— Не узнаешь? Странно, прежде ведь не раз ко мне за поддержкой обращался, неужто не припоминаешь? — гадливо ухмылялся коротышка, почесывая пухленький живот. — Я же твое второе «я»!
— Ты на меня совершенно не похож…
— А с какой такой стати ты нас сравниваешь? Будь мы единоутробными братьями-близнецами, еще куда ни шло. Вот ведь моду взяли! Что ни клиент, то сам себе второе «я» по собственному образу и подобию подбирает. И чтобы по росту подходил, и даже по образованию. А не проще ли попросту взять да и клонировать себя? Тогда ведь никаких тебе поводов для беспокойствия не будет: «сегодня ты, а завтра я». А в сущности, какая разница? — Мужичонка мечтательно закатил глаза. — Сегодня я второй, а завтра буду прямо-таки на твоем рабочем месте обретаться. Кто был ничем, тот… ну дальше ты и сам догадываешься.
— Не ты меня на эту должность назначал. Не тебе и… — Кусочек непрожеванного ростбифа ворочался во рту, мешая выразить мысль более внятно и доходчиво.
— Разве? Вот захочу, и завтра же тебя выгонят взашей!
— Ну, знаешь… Вообще-то приличные люди так не поступают.
— Да ладно, что ты понимаешь в приличиях? Вот я сижу ослепительно-голый пред тобой, совсем как девка на выданье, то есть на том самом приемном экзамене в привилегированный бордель. Кастинг — так, что ли, у вас это нынче называется? Ну так и что? Будь мы на партийном съезде или в обществе почтенных дам, я бы и сам неглиже объявиться постеснялся. Но тут ведь все свои. Послушай, а может, и тебе стоило бы того… для уравнения ситуации разоблачиться? Тогда и поглядим, кто из нас герой. — И мужичонка заразительно захохотал.
— Послушай, если будешь хамить, я тебя из дома выставлю!
— У нашего дитяти зубки режутся. — Мужичонка откинулся на спину и засучил ножками, изображая неописуемый восторг. Затем, перестав смеяться, снова сел и деловито произнес: — Ладно, так и быть, все материальные и плотские утехи забери себе, пользуйся на всю катушку, я на всю эту хренотень не претендую. Ну а мне оставь, к примеру, это… как его… скажем, психологию и прочие морально-нравственные аспекты…
— Да уж, при твоей-то роже только и заниматься психологией…
— Ты сам-то много ли в этом понимаешь? К примеру, знаешь, отчего распался «Битлз»?! — возопил обиженный прохвост, в азарте спора хлопая себя ладонями по волосатым ляжкам. — Да просто Пол с Джоном партнера не поделили, вот и все дела, а ты туда же, «психология»… А отчего думаешь, этот… ну, известный наш физик-теоретик… в науке оказался плодовит? Да потому, что бабник был отчаянный. Ну а таким, как ты, видать, слабо…
Нет, этого я вытерпеть уже не мог, что-то с ним надо было срочно делать. Наскоро проглотив непрожеванный кусок еды, я потянулся к прохиндею, норовя ухватить его рукой за голую лодыжку, но тот вопреки дебильной внешности оказался куда проворнее меня. В следующее мгновение, сделав головокружительный кульбит, мерзопакостник уже сидел верхом на бра, до той поры предназначенном всего лишь для освещения места моей трапезы, а вот теперь нежданно-негаданно превратившемся в насест для этого подонка. При этом стеклянный с золотистой окантовкой плафон вместе с горящей лампочкой уместился как раз между его ног, демонстрируя сияющее естество непропорционально увеличенных размеров. Однако стоваттный подогрев подействовал вполне понятным образом.
— Чтоб вам так было! — завопил негодник как ошпаренный, для убедительности прибавив кое-что совсем уж непристойное.
То-то, проняло! Как утверждают, при нежданных обстоятельствах некоторым представителям гомо сапиенс свойственно кричать на крайне редко употребляемом ими языке — вроде бы обычно такое приключается при родах. Вот и это чудо акушерского искусства, что удивительно, сподобилось. Впрочем, с чего это я решил, будто он и в самом деле мое второе «я», когда в ярком свете бра ясно наблюдается совсем другое.
— Эй, Веня! Ты, часом, не в церковном ли хоре по воскресным дням поешь? Голосистый больно.
— Будешь на моем месте, еще не так запоешь, — отвечал мне Веня, с высоты плафона плюхнувшись в салатницу. — Чтоб я так жил, но это же явное унижение моего достоинства.
