Клавейн кивнул.
— В этом месте поле настолько слабое, что тебе приходится использовать самые чувствительные детекторы, чтобы просто его обнаружить.
— Правильно. Наши тела и материал корабля, окружающий нас, до сих пор почти полностью сохраняют инерционную массу. Пол давит на нас с силой в пять «g» — но только потому, что находимся за пределами пузыря.
— К чему ты клонишь?
— Вот к чему, — Сухой изменила картинку, увеличив круг, который полностью поглотил звездолет. — Геометрия поля непроста, Клавейн. И оно отнюдь не напрямую зависит от степени подавления инерции. При пяти «g» мы можем полностью исключить жилые отсеки из основной зоны воздействия установки. Но при шести «g»… Мы окажемся в пузыре.
— Но мы и так внутри.
— Да, но пока ничего не чувствуем. При шести «g» эффект воздействия превысит порог психологического восприятия. Это произойдет мгновенно — здесь нет линейной зависимости. Мы почти сразу перестанем чувствовать себя как при пятикратной перегрузке и будем чувствовать нормальный вес.
Клавейн поменял позу. Он пытался пристроиться так, чтобы рама экзоскелета вызывала наименьший дискомфорт.
— Звучит не так уж плохо.
— Но одновременно ты будешь чувствовать, что твое тело весит в пять раз меньше, чем должно. Каждая часть тела, каждый мускул, каждый орган, каждая кость, все внутренние жидкости рассчитаны на определенные условия, в том числе и определенную инерцию. Все изменится, даже вязкость крови, — Сухой заставила кушетку проехать вокруг Клавейна, одновременно восстанавливая дыхание. — Я видела, что происходит с людьми, которые попадали в поле сильного подавления инерции. Очень часто они умирали. У них останавливалось сердце. Случалось кое-что еще, особенно если поле было нестабильным… — с явным усилием Паулина посмотрела ему в глаза. — Не могу гарантировать, что такого не произойдет.
— Я все-таки хочу это сделать, — сказал Клавейн. — Обычные устройства будут работать нормально? Криосаркофаги, например?
— Не могу ничего обещать, но…
— Тогда именно это мы и сделаем. — Клавейн улыбнулся. — Заморозим армию Скорпио. Хотя бы ту часть, на которую хватит новых шкатулок. Тех, кого не можем заморозить, или тех, кто нам нужен для консультаций, снабдим системами жизнеобеспечения — чтобы поддерживать дыхание и кровяное давление. Это поможет, верно?
— Опять же, ничего не обещаю.
— Шесть «g», Сухой. Это все, о чем я прошу. Ты сможешь сделать это, правда?
— Смогу. И сделаю, если ты настаиваешь. Но пойми… квантовый вакуум — это гнездо со змеями…
— Знаю. И мы потыкали в них острой палкой.
Сухой терпеливо позволила ему закончить свою фразу.
— Нет. Так было раньше. А при шести «g» можешь считать, что сидишь в яме со змеями.
Клавейн дал ей насладиться эффектом собственных слов, потом похлопал по железному корпусу кушетки.
— Просто сделай это, Паулина. А я позабочусь об аналогиях.
Сухой развернула кушетку и направилась к лифту. Клавейн посмотрел ей вслед и поморщился от боли. Похоже, он заработал очередной синяк.
Через некоторое время пришло сообщение. Клавейн проверил его на предмет скрытой информационной атаки, но ничего не обнаружил.
Отправителем оказалась Скейд. Клавейн просматривал послание у себя в каюте, наслаждаясь короткой передышкой. Гравитация снова была в норме: экспертам Сухой предстояло покопаться в своей установке, а они не слишком любили этим заниматься, когда система функционировала. Загрузив запись в устройство для просмотра, Клавейн попивал чай.
В овальном проекционном поле, затуманенном по краям, появились голова и плечи Скейд. Клавейн вспомнил, что в прошлый раз, когда он получил ее послание по пути к Йеллоустоуну, она выглядела точно так же. Тогда он думал, что причина ее странной скованности — специфический формат послания, но теперь начал в этом сомневаться. Скейд держала голову совершенно неподвижно, словно находилась в хирургических тисках перед операцией на мозге. Шея торчала из какого-то странного металлического воротника, наводящего на мысль о средневековых доспехах. Было еще что-то странное, но что именно, Клавейн не мог понять.
— Клавейн, — сказала Скейд. — Пожалуйста, сделай одолжение — просмотри это сообщение полностью и подумай над моим предложением. Оно дается мне нелегко, и я не буду повторять его дважды.
Она выдержала паузу. Клавейн ждал.
