Дэвин вздыхает. Совсем странно.
– Дерьмо такое, детка, – наконец переходит к делу. Напрягаюсь еще больше. – Ваши не нашли Зоуи потому, что он поменял не только имя, но и пол.
– Чего-о-о? – не сдерживаюсь и торопливо закрываю себе рот ладонью. Не хватало еще, чтобы Ник услышал и раньше времени вышел из ванной – это может спугнуть Дэвина.
– Того-о-о, – передразнивает собеседник.
– Разве это делается так быстро?
– Ну нет, конечно. Доки перебили на бабу сразу, тело еще курочили. Гормоны там…
– Дэйв, теоретически я представляю, как это делается, – перебиваю.
Накидываю на голые ноги одеяло. Мне не по себе, и не от полученной информации, а от поведения Дэвина – он будто тянет время, готовя меня к худшему.
– Ладно, детка. Как скажешь, – соглашается. И опять словно нехотя. – Стал, значит, наш Сэм Зоуи Селеной Миколь. Зацени имечко, а?
– Дэйв, – уже едва ли не умоляю, – нашел, кто дал ему денег?
– А то, детка. – В голосе Дэвина неприкрытая гордость за своего хакера. – Только деньги дали не ему, а его тетушке. Которая якобы умерла за полгода до этого, а на самом деле тоже что-то куролесила с нелегальщиной и сбежала на Сьеру, поменяв имя. А так как она вся насквозь старая и хромая, то стоит в списке нуждающихся в финансировании. Знаешь такие? Их еще подкармливают сердобольные богачи и благотворительные фонды?
– Слышала, – буркаю, укрываясь одеялом уже по самую шею.
– Так вот, – продолжает друг, – денежки и прилетели на счет этой чудо-тетушки. Якобы пожертвование. То есть соображаешь, да? Тетка – просто тетка. Ну то есть бабка. Никак не связана не то что с Зоуи, но и с Селеной Миколь. Вот ваши и растерялись: Сэма нет, следа нет. А он есть! Каково?
Вздыхаю. Возвожу глаза к потолку.
– Шикарно, Дэйв, – отзываюсь. – Нашли, кто перевел деньги?
В ответ – молчание.
– Дэйв?
– Нашли, детка. – Снова пауза. – Там был неплохой обход – классная отмывка. Перевод на переводе – следы заметали. Сплошь благотворительные конторы, помощь несчастным, все дела…
– Дэйв, имя, – уже шиплю, понимая, что тот намеренно тянет время.
– Николас Валентайн.
Кажется, забываю, как дышать.
– Кто? – переспрашиваю придушенно. Мой взгляд мечется от экрана комма, на котором мигает счетчик секунд разговора, к двери в ванную, за ней все еще слышен шум воды.
– Ты услышала, детка, – с сожалением отвечает друг.
Мотаю головой.
Нет-нет-нет.
– Вы ошиблись.
Дэвин хмыкает.
– Еще скажи, что это однофамилец. Николас Валентайн, 2659 года рождения, Новый Рим… Продолжать?
– Не нужно.
– Держись, детка. Инфа проверенная. Это сто процентов он.
– Его счет, – возражаю.
Это не Ник. Я уверена. Я знаю. Это. Не. Ник.
– Детка, это реально паршиво, но смотри правде в глаза. Он тебя слил, потом, видимо, совесть заела, вот и полез выручать.
– Нет, – повторяю упрямо.
– Брось, детка…
– Спасибо тебе, Дэйв, – не даю ему договорить. – Огромное тебе спасибо. Но давай мы поболтаем в следующий раз.
– Не вопрос, – покладисто соглашается собеседник.
– Пока. – И я первой обрубаю связь.
Сижу и смотрю на погасший экран.
Николас Валентайн, 2659 года рождения…
Убираю руку с коммуникатором под одеяло. Обнимаю колени и прожигаю взглядом дверь ванной. Вода больше не льется.
Это не Ник. Гореть мне в аду, если после всего того, что между нами было, я хотя бы на долю секунды поверю, допущу, что это был он.
Это не Ник, и точка.
Режьте меня на куски, я ни за что не поверю, что Ник мог так со мной поступить. Только не он.
Дверь ванной открывается, Ник, с полотенцем вокруг бедер, появляется на пороге.
– Ты чего? – тут же безошибочно читает выражение моего лица.
– Ничего, – пожимаю плечами. Потом высвобождаю руки из-под одеяла и тяну их к нему. – Иди сюда, обними меня.
– Хм, – усмехается. – Ты меня пугаешь, но ладно. Люблю обниматься. Только я еще мокрый.
– Плевать, – заверяю.
Ник садится на кровать и притягивает меня спиной к себе. Его руки – под моей грудью. Подбородок – на моем плече.