Веня, знакомый мне еще по летнему отдыху на Кара-Даге во времена блаженной юности, тот самый Веня, теперь новоявленный миллионер, когда-то начинавший свою звездную карьеру с торговли резиновыми пупсиками на барахолке, сидел на краешке стола и, слизывая остатки майонеза, весьма кстати прикрывавшие его могучий «срам», рассуждал о недостатках моей личности.
— Я вот что тебе скажу. Беда твоя в том, что ты пытаешься мыслить головой, а вот того не понимаешь, что для этого занятия куда больше еще целая куча органов подходит. К примеру, особо нервные предпочитают мыслить сердцем, люди рационального склада мышления рассуждают животом. Начальство принимает эпохальные решения тем самым местом, что к руководящему креслу приспособлено…
— Ну и каким же местом ты сам думаешь? — оборвал я Веню, не желая дольше слушать его брехню про уважаемых людей.
— А я на вас на всех вот это самое и положил, — деловито ответствовал Веня, долизывая майонез.
В конце концов, и то верно, не пропадать же со усу…
Тем временем в компьютере что-то заухало и заверещало.
— Смотри-ка! Сообщение по Интернету пришло. Это мне! — оживился Веня и ринулся к компьютеру, на бегу заглатывая сорванные с задницы листья зеленого салата. — У аппарата! — прокричал он в микрофон, примостившись как раз в зоне обзора веб-камеры. — Хай, Леля, как видишь, с этим у меня все в порядке!
— Ты что, совсем сдурел? — Я попытался вырвать из его рук микрофон. Только этого не хватало, чтобы меня приняли за любителя развлечений в компании с лилипутами и педиками. Однако Веня приготовил кое-что похлеще.
— Караул! Леля, будь свидетелем! — заорал похабник. — Этот урод меня уже раздел и теперь пытается употребить самым недостойным образом!
В самом деле, капли майонеза, стекающие с его ног, производили впечатление последствий жуткой оргии, а отразившиеся на дисплее побагровевшее лицо и жутко выпученные глаза не оставляли никаких сомнений в моих педерастических намерениях. Каким-то непостижимым образом я изловчился и выключил компьютер, вырвав розетку вместе с проводами из гнезда в стене. Тут же во всей квартире разом погас свет, а я ощутил, как что-то навалилось на меня, лишив возможности не только видеть, но и двигаться, и дышать, и думать…
Уж и не знаю, сколько времени это продолжалось, то есть как долго длилась тьма. Во всяком случае, у меня сложилось впечатление, что некто всемогущий этого пожелал, произнеся почти сакраментальные слова: «Остановись, мгновение. Ты ужасно!» Недаром в памяти застряло смутное ощущение чего-то мерзкого, словно я наступил голой ступней на некое ползучее существо либо же эта гадина наткнулась на меня и, удостоверившись, что здесь ее ничто не привлекает, неспешно переползла через мой пуп и удалилась восвояси… И все же трудно отделаться от мысли, что Веня и на этот раз меня на чем-то подловил.
И вот когда все более или менее вернулось на круги своя, то есть на первый взгляд восстановилось в прежнем виде, и даже вроде бы само собой включилось электрическое освещение, перед случайным наблюдателем предстала бы следующая, почти идиллического содержания картина.
За бежевыми шторами сгустилась белесая питерская ночь с одиноко торчащим посреди нее адмиралтейским шпилем. Заметно постаревший Веня, недавняя жертва сексуального насилия, одетый, как и положено в столь поздний час, в черное, с огненно-рыжими дракончиками кимоно, развалился в кресле, а ваш покорный слуга, совсем без сил, распластался на ковре. При этом мысли в моей голове вертелись странные и глупые. К примеру, с какой такой стати, толком не завершив обед, я из своей московской квартиры вместе с Веней перебрался в Питер?
Раздался стук в дверь, и после короткого Вениного «Антре!» официант в белом кителе с фирменным вензелем на груди вкатил в комнату сервировочный столик с огромной фарфоровой супницей, в которой что-то подозрительно урчало и похрюкивало. Запах от блюда шел такой, что я с удивлением обнаружил в себе прилив подвижнических сил, что же до Вени, то он, похоже, только этого и ждал.
— Сюда их, — скомандовал Веня, устраиваясь за столом, затем нежно глянул на меня, облизнулся и промолвил: — Вовчик, умоляю тебя, оставь паюсную икру в покое. И если хочешь послушаться доброго совета, налей себе не паленой русской водки, а обыкновенного шотландского виски двенадцатилетней выдержки.
Лысоватый субъект в синем джинсовом жилете поверх волосатых мослов, он почему-то тоже оказался за столом, колыхнулся объемистым животом, вежливо ухмыльнулся в напомаженные черные усики стрелкой и налил себе виски в двухсотграммовый хрустальный фужер.
