В зале рядом с Евгением Мартыновичем сидела сука Сигурова. Но стул с другой стороны оставался свободен.
Оскорблённая скотским поведением безвременно ушедшего мужа, повариха любила напоминать себе: «Все мужики — козлы!». Но этого мужика, к которому прилипла ненавистная массажистка, она хотела завоевать из вредности к Сигуровой.
Петровна протиснулась до середины ряда и плюхнулась на свободное с москвичом место.
— Здравствуйте, Евгений Мартынович, — подчёркнуто ласково произнесла она, дотронувшись до его руки, — после вчерашних танцев у нас сегодня будут песни?
— Женя, давайте пересядем от этой колхозницы, — громко предложила массажистка, вставая со своего стула.
Москвич щурился, как мартовский кот. Ему нравились женские дуэли.
Вышла ведущая, и вечер начался задушевной песней про рябинушку. На сцене стояла коробка с призами отечественного исполнения — дешёвые шампуньки в малой фасовке, расчёски, зубные щётки и разноцветные шары. Подарки эти Петровну совсем не интересовали. Ей надо было произвести неизгладимое впечатление на кавалера Сигуровой.
После второго выступления ведущая поманила повариху на сцену и сунула ей в руки микрофон. И Валентина Петровна вместе с Еленой Ваенгой очень по-хулигански спела свой хит «Снова стою курю».
Она видела, как внимательно смотрит в её сторону Евгений Мартынович. А кислая Сигурова криво улыбалась и в ладоши не хлопала, но максимально придвинулась к соседу и что-то шептала ему на ухо. Комментировала, подлюка.
Зал просил петь ещё. Петровна спела бы народную песню, но тут в памяти что-то заклинило, а обидное «колхозница» уничтожило её репертуар, который ждали в зале.
«Песня про пластилиновую ворону», — неожиданно объявила повариха.
Музыкальные такты весело поскакали, подчиняя всех в зале своему мультяшному ритму. Петровна подбоченилась и ладно начала детскую песенку: «Нам помнится ворона»… — и половина зала охотно ей помогла с припевом:
— Кар, кар, кар…
— А может быть собака, — задорно продолжала повариха.
— Гав, гав, гав… — дружно залаяли в зале.
И вдруг Петровна, ничуть не смущаясь, выскочила из рамок знакомого текста:
— Пошли они однажды В салон один массажный, Чтоб стать ещё красивей На все процентов сто!
Сигурова заёрзала на стуле и, подозревая подвох, насторожилась. Никто бы не подумал, что повариха может так ловко переставлять слова:
— В салоне том ужасном… Сигурова сидела и ждала жертв своих…
Как только массажистка услышала свою фамилию — стала пробираться к выходу. А зал веселился, смеялся, хлопал в такт в ладоши и даже топал ногами. Среди присутствующих были жертвы Сигуровой. Когда дверь за ней захлопнулась, Петровна с облегчением вздохнула и продолжила программу. Она пела по заявкам под минусовки караоке и совсем без музыкального сопровождения, чистый фольклор. Ещё ни разу в жизни не пелось ей так легко и красиво.
Всю неделю они с Мартыновичем встречались то на танцах, то на литературных вечерах. И однажды он принес ей на кухню букет цветов, которые обильно отцветали у бордюров грязелечебницы, и все кухонные работницы застыли от зависти. Петровна изменила своё мнение о мужиках: козлы не все.
Контракт с санаторием закончился, из сэкономленных продуктов Петровна накрыла поляну для администрации. Прощаться любила красиво.
В кабинет Сигуровой заскочила лаборантка Ниночка и протянула ей любимые цветы озеленителей санатория.
Сердце Сигуровой екнуло:
— Откуда?
— Да вон, оттуда, — прощебетала Ниночка.
Массажистка подошла к окну и увидела, как к автобусу шла повариха, а сумку ей нёс Женя, Евгений Мартынович. Она улыбнулась: «Раз прислал цветы, то вернётся. Повариха уедет, а он останется».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Евгений Мартынович первым зашёл в салон автобуса. Петровна же обернулась и помахала рукой, глядя прямо на окна массажного кабинета.