— Ты доказал, что тебя непросто уничтожить. На данный момент все мои попытки провалились, и я не уверена, что смогу сделать что-нибудь еще. Не подумай, будто теперь я хочу, чтобы ты остался в живых. Тебе не случалось последнее время интересоваться, что творится у тебя за кормой? Глупый вопрос. Уверена, что доводилось. Думаю, даже твоя аппаратура обнаружения засекла корабли. Помнишь оперативную группу, которую ты должен был вести? Производитель Работ завершил строительство. Три корабля идут за тобой. Они вооружены еще лучше, чем «Ночная Тень»: тяжелые релятивистские электромагнитные пушки, бозонные батареи типа корабль-корабль, гразеры… не говоря уже о дальнобойных стингерах. И у них цель. Очень заметная.
Клавейн знал это, хотя звездолеты только что появились на границе зоны действия детекторов. Фотонные паруса, запущенные Скейд, сослужили ему службу: наводя на них оптические лазеры «Зодиакального Света», Клавейн заставлял проносящиеся мимо сверхтонкие полотнища выходить на траекторию неизвестных кораблей. Шансы столкновения были невелики, к тому же преследователи могли воспользоваться приемом Клавейна и тоже выбросить «защитные паруса». Однако со стороны Скейд подобная практика прекратилась.
— Знаю, — прошептал Клавейн.
— Но я попытаюсь с тобой договориться. Ты не хочешь умирать, а я на самом деле не желаю убивать тебя. Откровенно говоря, у меня есть другие проблемы, на которые мне скоро придется тратить силы.
— Прелестно, — Клавейн хлебнул чая.
— Я оставлю тебя в живых. И, что более важно, верну тебе Фелку.
Клавейн поставил кружку на стол.
— Она очень больна, Клавейн. Она снова ушла в свои грезы о Стене. Сейчас ее занимает только одно: она выкладывает вокруг себя какие-то круговые структуры, играет в какие-то запутанные игры, которые требуют полного внимания постоянно и круглосуточно. Это заменяет ей Стену. Фелка перестала спать — совсем как настоящая Объединившаяся. Я волнуюсь, действительно волнуюсь. Вы с Галианой столько трудились, чтобы сделать из нее полноценного человека… но все, что вы сделали, сейчас рушится. Изо дня в день, как Стена на Марсе… — Скейд растянула губы в печальной улыбке. — Сейчас она совсем не узнает людей. И не выказывает никакого интереса к чему бы то ни было, что выходит за рамки невероятно узкого круга ее навязчивых идей. Она не спрашивает даже о тебе, Клавейн.
— Если ты причинишь ей боль… — он обнаружил, что начал говорить.
— Однако кое-что еще можно исправить… может быть, даже исправить все. Это зависит только от тебя. Сейчас разница в скорости между нашими кораблями достаточно мала, и мы можем произвести передачу. Уйди с моего курса и дай понять, что больше не собираешься им следовать. Тогда я вышлю к тебе корвет с Фелкой на борту. Разумеется, направлю его в глубокий космос.
— Скейд…
— Надеюсь, ты ответишь немедленно. Хотелось бы получить от тебя послание, но, за неимением, буду рада увидеть, что пламя твоих двигателей направлено в другую сторону.
Она вздохнула, и Клавейн понял, что его беспокоило с самого начала, когда он просматривал это сообщение: Скейд не сделала ни единого вдоха, ни разу не перевела дух между фразами.
— И последнее. Я даю тебе предостаточно времени на размышление, прежде чем сочту твое молчание отказом. Когда время выйдет, я все-таки посажу Фелку на корвет и отправлю его в космос. Разница в том, что ее будет сложно найти. Подумай над этим, Клавейн. Как тебе такое — Фелка одна посреди звезд, далеко от людей… Может быть, она и не поймет, что происходит. А может быть, прекрасно поймет, — Скейд немного помолчала. — Полагаю, ты знаешь — лучше, чем кто бы то ни было. В конце концов, она твоя дочь. Вопрос только в том, что она на самом деле для тебя значит?
Сообщение кончилось.
Ремонтуа уже пришел в себя. Каюта, где он находился, служила ему и жилищем, и тюрьмой. Когда Клавейн вошел, Ремонтуа улыбнулся — спокойно и чуть с удивлением. Как всегда, он выглядел не блестяще, но уже не походил на человека, которого только что извлекли из криосаркофага, а еще раньше — вытащили с того света.
— А я все ждал, когда ты ко мне заглянешь, — с обезоруживающей веселостью произнес Ремонтуа.
Он лежал на спине и казался расслабленным и спокойным: голова на подушке, руки сложены на груди. Клавейн присел рядом, и экзоскелет переместился с одних синяков на другие.
