что не пожалеешь. Нравишься ты мне. И стишки твои нравятся. Договорились?
Единственный досягаемый для меня авторитет по детской литературе — Лев Ефимович Рубинштейн — первый член Союза писателей, назвавший меня своим другом. Высокий, с белой копной волос, он был по-отечески внимателен к моим интересам, по крайней мере, тем, которые я готов был ему доверить. Как и с Ленкой, я познакомился с ним на фестивальном просмотре в ЦДЛ «Айседоры» с Ванессой Редгрэйв. Он дарил мне свои книжки о подростковом героизме, а мне льстила его дружба и внимание. Лев Ефимович велел немедленно ухватиться за гаишную соломинку («второго такого шанса не будет»). Но хвататься я не торопился. Были дела поважней.
В тот день, когда я взял в руки «пахнущее типографской краской» Удостоверение, упавший к моим ногам плод первого (и последнего) опыта административно-хозяйственной деятельности, министерство прислало и.о. Тамары. Сергей Сергеич, как и наш вахтер, — из отставных эмвэдэшников. И дело свое он знал. За первую неделю на новом поприще он умудрился выпустить две дюжины приказов с выговорами. Его особенно раздражали опоздания. По неясным причинам, меня в этих расстрельных списках не было, несмотря на то, что я не появлялся на службе раньше 12 часов. Сергей Сергеич, правда, тоже носил галстук. Может, поэтому относился ко мне с осторожностью (или просто выжидал и наводил справки до поры). А когда навел…
— Мне надо с тобой поговорить. — Встретил меня в дверях добродушный «медвежатник» Андрей Комиссаров. Уединились.
— Слушай, я тебе ничего не говорил, но над тобой сгущаются тучи.
— Уже давно сгустились.
— Не шути, все очень серьезно. Я присутствовал при разговоре в кабинете бесноватого. Говорили о тебе. Он уверяет, что ты под маркой Уголка заказывал в типографии какую-то антисоветчину.
— А куда же цензура смотрела? Типографию закрыть. ОРУД-ГАИ запретить. Махлиса выдворить из страны без права переписки.
— Со мной можешь хохмить, сколько влезет. Но с бесноватым шутки плохи. Он сказал, что сегодня же доложит кому следует.
— Андрюша, я еще ни разу не оказывался в центре политического скандала. Придется и через это пройти. Обещаю твое имя на допросах не упоминать. Ну разве только, если иголки под ногти.
Бесноватый действительно меня вызвал. Поговорили на славу. Спасибо Андрюшке, что предупредил.
— Кто поручил вам заказывать печатную продукцию?
— А кто будет вести протокол?
— Какой протокол?
— Допроса.
— Вы будете отвечать на мои вопросы?
— Что вы, Сергей Сергеич, разумеется, нет.
— Почему? Вам есть, что скрывать?
— Просто было бы неэтично обсуждать решения и распоряжения вышестоящих коллег в их отсутствие.
Задумался. Позвонил вечером Льву Ефимовичу. Посоветоваться. Он позвал меня на кофе (не по телефону же) в святая святых (вход только для небожителей) — кафе ЦДЛ. Стены зала украшали автографы литературных знаменитостей, клевавших друг друга в запоминающихся эпиграммах типа винокуровской «Я сегодня, ев тушонку, вспоминал про Евтушёнку». Элита пила коньяк, закусывала бутербродами с семгой.
Выслушав, Рубинштейн поднял жемчужную гриву и посмотрел на меня внимательно:
— Вполне возможно, Леня, что это художественная самодеятельность заскучавшего без дела профессионала. Можно не обращать внимания и жить дальше. Хуже, если он выполняет чужую волю. В этом случае от вас требуется крайняя осмотрительность.
— Едва ли, ведь не стали бы они ради меня ломать ноги Тамаре, чтобы насадить своего головореза.
— Вы говорите «они», значит, все-таки знаете, кого подозревать.
Хитер. Пришлось расколоться и рассказать о пятилетнем романе с «голубыми баранами».
— Тогда, Леня, я советовал бы держаться за эту работу. Без нее вы станете их легкой добычей. Не отталкивайте этого дурака слишком грубо. Еще Пушкин учил… Успокойте его, и он отвяжется. А тем временем вы определитесь с дальнейшей жизнью. Я слышал, что у нас стали выдавать визы «индейцам». В один прекрасный день и вам повезет. И я буду тихо завидовать вам издалека.
И снова призвала меня к себе Анна Владимировна.
— Давайте подумаем, Леня, чем нам с вами дальше заняться.
— Чем угодно, только не хозяйственными делами. Простите, Анна Владимировна, но это не для меня.
— Да знаю, знаю… Он уже приползал ко мне со своим детективом. Можете быть спокойны, Леня, после нашего разговора он к вам больше не приблизится.
— Тогда я предлагаю заняться рекламой.
— Голубчик, вы же прочитали мои мысли!
— Могу предложить такой план…
Уже на следующий день я подписывал договор с издательством «Планета» на выпуск набора художественных фотооткрыток с моей статьей и четверостишьями к каждой открытке. Не давая остыть железу, я предложил издательству «Реклама» воспользоваться услугами Ленки Соколик и выпустить две афиши «Театра зверей». В то время, как Дурова выколачивала деньги в министерстве, я затеял переговоры об издании книги об Уголке. Дурова была на седьмом небе. Пока мы с Ленкой не разложили перед ней эскизы будущих афиш. Ленка вложила в них душу, играя с цветом и линией. Эта игра и привела Дурову в ужас:
— Вы с ума сошли! Это слон или петух? Вы же мне всех детей перепугаете! Даже думать не смейте!
Во время разноса в комнату Дуровой ворвался непросыхающий ветеран заведения Александр Яковлевич Гетманов.
— Ничего не получится, Анна Владимировна! — объявил он. — Я не могу работать с этой обезьяной. От номера придется отказаться.
Номер изображал что-то вроде дружеского чаепития с мизансценой, смахивающей на тайную вечерю. Сценарий ломала нетерпеливая мартышка. Едва начинали разливать «чай», она срывалась с места, бросалась к чайнику, чтобы прильнуть непосредственно к источнику живительной влаги. Никакие уговоры, посулы и подкупы на нее не действовали.
— Нет плохих актеров, Шурик, — отрезала Дурова. — Есть плохие режиссеры. Надо изменить сценарий под актера. Леня, может, вам заняться сценарием? Это же как раз по вашей части.
Я обещал подумать, но в голове лишь крутился анекдот про профессора, который экспериментировал, разбираясь, какие рефлексы у животных больше развиты, — пищевые или половые. Он менял в клетке местами еду и суку, прежде чем впустить в нее кобеля, который неизменно первым делом набрасывался на еду. Пока кто-то не посоветовал заменить суку. С таким советом — снять обезьяну с роли — я и явился к Дуровой на следующий день.
— Да, Леня, я и сама пришла к такому решению. Если уж у Шурика не получается, значит, гиблый номер.
Гетманову определенно в последнее время не везет. Перед самым Новым годом теневой предпринимательский рынок обогатился новым перспективным направлением — частные ёлки. Артисты сколачивают нехитрый реквизит, скупают пурпурные ткани, вату, ленты, шьют костюмы и торбы и пускаются в дальний путь. Заказов хоть отбавляй. Рублики падают мягко, как снежинки. 1 января в Уголке новогодний аврал, народ толпится у входа, к кассам
