начинается тематически со второго параграфа. (Косвенным подтверждением этому служат аналогичные начала четырнадцатой и шестнадцатого глав)[164]. Как бы то ни было, существует версия, согласно которой не только одна фраза, но и весь первый параграф второй главы является позднейшей вставкой, которая была сделана одновременно с Посвящением.
Начну с того, что наследному государю, чьи подданные успели сжиться с правящим домом, гораздо легче удержать власть, нежели новому, ибо для этого ему достаточно не преступать обычая предков и впоследствии без поспешности применяться к новым обстоятельствам.
В переводе Марка Юсима: «Прежде всего скажу, что наследственные владения, привычные к государям, происходящим из одного рода, гораздо легче удержать, чем новые, ибо достаточно не нарушить обычаев своих предшественников и следовать за ходом событий».
Макиавелли очерчивает условия, при которых наследственный правитель может удержать власть. Может показаться, что флорентийец в данном случае выступает как консерватор, скептически относящийся к ценности реформ. Однако это не так: в дальнейшем автор «Государя» продемонстрирует, что он является человеком куда более широких политических взглядов. И, безусловно, признает в определенных случаях необходимость даже не просто перемен, но радикальных изменений.
На мой взгляд, данная максима продиктована в первую очередь особенностью подхода Макиавелли. Он в данном случае выступает как типичный политический эксперт, делающий свои предложения в рамках поставленной задачи. Речь идет не о том, как сделать государство богаче, народ – свободнее и прочее. Цель тут на деле одна: как проще всего удержать власть наследному государю. И не более того. Ответ: в данном случае отказаться от радикальных изменений. Перемены возможны только в том случае, если они навязаны «ходом событий».
Еще одно замечание должно сводиться к тому, что Макиавелли был, безусловно, прав: действительно, наследственная династия обладает куда большей устойчивостью, нежели новый государь. Автор тут выступает как типичный прагматик[165].
В отмеченном отрывке впервые упоминается один из центральных терминов Макиавелли – ordini, который в обоих случаях переводчиками здесь трактуется как обычай. На деле значение этого понятия у автора значительно выходит за рамки данного перевода, о чем речь пойдет ниже.
В российской истории, на первый взгляд, классическое доказательство правоты Макиавелли в вопросе о том, что новому государю намного труднее удержать власть, нежели «старому» – история вроде бы неудачного царствования Бориса Годунова. Но не все здесь так просто. Следует уточнить, что против Годунова играл такой мощнейший фактор, как трехлетний голод[166] и разруха в России плюс резкое ухудшение собственного здоровья (он и к власти-то пришел тяжело больным), что закончилось его смертью[167]. А вот история правления его сына Федора Годунова – наглядное доказательство того, что Макиавелли в данном вопросе был прав. Еще больше убеждает в этом царствование Василия Шуйского.
При таком образе действий даже посредственный правитель не утратит власти, если только не будет свергнут особо могущественной и грозной силой, но и в этом случае он отвоюет власть при первой же неудаче завоевателя.
Обратим здесь внимание на термин «даже посредственный правитель» (в переводе Марка Юсима: «государь средних способностей»). Возможно, эта уничижительная характеристика отчасти отражает отношение Макиавелли к рассматриваемой проблеме. Создается впечатление, что ему эта тема не очень интересна. Если удержать власть относительно легко, тогда власть имущие не нуждаются в советах флорентийского политконсультанта. С вытекающими отсюда для него последствиями. Кроме того, он наверняка уже предвкушал удовольствие от интеллектуального вызова, который поставят перед ним куда более сложные проблемы. Тем не менее, следует отметить, что Макиавелли довольно четко обозначил рамочные условия, при которых наследственный государь сохранит власть:
– не проводить сколько-нибудь серьезных политических изменений по собственной инициативе;
– внимательно наблюдать и соответствующим образом реагировать на развитие политической ситуации, что предполагает готовность к осторожным реформам по мере необходимости;
– не терять духа и надежды даже будучи свергнутым «особо могущественной и грозной силой», поскольку остаются хорошие шансы восстановить свою власть при первой неудаче завоевателя.
У нас в Италии примером тому может служить герцог Феррарский, который удержался у власти после поражения, нанесенного ему венецианцами в 1484 году[168]и папой Юлием в 1510-м[169], только потому, что род его исстари правил в Ферраре.
Макиавелли использует в данном случае один из своих любимых приемов убеждения читателя: ссылается на исторический пример, который должен подтвердить его предыдущий тезис. Нельзя, разумеется, сказать, что данный подход является изобретением флорентийца, у него были в этом и предшественники, которые использовали историю как пример, который иллюстрирует тот или иной тезис[170].
Здесь есть определенная особенность, состоящая в том, что Макиавелли в своих работах, как уже говорилось выше, не ссылался на труды предшествующих мыслителей, даже древнеримских. Он не делал этого ни в отношении Аристотеля, ни Цицерона. Для него, подчеркнем еще раз, главным подтверждением его максим являлись личный политический анализ и исторические примеры. Последние, правда, зачастую подвергались определенной «подгонке» под мысль автора, но этот вопрос стоит детальнее рассмотреть в дальнейшем при более подходящем случае.
Что касается сути примера, то следует упомянуть, что после победы в 1240 г. гвельфской[171] коалиции в составе маркиза д’Эсте, римского папы, а также гвельфов североитальянских городов и Венеции политическую власть в Ферраре захватил род д’Эсте, позднее оформивший ее в виде синьории. Затем последовало довольно длительное существование Феррарского герцогства, что может быть объяснено преимущественно геополитическими выгодами буферного нахождения (вспомним здесь хотя бы Швейцарию) между Венецией и Ломбардией. К тому же Феррара не была экономическим соперником мощнейшей Венеции и не представляла особого интереса для других соседей. К этому надо добавить воинственный нрав местных жителей. Ходили слухи, что в то время ни одному из них не удалось избежать по крайней мере одного удара ножом. Наконец, данное общество действительно объединяла преданность правящей династии.
Ибо у государя, унаследовавшего власть, меньше причин и меньше необходимости притеснять подданных, почему они и платят ему большей любовью, и если он не обнаруживает чрезмерных пороков, вызывающих ненависть, то закономерно пользуется благорасположением граждан.
Идея Макиавелли в этом случае, видимо, заключается в том, что захвативший власть правитель часто сталкивается с системной оппозицией на всех уровнях общества, а потому вынужден прибегать к репрессиям. Зато наследующий власть государь с этой проблемой может быть незнаком, если только «не обнаруживает чрезмерных пороков». Кроме того, следует обратить внимание на мысль, которую Макиавелли будет постоянно проводить в дальнейшем: государю нужны любовь и расположение своих подданных.
Давнее и преемственное правление заставляет забыть о бывших некогда переворотах и вызвавших их причинах,