Делавшиеся попытки решить этот вопрос[124] можно назвать только началом, за которым не следовало надлежащего продолжения. Это немудрено, учитывая особенности отношения автора к терминологическому аппарату. Надо предупредить, что пока речь идет только об одном понятии. Через некоторое время ситуация многочисленных диспутов в отношении других основных понятий, использованных в данной книге, повторится еще несколько раз.
Как бы то ни было, в общей сложности в «Государе» термин stato употребляется 114 раз. Для книги, которая содержит около 15 тысяч слов, к тому же наполненной различного рода историческими примерами, это является довольно высокой интенсивностью использования[125] (В другом случае тот же исследователь насчитывает 115 употреблений stato в «Государе[126]).
Если ориентироваться на то, что Макиавелли писал в этой книге, то выяснится, что у него есть разные подходы к термину государство. Попробуем их рассмотреть[127] хотя бы отчасти, а потом будем обращаться к ним по мере комментирования текста.
Первый пример. Фердинанд Арагонский* «в начале своего царствования … вторгся в Гранаду и тем самым заложил основание своего правления» (пер. М. Юсима, гл. XXI). На деле он «заложил основание» dello stato suo, т. е. своего государства. Как бы то ни было, перевод Юсима вполне в русской переводческой традиции. Хотя, возможно, Макиавелли, если учитывать контекст его высказываний, имел в виду, что Фердинанд заложил основы своего нового государства.
Второй пример. В Турции или Египте властителем и преемником султана становится человек, «получающий власть от уполномоченных на это лиц. И поскольку обычай этот древний, речь не может идти о новой власти, ибо здесь не встречаются присущие ей трудности, ведь если государь и новый, то государственные порядки старые (gli ordini di quello stato – В.Р.), и они так же пригодны для него, как и для наследного государя» (пер. М. Юсима, гл. XIX).
Третий случай. «Римляне… поступали так, как надлежит поступать всем разумным государям: они помышляли не только о нынешних, но и о будущих заботах и искали пути, как с ними справиться. Ведь предвидя их заранее, легко найти выход, а когда беда приблизилась, болезнь становится неизлечимой, и лекарство уже не ко времени. Получается так, как врачи говорят о чахотке, что вначале ее легко вылечить, но трудно распознать, а по прошествии времени, если с самого начала она была запущена, болезнь становится очевидной, но трудноизлечимой. То же и в государственных делах… (nelle cose di stato)» (пер. М. Юсима, гл. III).
Четвертое. «Затем, новоиспеченные государства, как и все другие скороспелые порождения природы, не располагают корнями и разветвлениями, которые спасли бы их от первой непогоды» (пер. М. Юсима, гл. VII).
Пятое. «… Эти немногие не решатся выступить против мнения большинства, на стороне которого защищающее его величие государства (пер. М. Юсима, гл. XVIII).
Шестое. «Основанием же всех государств, как новых, так и древних и смешанных, служат хорошие законы и хорошие войска» (пер. М. Юсима, гл. XII).
Отметим также, что когда Макиавелли использовал термин государство применительно к правительственному аппарату, он обычно старательно подчеркивал, что последний должен целиком оставаться в руках государя. Иными словами, lo stato в этом случае остается эквивалентным lo suo stato (его государство), собственного государства правителя[128].
В целом же можно предположить, что копья по поводу данного термина ломаются по большей части напрасно. Теория государства Макиавелли в данной книге попросту не интересовала. Ему всего лишь хотелось давать советы государям.
Макиавелли проявляет себя в данном случае как современный по нашим меркам политический консультант. В сегодняшней России это значит: как можно меньше теории, как можно больше практики (хотя мне приходилось встречать и таких продвинутых консультантов, которые оправдывали свою практику чужой теорией. Естественно, что такой подход оплачивался несколько выше). Эта позиция оправдана со стороны интересов заказчика и вполне естественно, что нанимаемый эксперт должен быть готов к этому с самого начала. Похоже, что автор «Государя» имел в виду именно этот случай. Впрочем, мы не можем на этом основании уклониться от анализа терминологии.
Последние могут быть либо унаследованными – если род государя правил долгое время, либо новыми.
Макиавелли здесь продолжает действовать в рамках нарочито строгой формы изложения. Все вроде бы поддается делению и анализу, все может быть подсчитано. Комментаторы здесь иногда[129] отмечают, что упоминание новых монархий являлось у Макиавелли относительно неожиданным для его времени, хотя и, возможно, было частично заимствованным у Тацита.[130] Правда, с моей точки зрения, флорентийцу не нужно было рыться в работах древнего римлянина, дабы вспомнить о том, что происходило на его глазах или было совсем недавней историей. Об этом свидетельствует уже следующая его фраза, в которой упомянуты Франческо Сфорца* и захват Испанией Неаполя.
Что касается понятия государь (il principe), то оно употребляется Макиавелли в отношении всех независимых глав государств. Уже в самом начале книги видно, что для автора они делятся на две группы: наследных и новых правителей. В случае с последними флорентийец чаще всего обращался к деятельности сына папы Александра VI Чезаре Борджиа и Франческо Сфорца.
Новым может быть либо государство в целом – таков Милан для Франческо Сфорца; либо его часть, присоединенная к унаследованному государству вследствие завоевания – таково неаполитанское королевство для короля Испании.
Принципиальное замечание для последующего понимания идей «Государя». Новым государством может быть и то, которое присоединило к себе другую завоеванную страну. В XXI главе, например, пойдет речь о Фердинанде Арагонском, который захватил мусульманскую Гранаду и стал, тем самым, новым государем в классификации флорентийского мыслителя.
Отмечу также, что Милан и Сфорца являются для Макиавелли одними из любимейших примеров для иллюстрации своих тезисов. Это объясняется несколькими причинами: действительной значимостью Милана для политической жизни Италии и в целом, огромной ролью, которую он сыграл в Итальянских войнах того времени[131], традиционными тесными связями, которые были между Сфорца и правившими во Флоренции Медичи.
Родоначальником династии Сфорца был Муцио Аттендоло (1369–1424), выходец из среды зажиточных крестьян. Свое прозвище Сфорца получил за физическую силу, хотя есть и другие объяснения[132]. Его сын, Франческо Сфорца (1401–1466), кондотьер на службе многих итальянских правителей, в 1450 г. захватил Милан и провозгласил себя при поддержке горожан его герцогом. Он стал первым из своей династии миланских герцогов (1450–1535).
С нашей точки зрения, довольно любопытно здесь, что выходцы из крестьянской среды смогли основать династию, которая в условиях постоянных войн и неурядиц просуществовала, пусть и с перерывами, более столетия и дала жизнь ряду феодальных фамилий. И не только интересно, но и
