лучше, то ли не заметить, то ли обойти крайне неприятное видение стороной — а переулок как назло был довольно узкий, — судья остановилась словно бы остолбенелая, в глазах у нее возник животный страх, одна кошелка со стеклянным звоном выпала из рук, в другой же, видимо, находилось что-то очень ценное, поскольку она прижала ее к груди. И вот, не отводя полубезумного взгляда от моего лица, хотя куда логичнее в этой ситуации было бы следить не за лицом, а за руками, она стала судорожно рыться среди бананов, огурцов и помидор, как я потом уж догадался, в поисках оказавшегося на самом дне кошелки служебного «макарова»… Ну что поделаешь? В сущности, все было предопределено — это я позже выяснил из разговоров с товарищами по несчастью, подобно мне наивно полагавшими, что можно добиться хоть какой-то справедливости в суде. Что тут поделаешь, если дочь воспитывала без мужа, ценного имущества — всего лишь крохотная квартирка где-то на окраине Москвы, так что подниматься приходилось утром спозаранку, чтобы успеть вовремя добраться до работы. Да, прямо скажем — незавидная судьба! И, что совсем немаловажно, святой обязанностью считалось накануне решающего заседания выслушивать авторитетное мнение председателя суда, нередко напрочь опровергавшее любые установления и законы, но зато уж обещавшее в ответ на послушание… А что, быть может, именно новехонького муженька он ей на этот раз и обещал. Ну а какие еще могут быть пожелания у одичавшей от невнимания самцов служительницы правосудия? И в результате — невнятной скороговоркой произнесенное судебное решение, где в каждой фразе угадывался один лишь смысл, одно лишь слово — «Продано!». А далее — быстрое завершение процесса, лишь бы не слышать запоздалых возражений, лишь бы не смотреть в глаза. И вот уже прыгающий в руке, ну совершенно непослушный пистолетик, словно бы не мне, а ей предназначены были те самые, пресловутые «девять грамм»… Славная была бы смерть — погибнуть от руки судьи и, по возможности, сразу после приговора. Все просто, все проплачено, все продано! И не было бы этого ужасного аукциона. Зачем, если аукционист подкуплен, крупье в игорном зале только и делает, что следит за тем, как бы кто не отхватил солидный куш, ну а судейские — все как один под хромовым генеральским сапогом, под чутким взором недреманного ока блюстителя понятий? Разжалован, уволен, жалоба отклонена… И победитель торжествует. Ох и скучно с вами!

1 ... 8 9 10 11 12 13 14 15 16 ... 44

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Лулу - Владимир Колганов бесплатно.

Похожие на Лулу - Владимир Колганов книги

Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
Это твоя жизнь - Джон ОФаррелл - Современная проза
Покаянные сны Михаила Афанасьевича - Владимир Колганов - Современная проза
Предчувствие тебя (сборник) - Юлия Меньшикова - Современная проза
Ты помнишь, товарищ… Воспоминания о Михаиле Светлове - Л. Либединская - Современная проза
Энергия страха, или Голова желтого кота - Тиркиш Джумагельдыев - Современная проза
Исповедь (Бунт слепых) - Джейн Альперт - Современная проза
Рассказы - Валерий Буланников - Современная проза
Я — это ты - Наталья Аверкиева - Современная проза
Книга сновидений (антология) - Хорхе Борхес - Современная проза

Оставить комментарий