— Неужто мне? — удивилась Сигурова.
Повариха легко вскочила на ступеньку и скрылась в салоне. Автобус тронулся. Вместе с Евгением Мартыновичем.
14. Неожиданные открытия
После наступившего просветления Юрик рвался на самостоятельную прогулку. Он оделся и стоял в коридоре, пытаясь открыть дверь. Замок у Шиянов стоял не по-человечески: он открывался не влево, а вправо, нарушая правила привычной координации. Маруся не спешила на помощь, не хотела выпускать его одного.
Центрифуга в стиралке только закончила свою работу. Оставалось вынести бельё на балкон.
У подъезда торчали дворовые обозреватели и ожидали интересных событий. Пусть увидят: Маруся занята развешиванием истинно мужской одежды.
Выглянув во двор со своего второго этажа, чтобы громко поздороваться и привлечь внимание к своим действиям, бухгалтерша ахнула: пока она возилась с бельём, Юрик открыл дверь квартиры и вышел на улицу один. Он медленно, но уверенно пересёк детскую площадку и задержался возле металлической тарзанки, на которой упражнялись двое мальчишек лет десяти-одиннадцати. Маруся окликнула его. Стилист услышал, помахал ей рукой и пошёл в арку между домами.
Маруся бросилась в прихожую, на ходу разбрасывая тапки, сорвала с вешалки куртку и, уже на ходу заматывая шарф, выбежала на лестницу, приговаривая: «Только бы машина не сбила…».
Он шёл, разглядывая прохожих. В прошлой жизни Юрик передвигался исключительно на автомобиле. В поле его зрения шумели тусовки с яркими представителями золотой молодёжи в брендовых одеждах — суперстильные, заносчивые, самоуверенные, не отягощённые никакими проблемами. Впечатления той жизни возникали яркими короткими вспышками, но абсолютно не задерживались в его пробитой голове. Выйдя «в народ», стилист, ошарашенный видом старушек с сумками на истёртых разболтанных колёсиках, с удивлением смотрел на старые пластиковые пакеты в руках у людей помоложе — «8-е марта», «С Новым годом!» или «Фосфорные удобрения». Однообразные стёганые куртки или пальто из рыночного ассортимента. Почти одинаковые вязаные шапки. Никакого парфюма. Тяжёлый затхлый запах старости и давно нестиранного белья. Впечатления от прогулки скрашивали молодые мамочки, которые выгуливали своих младенцев. Юрику вдруг очень захотелось взглянуть, кто там спрятан в глубине люльки на колёсах. Но только он замедлил шаг, на него строго шикнули:
— Чего тебе? Вали мимо!
Юрик обиделся и пошёл дальше. В отражении витрин Стилист краем глаза наблюдал свою нелепую фигуру: рукава «китайки» спускались ниже ладоней, простёганная спина вызывала ощущение, что куртку изнутри утеплили фанерой. Из этого объёмного футляра торчали тонкие ноги в брюках-дудочках, одетые в резиновые сапоги. Каждый, кто видел этого человека с растерянным взглядом, безошибочно вычислял степень его проблемы. И хотя определения этой проблемы выглядели очень разнообразно, по шкале опасности все оценки совпадали. Через несколько минут Юрика остановил милицейский патруль.
— Предъявите ваши документы!
Юрик даже обрадовался, что милиция обратила на него внимание. Так как документов у него не было, и связно ответить на вопросы он не умел, патруль «произвёл задержание» для выяснения личности.
В обезьяннике Юрик упёрся взглядом в двух молодых мужчин, уже освоивших небольшое огороженное пространство. Один со здорово смещённым на бок носом тихо, с чувством, матерился, другой смотрелся покраше, но пугал неожиданными воплями:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Начальника давай!
Юрик вздрагивал, метался из угла в угол и не мог найти себе спокойного места.
— Да сядешь ты, чушкан! — прикрикнул на Стилиста задержанный со сломанным носом.
