Все эти музыканты, скороходы, виртуозные клоуны, обитатели ночных садов и скверов проходили сквозь слои воздуха, который был поляризован особым невидимым прибором, так что тело, соприкасаясь с воздушными молекулами, порождало бесчисленные, разносящиеся во все стороны отражения, цветные проекции. Каждый, кто входил в поляризованное пространство, разбегался во все стороны бесчисленными радужными подобиями.
Еще один поразительный эффект создавал акустический прибор, который, вслед за произносимыми возгласами, порождал бесконечное мелодичное эхо. Например, когда проходившие мимо прибора светляки восторженно восклицали: «Кто он, ниспосланный Счастливчик?» – отовсюду многоголосо неслось: «Лифчик!.. Лифчик!..» Юные барабанщицы певуче возглашали: «Кому не спится в ночь глухую?» И эхо объясняло, кому именно не спится. Марширующие следом эльфы с гренадерскими усами громогласно вопрошали: «Куда влекут цветы и стебли?» Ответ радовал слух и бодрил походку молодцов.
Одни манифестанты сменяли других. С грохотом провезли Царь-пушку, впряженную в порхающий рой лазурных бабочек, и на лафете восседал профессор, сообщающий по программе НТВ прогноз погоды. Следом стая дельфинов, балансируя на хвостовых плавниках, пронесла на плечах Царь-колокол, на языке которого повис и строил уморительные рожицы лидер думской фракции «Народный депутат». Низко над Воробьевыми горами пролетел самолет, переливающийся, словно павлинье перо, и с него на парашютах спустились духовидцы российской культуры – Толстой, Достоевский, Мережковский и Леонид Утесов, все в натуральную величину, умело управляя стропами.
Особой колонной прошествовали колдуны, звездочеты, маги, члены тоталитарных сект и фетишисты, сохранившиеся в глухих уголках Мордовии. В хвосте колонны шел крупного роста баптистский проповедник в черном сюртуке, неся на плече белого какаду, то и дело, с легким грассированием, повторявшего: «Дорогие братья и сестры…»
Шествие замыкала огромная розовая буйволица, чьи рога украшали венки из роз. Верхом на буйволице сидел лауреат Государственной премии по литературе, прижимал свою премированную книгу, зачитывая из нее в мегафон самые эффектные отрывки.
И только когда протекла эта радужно-карнавальная, балаганно-карусельная, звеняще-барабанящая процессия, на Воробьевы горы был допущен простой народ. Его пропускали через два турникета: в одном давали доллар и петушка на палочке, в другом – евро и рыбку на ниточке, – при этом растерявшемуся от счастья гостю ставили на лоб небольшой штемпель, где переливалась, словно голографический значок, морская свинка. Внутри ее был проставлен индивидуальный налоговый номер, и все вместе это называлось «число зверя». Получая штемпель на лоб, человек словно выпивал вина, зрачки его расширялись, и он начинал декламировать стих китайца Ван Вея: «Где Государь? Когда вернется он?…»
Словно в ответ на этот повсюду раздающийся вопрос, вдалеке, на Москве-реке, в туманном зареве, возникло видение. Уходя головой в небеса, переступая гигантскими ногами по воде, возник великан. Непомерный, издавая гулы и рокоты, бросая во все стороны снопы млечного света, надвигался из-за поворота реки, гоня пред собой огромные волны. И все ахнули, устрашившись исполина. Над ним, то снижаясь, то взмывая, похожий на громадного птеродактиля, летел американский космический челнок «Колумбия», пилотируемый великим Магом и астронавтом Томасом Доу. В комфортном салоне сидели главы «восьмерки», прилетевшие в Москву на коронацию своего брата, кому они вручали Корону Мира. После помазания Россия теряла свое архаическое имя, становилась Царством Добра и Зоной Отдыха для утомленного мировыми заботами «золотого миллиарда».
Плужников вышел на Воробьевы горы не через мост, а вокруг университета, сквозь старые корявые яблони, помнящие сталинскую весну, когда из белых цветов поднималось восхитительное розовое диво с золотым шпилем, и рабоче-крестьянские дети, прижимая к груди учебники физики и математики, торопились на занятия, чтобы стать учеными и космонавтами, о чем и свидетельствуют барельефы на станциях метрополитена.
