— Такъ и такъ, говоритъ, Мартынъ взялся не спускать стада съ табуномъ, а баба Мартынова не убереглась, грѣхъ и случился: корова моей лошади бокъ спорола, лошадь издохла.
— Судиться будете — хуже будетъ, отвѣтилъ мировой посредникъ, а вы съ Мартыномъ скажите старикамъ, что они вамъ скажутъ, на томъ и порѣшите.
Спустя нѣсколько дней, мы пошли съ посредникомъ на деревню по этому дѣлу; хозяинъ лошади опять приходилъ съ жалобою. Мы вошли въ избу и послали за хозяиномъ лошади. Черезъ нѣсколько минутъ явились и позванные.
— Здравствуй Мартынъ! Что это вы не поладили объ лошади? спросилъ посредникъ Мартына, кода тотъ, войдя въ избу, перекрестился на образа и поклонился намъ.
— Да вотъ, Николай Ивановичъ, какъ не поладили: міръ что порѣшилъ, тому и быть: міръ порѣшилъ, грѣхъ пополамъ, я и не стою противъ того, да Василій [17] несообразно проситъ.
— Я, Николай Ивановичъ, на міръ не обижаюся, что міръ сказалъ, тому и быть должно: положилъ міръ грѣхъ пополамъ, ну и пополамъ, такъ и пополамъ! Да Мартынъ-то цѣну кладетъ за лошадь ужъ больно обидную….
— За твою лошадь семь цѣлковыхъ обидно? прервалъ его Мартынъ.
— А какъ же не обидно? Какую ты лошадь купишь за семь цѣлковыхъ? А я кладу всего за лошадь десять цѣлковыхъ.
— Не грѣхъ ли будетъ тебѣ, Василій? сказалъ Мартынъ. Посмотри, Василій, на Бога.
— Слушай, дядя Мартынъ, отвѣчалъ скороговоркою Василій, вѣдь, грѣхъ какъ есть твой весь.
— Знаю, что мой грѣхъ! Не былобъ моего грѣха, же стоялъ бы и здѣсь.
— Была бъ худенькая лошаденка, я бъ на ней пахалъ, продолжалъ Василій, а какъ лошади не стало, вѣдь я нанималъ сѣять.
— Знаю, что нанималъ.
— Посѣять заплатилъ цѣлковый!
— Знаю я то, да что жь изъ этого?
— Я, дядя Мартынъ, того, какъ передъ Богомъ! Я того не ищу! я только лошадь десять цѣлковыхъ кладу.
— Да ни стоитъ того твоя лошадь.
— Слушай, дядя Мартынъ, вотъ что: я тебѣ дамъ три съ полтиною серебра, купи мнѣ такую лошадь!
— Гдѣ я буду покупать тебѣ лошадь?
— А до моему вотъ что, вмѣшался въ разговоръ хозяинъ избы, который сидѣлъ съ вами на лавкѣ, по моему пусть міръ скажетъ, чего стоитъ лошадь.
— А право, дядя Мартынъ, пусть міръ скажетъ, заговорилъ Василій, пусть міръ цѣну положитъ…
— Да что міръ?
— Какъ что міръ? еще скорѣе заговорилъ Василй, какъ что міръ? Міръ, дядя Мартынъ, ни для тебя, ни для меня, душой не покривитъ: міръ правду скажетъ…
— По моему, сказалъ посредникъ, тебѣ, Мартымъ, мириться надо; пойдешь судиться, за лошадь таки заплатишь, да, пожалуй, еще и штрафъ съ тебя положатъ; взялся за дѣло, да не исполнилъ.
— Какъ прикажешь, Николай Ивановичъ, такъ и будетъ, отвѣчалъ Мартынъ.
— Въ этомъ дѣлѣ я приказывать не могу, сказалъ посредникъ, а мой только совѣтъ такой: лучше какъ помириться, до суда не доходить; дойдешь до суда, тебѣ, Мартынъ, хуже будетъ.
— Да вѣдь десять цѣлковыхъ, Николай Ивановичъ, дорого будетъ.
— Это твое дѣло — не мирись!
— Только хуже будетъ, проговорилъ хозяинъ избы, право, братъ Mapтынъ, хуже будетъ.
— Такъ помириться, Николай Ивановичъ? еще спросилъ Мартынъ мироваго посредника.
— Ну, слушай, Василій! Хочешь ты мнѣ сдѣлать это, Богъ съ тобою, я на тебя зла не хочу!..
— Да что ты, дядя Мартымъ! Господь съ тобою! какое тебѣ зло хочу сдѣлать? Что ты?
— Ну, да хорошо! Отвѣчаю пять рублей! До суда не хочу доходить, Богъ съ тобою!
— Ну, и спасибо, братцы, что помирились, сказалъ посредникъ, до суда ходить — самое послѣднее дѣло.
Тяжущіеся проговорили что-то въ родѣ благодарности и прощенія.
Тяжущіеся вышли, а вслѣдъ за ними и мы.
А не любятъ мужики этого «штриха», какъ они называютъ этотъ проклятый штрафъ.
Оттого и завелся штрихъ, говорятъ мужики, что ни за что деньги берутъ: даромъ стряхнутъ.
Мнѣ кажется, что въ этомъ процессѣ замѣчательно, что міръ присудилъ заплатить хозяину за лошадь только половину цѣны, хотя онъ нисколько не былъ ни въ чемъ виноватъ, а терялъ другую половину и, несмотря на это Василій, повидимому, обиженный міромъ, все таки ссылался на міръ, а Мартынъ, которому міръ, по принятымъ нами понятіямъ, помирволилъ, отказывается отъ оцѣнки міромъ лошади.
Вѣрно въ русскомъ народѣ существуютъ по сю пору свои законы, кромѣ свода законовъ.
