рассказывать о черных делах тех «подонков», иногда лишь туманно намекая, а в некоторых случаях — напротив — расписывая все чуть ли не до мелочей…
Сначала Борис Николаевич слушал его внимательно.
Затем — вполуха, изредка кивая.
Потом — лишь делал вид что слушает.
И наконец, просто заснул, убаюканный долгим рассказом…
Бориса Николаевича грубо растолкали, он открыл глаза и обнаружил, что машина застыла возле хорошо отделанного коттеджа. Кругом суетились люди в штатском. Кто-то невидимый громко отдавал распоряжения в мегафон.
— Пойдем! — велел Борису Николаевичу «куратор», и они покинули теплое брюхо лимузина.
Зашли в коттедж. Здесь тоже было полно народа — здоровенные молодцы, не позволяющие ни на миг усомниться относительно их профессии, так и шныряли из угла в угол, вернее, с этажа на этаж.
При виде Бориса Николаевича все замерли. Но лишь на миг, мгновение спустя все вновь были заняты своими делами…
Бориса Николаевича отвели в отдельную комнату, предложили сесть и подождать. Он уже не спрашивал — чего именно ему ждать. Привык, наверное.
Он сел у камина, удобно расположившись в глубоком кресле, и вновь, незаметно для себя, задремал…
На этот раз разбудили осторожно, можно сказать, бережно. Олег Михайлович улыбался, будто бы знал нечто приятное, но говорить об этом не имел права, хотя ему и очень хотелось.
Он велел Борису Николаевичу идти за ним. Они вышли во двор, и Борис Николаевич удивился, увидев, что почти не видит людей. Только машины с затемненными стеклами. Много машин. Очень много…
Они обогнули коттедж по расчищенной дорожке и очутились перед огромной баней, срубленной из бревен. Сосновая, машинально отметил Борис Николаевич, который в банях разбирался. А нижний венец — лиственница, это чтобы, значит, лучше стояла. Ничего банька. Грамотно срублена.
Олег Михайлович обернулся к Борису Николаевичу и строго-настрого предупредил, чтобы тот держал свой язык за зубами и лишнего ничего не говорил. Борис Николаевич послушно кивнул, он уже начал догадываться по обилию черных лимузинов, что его ожидает.
Они вошли в предбанник, разделись быстро, и кто-то из голых — их было человек шесть-семь — ловко всунул в руки Бориса Николаевича веник…
— Иди! — подтолкнул его к дверям Олег Михайлович.
— Один?
— Один, один… Да не бойся ты!
Стараясь подавить внутреннюю дрожь, уже уверенный в том, что (вернее, кто!) его там ожидает, Борис Николаевич набрал побольше воздуха, словно готовился нырнуть, и резко толкнул дверь бани…
Через полчаса, основательно попарившись, гогоча и подталкивая друг друга, из бани выскочили два Бориса Николаевича. Они были совершенно голые, красные здоровые тела ярко выделялись на фоне белого, нетронутого снега. Борисы Николаевичи принялись толкаться, стараясь свалить друг друга. Затем как по команде синхронно повернулись, побежали к речке…
Из бани вышли двое: Олег Михайлович и начальник охраны, тоже голые, покрасневшие после веничков. В отличие от первой пары, эти вели себя спокойно — не прыгали и не гоготали. Олег Михайлович в голом виде выглядел совершенно русским рубахой парнем, а начальник охраны, напротив, походил на куклу из одноименной передачи.
Они стояли молча, наблюдая, как Борисы Николаевичи удаляются от них. Наконец Олег Михайлович тихо спросил:
— Ну что будем делать с этим придурком?
— С которым?..
Олег Михайлович недоуменно пожал плечами. А разве не ясно?!
Глава 9
ЛАПШИН
1
Добравшись до дома, я рухнул на тахту, пододвинул к себе телефон, достал номер, который мне дал Васильев, и позвонил. Трубку подняли моментально.
— Да, — сказал совершенно бесстрастный голос.
— Иван Альбертович? — уточнил я.
— Да.
— Это Лапшин.
— Да.
Действительно, робот. Мне вдруг захотелось, чтобы он сказал «нет», и поэтому я спросил:
— А может быть, я ошибся?
— Да.
Это не робот. Это стоик. А он тем временем продолжал, обнаруживая человеческие черты.
— Вы ошиблись, Лапшин, когда попытались играть с нами, — сказал он. — Теперь вам придется сильно постараться, чтобы снова заслужить наше доверие.
— Уверяю вас, Иван Альбертович, я и не думал ни о каких играх с вами, — запротестовал я. — Но дело требовало того, чтобы когда я встретился с Лейкиным, никого из ваших не было вообще.
— Вы соображаете, что говорите? — бесстрастно спросил меня Васильев. — Вы понимаете, что берете на себя разработку операции? У вас что, есть полномочия решать за органы?!
— У меня есть полномочия думать, — разозлился я. — Послушайте, Иван Альбертович, если вы не перестанете угрожать, мне это когда-нибудь надоест. И тогда за последствия я не отвечаю.
— Что?! — в голосе робота послышался намек на изумление.
— Один раз вы меня напугали, — признал я очевидный факт. — Но больше у вас этот номер не пройдет. Вы будете слушать меня или нет?
Мое перерождение он переваривал всего несколько мгновений.
— Говорите, — сказал он после паузы.
— Слава Богу, — вздохнул я. — Обещаю вам, что негативы вы получите в самом ближайшем будущем.
— А Лейкин? — быстро спросил он.
— Вот-вот, — сказал я. — Вам только дай волю. Именно поэтому я и оторвался от ваших соглядатаев. Они бы тут же схватили и потащили его. И вы бы никогда не увидели свои негативы.
— Да он бы их нам в зубах принес! — не выдержал Иван Альбертович.
Я давно научился угадывать целое по его части, порой даже по незначительной его детали. Может, это излишне самоуверенно звучит, но я привык думать, что не ошибаюсь. Даже мой шеф-предатель признает это, читая те опусы, которые я кладу ему на стол пару раз в неделю. Мне многое стало понятно в этом Иване Альбертовиче по одной его этой последней фразе. Хотя, если честно, то это не такое уж открытие. Почти всеми этими людьми движет жажда власти, причем не открытой, как, скажем, у политиков, не скрывающих своих амбиций, а тайной власти, которая может быть и не зрима, но намного реальнее.
— Не принес бы, — отрезал я. — Он понимает, что негативы — единственное, что может спасти его шкуру.
— В этом есть резон, — пробормотал Васильев себе под нос, но я его услышал.
— Поэтому в зубах он вам ничего приносить не будет, — заверил я его. — И поэтому я вам сейчас нужнее самого лучшего вашего оперативника. Понятно?
Нет, оперативники, кажется, в уголовном розыске, а у них… Черт, да не хочу я ломать себе голову, пусть они сами себе ломают.
Я не слышал, что ответил Васильев, да и по большому счету мне было на это наплевать. Сейчас их ждет кое-что, от чего они себе волосы на заднице порвут от злости. Впрочем, это их проблемы.
— Короче, — сказал я. — Мне нужен оплаченный столик в «Балчуге».
