«В том, что Маккормак занялся музыкой, есть элемент эгоцентризма. Это не долгосрочная операция», — сказал Виктор Хоххаузер, финансировавший вместе с ним постановку «Аиды». Даже Джон Уэббер не хотел загадывать далеко вперед. «Я управляю поездом, — говорил наперсник Маккормака. — Я стараюсь опережать другие поезда на одну станцию. Что произойдет, если я остановлюсь, я сказать не могу». Ответ на этот вопрос знал только Маккормак, а для Маккормака существовал единственный способ доказать свою преданность — посеять страх среди других участников игры. Ничего временного в его музыкальном бизнесе нет, утверждал он. «Мы пришли сюда надолго, и мы собираемся расширить поле нашей деятельности». Теперь Марка Маккормака уже не устраивало положение первого. Теперь он хотел изменить мир.
В эпоху Марка Маккормака гольф и теннис претерпели значительные изменения. Ведущие игроки стали невероятно богатыми людьми, соревнования подчинились диктату телевидения и спонсоров, билеты стали недосягаемыми для рядовых болельщиков. Неужели музыку под руководством Маккормака ждала та же участь? Какая судьба была уготована рядовым музыкантам и мероприятиям, не обласканным спонсорами? Не притупится ли острота задач, стоящих перед музыкантами, вынужденными выступать со случайными концертами перед безразличной публикой, как это происходило на теннисных чемпионатах? Действительно ли Маккормак был так хорош, как хотел казаться, по отношению к тем игрокам, которых он брал под свое крыло? Посмотрите, что творится вокруг теннисных кортов, и вы увидите человеческое горе, взывающее о вашем участии.
Маккормак всегда хвалился тем, что в его руках игроки могут чувствовать себя в безопасности. Им достаточно подписать контракт с «Ай-Эм-Джи», остальное — «не их забота». Им никогда не придется вскрывать новые коричневые конверты, заказывать другой перелет, нанимать другого тренера. Проблемы с прессой? Отдел по связям с общественностью все уладит. Психическое перенапряжение? «Ай-Эм-Джи» найдет консультанта. Проблемы в личной жизни? Юристы «Ай-Эм-Джи» составят грамотное соглашение о разводе. Но что происходит, если игроки получают плохой совет или если они слишком молоды, чтобы понять последствия решений, принимаемых «Ай-Эм-Джи» и честолюбивыми родителями?
Маккормак нанял Ника Боллетьери, чтобы тот буквально с пеленок тренировал способных теннисистов под жгучим солнцем Флориды и приводил их в «Ай-Эм-Джи», пока они еще не выросли из коротких штанишек. Посулы богатства и славы превращали детишек, хорошо зарекомендовавших себя на корте, в жертв папарацци, разрушали их детство, портили их отношения с другими людьми. Андреа Йегер стала третьей ракеткой мира в шестнадцать лет, а на следующий год сломалась, став жертвой «эмоциональных травм». Трейси Остин впервые выступила в Уимблдоне в четырнадцать лет и продержалась очень недолго; ее организм не выдержал перенапряжения. В пятнадцать лет Дженнифер Каприати стала самой молодой участницей полуфинала. Через два года сорвалась и она: ее арестовали за мелкую кражу и употребление наркотиков и отправили в реабилитационный центр. «Все эти истории служат грустным свидетельством того, — писал английский комментатор, — что за блеском международного тенниса скрывается вопиющая жестокость. Агенты подписывают контракты за детей, не достигших подросткового возраста; все возрастающие тренировочные нагрузки нарушают их эмоциональное развитие и мешают образованию… Отбросьте всю славу, и останется лишь детский труд»[861]. Отец Каприати пригрозил теннисным боссам судебным разбирательством за незаконное ограничение занятости, если дочери не разрешат играть с двенадцати лет. «Таких отцов, как Стефано Каприати, очень много, — читаем мы в статье Роба Хьюза в "Таймс", — и многочисленные агенты, вроде наставников Дженнифер из "Ай-Эм-Джи" Марка Маккормака, вербуют таких, как она, в еще более юном возрасте»[862].
Маккормак отверг обвинения в эксплуатации детей и поддержал руководителей большого тенниса, когда те опустили возрастную плавку участия в турнирах до четырнадцати лет. «Проблема маленьких теннисистов — это проблема их родителей, — заявил он. — Она никак не связана с теннисным истеблишментом или агентами. Дети, о которых говорят, что они рано сгорают, часто происходят из неблагополучных семей. Талантливый ребенок обретает финансовую независимость. Мы можем только способствовать увеличению доходов, не мешая при этом другим сторонам развития ребенка»[863]. «Ай-Эм-Джи», настаивал он, это всего лишь инструмент для реализации мечты других людей.