Выдыхаю и расслабляюсь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я ему верю. Это окончательное и бесповоротное решение.
Кто-то использовал его счет или его имя – я обязательно выясню. Возможно, позже позвоню Дэвину снова и попрошу покопаться еще. Должно же быть этому логическое объяснение.
Но усомниться в Нике – нет. Он – единственный, в ком я уверена в этой жизни.
– Эм, я тут забыл тебе кое-что сказать…
Вздрагиваю.
– Тихо, ты чего? Никто не стреляет по окнам. Просто нам нужно в течение недели освободить эту квартиру.
Удивленно поворачиваю голову, чтобы видеть его лицо. Улыбка у Ника несколько виноватая.
– Она уже продана. И новый хозяин хочет получить свое имущество.
Часто моргаю, ничего не понимая.
– Зачем ты продал свою квартиру? Я думала, она тебе нравится.
Ник смеется.
– Отличная квартира, согласись? Но она не моя. Мне ее подарили родители на совершеннолетие. А позавчера мы с мамой в очередной раз крупно поссорились, ну и сошлись на том, что лишения наследства мне мало, надо бы вернуть и квартиру. – Корчит гримасу. – Раз уж я такой неблагодарный сын.
Что-что-что?
Не могу определиться, кто сошел с ума: я или мир.
Выворачиваюсь из теплых объятий, чтобы повернуться к собеседнику лицом.
– Когда тебя лишили наследства?! – восклицаю изумленно.
Ник морщится.
– Ну не всего. Папино осталось. А мама… дай подумать… Вот как раз перед твоим отлетом на Пандору.
Хмурюсь.
– Ты не говорил.
Ник бросает на меня скептический взгляд.
– Ты и так психовала перед заданием. Куда тебе еще мои проблемы? Да и не проблема это. Я взрослый работающий человек. Ну теперь временно не работающий, – быстро поправляется. – Это мамины деньги, и она вправе распоряжаться ими так, как ей вздумается.
Все еще не понимаю. Насколько мне известно, у Ника с матерью всегда были хорошие отношения.
– Но почему?
Теперь он смотрит на меня умоляюще.
– Да все потому же, что и всегда: я не хочу жениться на дочках ее подруг. Позавчера вот тоже совместный ужин не удался – и прощай квартира. – Смеется. – Теперь у меня нечего отбирать, так что, думаю, между нами установятся мир и спокойствие.
А я сижу, смотря прямо перед собой и пытаясь осмыслить то, что только что узнала.
– Она считает, что ты не женишься на них из-за меня, – бормочу.
– Ну, тут мама права. – В кои-то веки Ник не пытается отрицать мою причастность к его проблемам. – Она же видит, что я сохну по тебе годами.
Резко вскидываю на него глаза.
– А то ты не знала, – язвит. – Только ей невдомек, что, не будь тебя, я бы все равно и близко не подошел бы к ее претенденткам. У меня же дурной вкус, помнишь? А там все настолько «по высшему уровню», – Ник жестом изображает кавычки, – что мне хочется застрелиться еще при знакомстве… Эм, ну прекращай. Сдалась тебе эта квартира. Давай вообще уедем куда-нибудь.
Ухмыляюсь.
– Подальше от твоей мамы?
– Угу, – усмехается. Ерошит пальцами влажные после душа волосы. – На время точно не помешает.
Улыбаюсь, смотря на него.
– Я люблю тебя, – признаюсь. – Я больше всех и всего на свете тебя люблю. – И крепко его обнимаю. Так крепко, как только могу.
– Янтарная, – Ник начинает шутливо отбиваться, – я тебя тоже люблю, но душить меня – не лучшая идея.
Смеемся, играючи боремся, катимся по постели.
Я люблю его. А потому никогда не скажу ни о расследовании Дэвина, ни о том, что только что поняла.
Счета Ника, как и других, тоже проверяли. Но его счетами управляла мать, глава крупного благотворительного фонда. По благотворительному каналу она и перевела деньги тетке Зоуи. Помощь нуждающимся – не более.
А мне-то казалось, что срыв подобной операции – слишком масштабная затея, чтобы отомстить лично мне. Как же я ошибалась.
Мейси Плун действительно никому не платила и ни от кого не получала плату за слив информации. Она что-то сдуру сболтнула Колетт Валентайн, с которой познакомилась на церемонии нашего награждения, и затем была удостоена периодического общения и приглашения на чай. А имея средства и связи, мать Ника раскрутила брошенный ей конец нити, подкупила нужных людей и избавилась от той, кто портил будущее ее единственного сына. Мейс догадалась, но струсила и не призналась; предпочла сбежать, когда поняла, что я могу вернуться.