Малоархангельскъ, 25-го августа.
Много селъ на Руси — произведенныхъ въ города, но вѣрно нѣтъ ни одной деревни, которая бы менѣе Малоархангельска имѣла правъ на подобную честь: славный городъ этотъ постройкою хуже многихъ деревень, торговли никакой, стоитъ на краю уѣзда и около Курской губернія, а вдобавокъ и вдали отъ всякой дороги; была почтовая дорога черезъ Малоархангельскъ изъ Орла въ Ливны, да и то нынѣшній годъ уничтожена; теперь почта ходитъ въ Ливны, черезъ село Липовицу, оставляя Малоархангельскъ верстахъ въ сорока слишкомъ, въ сторонѣ. Обозы также не ходятъ на этотъ городъ: транспортная контора ждетъ на Губкино. Но все таки Малоархангельскъ и по географіямъ, и по уѣзднымъ судамъ — городъ, и въ этомъ городѣ, сего августа 25-го дня, былъ съѣздъ мировыхъ посредниковъ.
Засѣданія жировыхъ посредниковъ для всѣхъ открыты и мнѣ удалось быть при первомъ засѣданіи въ Малоархангельскѣ.
Я пришелъ еще до открытія засѣданія и потому могу разсказать объ немъ подробно, но я думаю, что и краткій разсказъ будетъ имѣть большой интересъ.
Послѣ нѣсколькихъ словъ, сказанныхъ предводителемъ дворянства, какъ президентомъ, чиновникъ отъ правительства предложилъ формулировать засѣданія, формулировать занятія, формулировать жалобы просителей и еще что-то такое формулировать. Всѣ посредники съ этимъ мнѣніемъ согласились.
— Такъ какъ многія дѣла намъ придется рѣшать на основаніи вышедшихъ циркуляровъ министерства и губернскаго по крестьянскимъ дѣламъ присутствія, продолжалъ тотъ же чиновникъ, то я предлагаю заняться прежде всего чтеніемъ этихъ циркуляровъ.
Съ этимъ мнѣніемъ тоже согласились; секретарь станъ читать циркуляры; чтеніе продолжалось долго и продолжалось бы еще, еслибъ не вмѣшался одинъ изъ мировыхъ посредниковъ.
— Мы, господа, всѣ эти циркуляры читали, сказалъ онъ, большой нужды нѣтъ повторять эти циркуляры. Не лучше ли ихъ прочитать послѣ, а теперь позвать просителей: теперь пора рабочая, мужику каждый часъ дорогъ; за вашимъ чтеніемъ этихъ циркуляровъ, мужикамъ просителямъ придется ждать, пожалуй, нѣсколько дней. И съ этимъ мнѣніемъ тоже всѣ согласились.
— Только на слѣдующій разъ, прибавилъ чиновникъ, должно будетъ читать циркуляры прежде, а послѣ уже принимать просителей.
— Тогда нужно какъ собираться ранѣе двадцать пятаго числа, отвѣчали ему, положимъ двадцать четвертаго, а крестьянамъ объявить, чтобъ они явились къ двадцать пятому.
— Въ губернскихъ вѣдомостяхъ можно объявить…
— Не только въ губернскихъ, я полагаю въ столичныхъ… въ «Московскихъ Вѣдомостяхъ» тоже можно…
— Можно и въ «Московскихъ Вѣдомостяхъ», одобрилъ секретарь.
— Я думаю, сказалъ предводитель, по церквамъ можно объявить тоже.
— Да, и по церквамъ можно…
— Теперь можно просителей впустить? спросилъ одинъ мировой посредникъ.
Съ этими словами этотъ посредникъ вышелъ изъ комнаты и черезъ минуту вернулся съ крестьянами — просителями.
— Вотъ проситель, сказалъ посредникъ, я разскажу какъ его просьбу и его дѣло.
Дѣло состояло въ томъ, что мужики хотѣли взять при размежеваніи съ бариномъ землю не въ одномъ мѣстѣ, а клоками, въ разныхъ мѣстахъ, лучшую землю, не обращая вниманія на неудобство черезполосицы. Посредникъ отказалъ имъ въ ихъ просьбѣ и предложилъ имъ пожелать отъ себя выборныхъ на съѣздъ мировыхъ посредниковъ. Эти выборные, въ настоящее время, являются первыми просителями.
— Вы объ чемъ просите? спросилъ выборныхъ предводитель, когда было разсказано ихъ дѣло мировымъ посредникомъ.
Крестьяне начали разсказывать; оказалось, что мировой посредникъ вполнѣ передалъ ихъ просьбу.
— Ваша просьба, братцы, не дѣльная, сказалъ крестьянамъ предводитель, какъ отказалъ вашъ жировой посредникъ, и здѣсь какъ тоже отказываютъ; по вашей просьбѣ ничего сдѣлать нельзя.
Мужики поклонились и хотѣли идти.
— Этого такъ сдѣлать нельзя, заговорилъ чиновникъ отъ правительства.
Мужики остановились, надежда блеснула въ ихъ глазахъ и они отвѣсили по низкому поклону чиновнику отъ правительства: въ одномъ лицѣ они видѣли свое спасеніе.
— Этого сдѣлать нельзя.
— Какъ нельзя? Какъ же?
— Эту просьбу надо формулировать; вы, сказалъ онъ посреднику, который разсказывалъ дѣло, вы это дѣло такъ прекрасно знаете, вы и формулируйте.
Надо было видѣть лицо крестьянъ, когда они услыхали этотъ протестъ. Мнѣ кажется, что если-бы дѣло и совершенно рѣшилось въ ихъ пользу, они и тогда бы не болѣе обрадовались: такъ много они полагали надежды на своего воображаемаго посредника.