Проблема нездоровых вундеркиндов не менее остро стояла и в музыке, где юные дарования, подстегиваемые своими агентами, увядали, не достигнув совершеннолетия, или скатывались в пропасть наркомании. Призрак Майкла Рабина, бывшего чудо-ребенка, найденного мертвым в возрасте тридцати пяти лет, все еще бродил по Карнеги-холлу, когда агенты бросились на поиски новых талантливых подростков. «Все оказывают давление, — говорил Ицхак Перлман. — Это верно и для тенниса, где молодежь может расцвести в очень юном возрасте, и для музыки — там существует та же опасность раннего сгорания». Маккормаку не понравилось это утверждение, будь то в отношении спорта или музыки. «Мы не дураки, — сказал он. — Это просто не в наших интересах — эксплуатировать кого-то в ущерб его долгосрочной карьере»[864]. В списках «Ай-Эм-Джи артистс», как правило, не числились юные дарования. Единственное исключение составляла шестнадцатилетняя скрипачка Лейла Джозефовиц, о которой Маккормак прочел в журнале «Пипл» и добавил ее к своему достоянию.
От роста скоростей современного спорта страдали не только дети. Пятикратный чемпион Уимблдона Бьорн Борг, способствовавший росту престижа европейского отдела «Ай-Эм-Джи», в двадцать пять лет ушел с корта и чуть было не ушел из жизни, совершив попытку самоубийства. После тенниса его жизнь состояла из бесконечной череды неудачных возвращений и несостоявшихся отношений.
«Борг был исключительным парнем, — объяснял Маккормак. — Я его особенно люблю. Он оказал большое влияние на игру, и мы провели отличную работу по планированию его карьеры и его доходов… Сегодня он занялся модной одеждой и прочими вещами такого рода, но при этом связывается с людьми, которые не так способны, как он»[865].
Когда немецкий чемпион Борис Беккер начал возмущаться по поводу «неприлично больших денег», развращающих теннис и теннисистов, Маккормак ответил: «Борис немножко поэт, и иногда эта часть его натуры берет верх». К этому времени Беккер заработал на теннисе сорок миллионов долларов; Маккормак утверждал, что с ним он заработал бы больше. Но не одного Беккера волновала проблема разлагающей власти богатства. Андре Агасси, любимый теннисист Маккормака, однажды сказал: «Тут все построено на одном — бери, бери, бери». «Игра превратилась в бизнес, тут все решают деньги», — говорил ветеран Фред Перри. «Если вас интересует, когда именно замечательная игра стала таким грязным спортом, ответ очень прост: в тот момент, когда шеф корпорации дал четырнадцатилетнему юнцу длинный лимузин в качестве игрушки», — комментировал журнал «Спортс иллюстрейтед»[866]. Тему продолжает Беккер: «Очень часто приходится выходить на турнир только потому, что ты не хочешь платить неустойку… Я играл матчи, в которых мне было все равно, проиграю я или выиграю: я был уставшим, я не хотел быть там, я хотел уехать домой. Тебя больше волнует время обратного рейса, чем имя твоего соперника… Проблема очень проста. Слишком много стало соревнований»[867]. Он не назвал Маккормака, но все знали, кто стоит за размножением бессмысленных турниров. А когда дело дошло до музыки, критики начали жаловаться на ошалевших артистов, игравших на концертах, которые вовсе не стоило проводить. Позволив деньгам — а не искусству или славе — определять расписание выступлений, Маккормак выпустил на свободу ненасытное чудовище алчности.
Впрочем, и персональные дела его клиентов велись вовсе не так хорошо, как он описывал. Достаточно привести в пример трагедию теннисной королевы Мартины Навратиловой. Когда Мартина стала жить с Джуди Нельсон, уроженкой Техаса и матерью двоих детей, отдел по связям с общественностью «Ай-Эм-Джи» распространил трогательную историю о двух близких подругах, связанных одним общим интересом: карьерой Мартины. Через семь лет пара распалась, и тот же отдел начал представлять г-жу Нельсон как «хитрую, жадную до денег суку», рассчитывающую получить миллионы на скандале. По ее словам, эта тактика «очень давно была разработана менеджментом Мартины»[868]. Дело, возбужденное ею против Мартины, никогда не должно было дойти до суда. Однако оно разбиралось в окружном суде и напрямую транслировалось по сети Си-эн-эн. Миллионы людей видели, как Мартина плакала на скамье для свидетелей, когда ей задавали вопросы о любовных подарках и документах на недвижимость. В конце концов она предпочла решить дело миром, отдав г-же Нельсон дом в Остине и большую сумму денег.