Плужников благополучно прокрался сквозь засады спецслужб и вышел на открытое место, недалеко от бетонной площадки, куда должен был водрузиться поднебесный исполин. На площадке завершались последние приготовления. Огромные болты закрепят стопы исполина, удерживая его на случай сильного ветра. Разъемные электрокабели соединятся с розетками, размещенными в пятках великана, снабжая энергией громадное тулово. Системы мобильной телефонной связи, телевизионные коммуникации превратят колоссальную скульптуру в сверхмощную антенну, связывающую воедино все человечество, которое столько тысячелетий мечтало о своем единстве и теперь соединялось в своем поклонении Царю Мира. Плужников видел издалека, как двигаются нескончаемые толпы, взрываются фонтаны света, мечутся по облакам лучи лазеров, летают в небесах перламутровые бабочки, и множество светящихся существ – светляков, сверчков, божьих коровок, кузнечиков, богомолов, – прозрачных и пульсирующих светом, проходят нарядными колоннами, прославляя чудный миг торжества. И все замерли, приумолкли, когда на реке, в млечном зареве, возник великан, переставляя столпы своих ног, сваливая с плеч ртутное варево тумана, медных испарений, непрерывно текущих зеленоватых ручьев электросварки. Над ним, прикрывая от возможных атак из космоса, носился челнок «Колумбия», то и дело сбрасывая на Москву шаровые молнии.
Плужников почувствовал, как кто-то тронул его за плечо. Обернулся, перед ним стоял Сокол: все так же красив и строен, в легкой кожаной куртке, без шапки, с золотистыми, коротко подстриженными волосами.
– Смотрел, как ты пробираешься… Отвлек этих сук от тебя… Что, пришел полюбоваться, как всем нам приходит каюк? Как Россию-матушку закрывают и опечатывают?
– Вроде бы нет таких печатей, чтобы на Россию навесить…
– А вон людям печать зверя на лоб поставили, – кивнул Сокол на гуляющие толпы, где у каждого на лбу переливалась крохотная многоцветная росинка.
– Зверек безобидный, мышка… Бензинчиком протер, и сотрется… Есть посерьезней забота…
– Никак ты его хочешь уделать? – Сокол смотрел, как вдали, похожий на туманный огненный смерч, приближается по реке медный колосс.
– Думал, он один заявится… Не рассчитывал, по правде сказать, на «Колумбию»…
– «Колумбию» возьму на себя! Ты занимайся болваном, а я полечу в небеса! Я же Сокол! – Спортсмен повел молодыми плечами, словно пробовал под курткой крылья. – В селе, где матушка моя похоронена, они хотят кладбище заровнять, навезти кенгуру и жирафов и устроить сафари-парк! Устрою им в небе сафари!..
– Недооцениваешь силу противника… Скорость «Колумбии» в шесть раз превышает скорость звука, маневренность как у ласточки, бортовое вооружение – лазерные орудия, электромагнитные пушки, плазменные гранатометы, система дальнего сенсорного обнаружения, и главное – система ложных целей «Дух Тьмы». С ее помощью Америка потопила мой подводный крейсер вместе со всем экипажем… Как одолеешь такое?
– Но я же – сталинский сокол! – ответил футболист, всматриваясь в крылатое, перепончатое чудище, парившее над Москвой, роняющее из зубатого клюва огненные шары. – Ты, Сережа, бей этого болвана наотмашь! А я у этой поганой вороны перья повыщиплю! – сказал, прижал к бедрам руки, которые превратились в отточенные серебристые крылья, оттолкнулся от земли и прянул в ночное московское небо, исчезая среди вспышек салюта.
Между тем истукан приблизился к Воробьевым горам, накатив такую волну, что она ударила в арену Лужников, повредив стены и купол; стал медленно выбредать на сушу, ставя громадные ступни, под которыми рушился берег, хрустели прибрежные деревья; тупо и мощно пошел вверх, проламывая просеку в голых липах, поднимая, как из бездны, свою хрустальную огнедышащую голову. Вышел, жутко сияя, весь в заклепках, сварных швах, в медных доспехах, из которых, в местах сочленений, текла мутная эмульсия, сыпались искры, валил млечный пар. Встал на бетонную площадку, которая застонала от тяжести; топчась на месте, медленно развернулся выпуклой грудью к Москве, сферообразными ягодицами к университету. Вращал поднебесной головой, из глазниц которой неслись в бесконечность снопы жестокого света.
И на эти лучи, как на свет маяка, тянулись народы.
Люди, заполонившие площадку, поначалу в страхе отпрянули, когда великан выбредал на вершину. Но потом, когда поднебесная громада установилась на бетонном подножии, раздавив вслепую целую колонну божьих коровок, торопившихся присягнуть Царю Мира, – люди пришли в себя. Пали ниц, поползли к истукану, не поднимая глаз, жадно хватая с земли, из расставленных мисок, вкусную еду – холодцы, отбивные, заливную рыбу, макароны с кетчупом, котлеты по-киевски, а также долму, люля-кебаб, чахохбили, хинкали, которые щедро пожертвовали многочисленные рестораны, принадлежащие певцу Вахтангу Кикабидзе. Люди ползли, хватали ртами вкусные лакомства, славили могучего владыку. В небе, среди подсвеченных акварелью туч, носилась «Колумбия», высыпая из клюва ворохи конфетти, веселые пыхающие шутихи, выхаркивала на Москву разноцветные серпантины и звуки нового гимна, куда бессмертный гимнописец, сочинявший когда-то басни про животных, вставил такие слова:
