бы от католиков посмеяние над унижением достоинства киевского
митрополита. Гедеон был посвящен в Москве, отправлял литургию
в разных церквах в Кремле, в селе Измайлове, в Новодевичьем
монастыре, получил от царей золотую панагию, серебряный
рукомойник с лоханью, значительное количество соболей, материй, вин, разных съестных запасов и 500 рублей деньгами, а всем
при нем бывшим духовным были розданы соответствующие дары.
Посланный в Константинополь подьячий Алексеев, вместе с
гетманским посланцем Лисицею, для испрошения отпуска киевской
митрополии от константинопольского патриаршества в подчинение
патриаршеству московскому, повез константинопольскому
патриарху в дар червонцы и соболей, однако, встретил большое
сопротивление, особенно от ученого иерусалимского патриарха Доси-
фея, доказывавшего, что в настоящем случае дело киевское
1 В числе архимандритов был только что посвященный выдубицкий
Феодосии Углицкий, впоследствии черниговский владыка, почитаемый
святым, хотя Лазарь Баранович в письмах своих (193, 196) обвиняет его
в неслишком святых поступках.
379
зависит не от одного константинопольского патриарха, но от
согласия всех вселенских и ни за что не соглашался на требуемое
изменение иерархического порядка, освященного веками. Тогда, по совету одного грека Тафляри, московский посланник обратился
к великому визирю, и тот, дорожа сохранением мира с Россиею
и желая угодить русскому престолу, приказал патриархам и
константинопольскому, и прочим вселенским исполнить волю
московского правительства. Так совершилось это важное дело, сообразное более с государственными целями московской политики, чем с национальными сочувствиями малороссиян.
К следующему, новому 1686 году возбудился опять вопрос, заключать ли мир с Польшею и союз с нею против неверных.
Как.ни старались малороссияне не допустить Москву до
примирения с поляками, но виды московской политики не сходились
с заветными желаниями малороссиян, тем более, что если бы
возобновилась война с Польшею и велась даже с полным успехом
для русских, то и тогда выиграли бы от нее более малороссияне, чем Московское государство: освобожденная совершенно от
польского владычества, южная Русь, хотя и признала бы над собою
власть единоверного московского государя, но всеми силами
старалась бы удержать свою национальную самобытность, а по
присоединении к ней прочих’русских земель, оставшихся у Польши, настолько была бы велика, что Москва нашла бы неудобным
противиться ее стремлениям. Но Москва всегда хотела быть
централизованною державою, а не федеративною, не такою державою, в которой бы связывалось только единством верховной власти
несколько национальностей; такова была, так сказать, исконная
традиция Московского государства, и с самого-присоединения
Малороссии московские государственные люди домогались
теснейшего слития присоединенного края, покровительствуя тем
малороссиянам, которые, из угодливости властям, отзывались с
такими видами. Москва со времени андрусовского перемирия
колебалась, когда являлся вопрос об окончательном мире с
Польшею. Противодействия со стороны малороссиян долго мешали
успеху в Москве польских предложений, которые стали чаще после
неудач, испытанных Польшею в борьбе с Турциею. Теперь
могучий любимец царевны Софии Голицын совершенно склонился
к мысли о вечном мире с Польшею и о героическом союзе
христианства против мусульманства. В январе 1686 года прибыл в
Батурин знакомый уже гетману Леонтий Неплюев известить, что
польский король опять прислал в Москву новых послов: Гримул-
товского, воеводу познанского, и князя Марциана Огинского, канцлера литовского, с предложением заключить вечный мир и союз
против неверных, с уступкою от Польши царской стороне
завоеванных и оставшихся по Андрусовскому договору за Россиею
380
городов. Гетман повторял и теперь то же, что говорил прежде: доказывал, что полякам по их коварству не следует ни в чем
верить, что союз христианских государей против неверных, которым поляки подманивают Москву, не будет прочен до тех пор, пока французский король не пристанет к этому союзу, что, отказавши полякам, опасаться союза Польши с Турциею я с
Крымом против Москвы вовсе не следует, и что, наконец, благоразумнее всего будет, не вступая в союз и не раздражая мусульман, выждать несколько лет и присмотреться, чем кончится война
западных государей с турками. <Наши монархи, - говорил
гетман __ еще малолетни; лучше бы им свои юные лета проводить
тихо и безмолвно без войны, и таким образом достигнуть
совершенного возраста, а тем временем пополнилась бы царская казна, умаленная прежними войнами>. В январе того же года гетман
отправил в Москву своего сына Григория и Мазепу с
предостережениями в прежнем духе и с некоторыми замечаниями на
случай, если правительство московское верит полякам и непременно
желает с ними постановить мир и союз против неверных: чтоб
Запорожье отдано было под единую власть русского государя, а
не состояло, как прежде, под двумя державами разом; чтоб с
польской стороны дано было обязательство оставить в свободе и
полноправности греческое вероисповедание и всех его
последователей в польских владениях. Только эти замечания и были
приняты во-внимание.
Усилия Самойловича остались напрасными. В Москве был
заключен с польскими послами вечный мир с Польшею на
основании андрусовского перемирия и вместе взаимный союз
против турок и татар. По отношению к Малороссии новый
договор передавал во власть’ России на вечные времена
левобережную Украину с городами Нежином, ^Переяславом, Батурином, Полтавою” и со всеми другими там находящимися, со всеми
землями и урочищами, под какими бы то ни было прозвищами, а король, от имени-своего и всей Речи Поснолитой, на вечные
времена отказывался от прав на владение всем этим краем. На
правой стороне Днепра в царскую державу отходил город Киев
с полосою земли в таких пределах: <берег Днепра вверх Киева
почав от устья Ирпени вниз от Киева Днепром с городами
Трипольем и Стайками, а за Стайками вниз Днепром с милю, а оттуда от Днепра почав прямым путем через поля по пяти
миль в ширину, а от того места прямо полем до реки Стугны, а около Киева все земли меж реками Ирпенем и Стугною и по
течению Стугны по Васильков, и тому местечку Василькову быть
в державе царской, а от Василькова вверх от Стугны в поля
на полмилю выше и оттуда полем прямо к берегу Ирпени>. Все
пространство в этой черте между Стугною и Ирпенем должно
381
быть отведено в державу царскую и отмежевано через
назначенных с обеих сторон комиссаров .л Запорожцы, живущие в
Сече, Кодаке, по днепровским островам и в поселениях, находящихся вверх от Сечи, по <Днепру до устья Тясьмина>, отдавались исключительно в царскую державу на вечные времена, а рубеж от устья Тясьмина должен быть проведен вверх поля
прямою чертою, не занимая Чигирина к лесу, называемому
Черным. Россия обязалась заплатить Польше 146.000 рублей. С
обеих сторон положили не принимать своевольников, и король
обязывался не оказывать содействия, тем малороссиянам, которые
бы возымели намерение оторваться от царской державы и
отдаться Польше. С своей стороны король обещал содержать своих
подданных православного исповедания в совершенной свободе.
Оба государства заключали взаимный союз против турок и татар.
Россия обязалась послать войско в Крым, и в случае, если
бусурманы двинутся ко Львову в королевскую державу, посылать
Польше военные силы на помощь, а король обязывался
отвращать своим войском турецкого султана от царских земель, если
он двинет свои войска на Киев. Король обещал стараться
склонить к союзу против неверных французского короля Людовика
XIY. Одной стороне без другой не следовало заключать
отдельного мира, тем более, что союз против Турции и Крыма
предпринимался с конечною целью освободить христианские народы, <стенящие в тяжкой неволе под бусурманским игом>.
Но самый щекотливый для Малороссии вопрос оставил
нерешенным этот мир, несмотря на то, что носил наименование
<вечного>.^Во время переговоров, когда зашла речь о разоренных
городах и селах в полосе вниз по Днепру от местечка Стаек
