клетку, лишь слегка надавливая.
Мои глаза заслезились от дыма. Дышать было почти невозможно. Я видел, как Талия снова пытается проткнуть монстра, и мои глаза пленил сияющий металл на ее руке – серебряный браслет.
Меня, наконец, осенило, и я вспомнил историю козы Амалфеи, которая привела нас сюда. Талии было суждено найти сокровище. Оно принадлежит дитю Зевса.
– Талия! – я ахнул. – Щит, как он назывался?
– Какой щит? – закричала она.
– Щит Зевса, – внезапно я вспомнил. – Эгида! Талия, на браслет наложено секретное слово.
Это была отчаянная догадка. Слава богу… или слепой удаче, но Талия поняла меня. Она ударила по браслету и закричала: «Эгида!».
Внезапно браслет превратился в сплющенный широкий бронзовый диск – щит с изобилием замысловатых узоров по краям. В центре, вдавленное в металл, словно посмертная маска, находилось лицо настолько отвратительное, что будь бы у меня возможность, я бы побежал от него прочь. Я ответ взгляд в сторону, но изображение на щите навсегда запечатлилось у меня в голове: змеи вместо волос, светящиеся глаза и клыкастый рот.
Талия сунула щит прямо под нос левкроте. Монстр завизжал, словно щенок, и отпрыгнул в сторону, освобождая меня от веса своего копыта. Сквозь дым я увидел, как левкрота врезался в ближайшие шторы, которые тут же превратились в блестящие черные языки и схватили монстра. От него пошел пар. Чудище кричало: «Помогите!» различными голосами, наверно имитируя крики своих бывших жертв, пока, наконец, не распалось на темные слизистые складки.
Я бы так и лежал там ошеломленный и испуганный до тех пор, пока огненный потолок не рухнул бы на меня, если бы Талия не схватила меня за руку и не закричала: «Скорей!».
Мы кинулись к входной двери. Я задумывался, как мы ее откроем, когда огненная лавина, захлестнув лестницу и добравшись вниз, подплыла к нам. Здание взорвалось.
Я не помнил, как мы оттуда выбрались. Я мог только предполагать, что ударная волна взорвала входную дверь и вытолкнула нас наружу.
Следующее, что я помнил, это как я лежал на кольцевой, кашляя и задыхаясь, пока столб огня бушевал в вечернем небе. Мое горло горело. У меня было такое чувство, что в глаза мне брызнули кислоту.
Я взглянул на Талию, и понял, что вместо нее пялюсь на бронзовое лицо Медузы. Я заорал. После всего случившегося у меня еще хватило сил подняться и побежать, куда глаза глядят. Я бежал до тех пор, пока не оказался возле статуи генерала Роберта Э. Ли. Я спрятался за ним и съежился от страха.
Ага, знаю. Сейчас это звучит смешно. Но это чудо, что у меня не случился сердечный приступ или меня не сбила машина. Наконец Талия догнала меня. Копье снова превратилось во что-то вроде газового баллончика, а щит – в браслет.
Вместе мы молча стояли и смотрели на горящий особняк. Кирпичи рухнули. Черные шторы сгорали в языках красного пламени. Крыша рухнула, и дым вырвался в небо.
Талия всхлипнула. Слеза потекла, оставляя мокрую светлую дорожку на ее испачканном сажей лице.
– Он пожертвовал собой, – вымолвила она. – Почему он спас нас?
Я обнял свой рюкзак. Я почувствовал лежащие внутри дневник и кинжал – единственное напоминание о Хэлсине Грине.
В груди все сжалось, словно левкрота все еще прижимал меня к полу своим копытом. Я критиковал Хэла за его трусость, а он, в конечном итоге, оказался храбрее меня. Боги прокляли его. Большую часть своей жизни он провел в этом особняке с левкротами. Он легко мог оставить нас умирать в лапах монстров, как оставлял других полукровок. Но он решил погибнуть героем.
Я чувствовал себя виноватым из-за того, что не спас его. Хотел бы
я пообщаться с ним подольше. Что же такое он увидел в моем будущем, что так его испугало?
Он предупредил, что из-за моего выбора измениться мир. Звучало не очень привлекательно.
Затем мое внимание привлек гул серен.
Будучи беглыми и несовершеннолетними, мы с Талией научились не доверять полиции и никому из властей. Смертные могли опросить нас, возможно, посадить в детскую тюрьму или отдать в приемные семьи. Этого мы допустить не могли.
– Идем, – сказал я Талии.
Мы бежали по улицам Ричмонда, пока не забрели в маленький парк. Мы вычистились в общественных туалетах, как могли. Затем «залегли на дно» до наступления темноты.
О произошедшем я с Талией не говорил. Мы просто бродили в тумане через кварталы и промышленные районы. У нас не было ни плана, ни сияющей козы, за которой мы могли бы пойти следом. Мы жутко устали, но никто из нас не хотел спать или хотя бы немного передохнуть. Я хотел уйти от того пылающего особняка как можно дальше.
Это был не первый раз, когда мы едва не погибли, но мы никогда еще не выживали за счет жизни другого полубога. Я никак не мог унять горе.
Хэлсин Грин просил меня пообещать, что я продолжу писать в этом дневнике.
«Обещаю, Хэл, – подумал я. – Я буду учиться на твоих ошибках. И если боги когда-нибудь обидят меня, я буду им противостоять».
Ладно, это было похоже на бред сумасшедшего. Но я чувствовал обиду и злость. Плевать я хотел, если это делает Олимпийцев несчастными. Пусть спустятся и скажут мне это в лицо.
Мы остановились возле старого склада, чтобы немного передохнуть. В тусклом свете луны, я мог разглядеть название, написанное на стене краснокирпичного здания: «Ричмондский металлургический завод». Большинство окон были выбиты.
Талия вздрогнула.
– Мы можем вернуться в наш старый лагерь, – предложила она.
– На реке Джеймс. У нас сохранилась там куча запасов.
Я безучастно кивнул. Дорога туда займет не менее трех дней, но это было лучше, чем ничего.
Я поделился своим куриным сэндвичем с Талией. Мы ели молча. На вкус пища была, словно картон. Я только проглотил последний кусок, когда услышал слабый скрежет металла из соседнего переулка.
У меня покалывало в ушах. Мы были не одни.
– Здесь кто-то есть, – прохрипел я. – Не обычный смертный. Талия напряглась.
– Откуда ты знаешь?
У меня не было ответа на этот вопрос. Я встал, и вытащил из рюкзака кинжал Хэла, в основном, из-за свечения небесной бронзы. Талия достала свое копье и Эгиду. В этот раз я знал, что мне не стоит смотреть на лицо Медузы, но из-за самого ее присутствия по моей коже пробежали мурашки. Я понятия не имел, был ли это настоящий щит, или просто копия для героев… но, в любом случае, он излучал мощь. Теперь я понимал, почему Амалфея хотела,
