Яново и выдвинувшийся в Вилькомир, встретил уже не Багговута, а Витгенштейна, который пришел в Вилькомир из Россиен. Утром 28-го Витгенштейн оказался на позиции в Девельтово. Витгенштейн располагал 24 тысячами человек, многочисленной артиллерией и всей необходимой энергией, чтобы отступать без всякой робости. Он показал Удино линию в 20 тысяч пехотинцев, медленно производивших отступление под прикрытием многочисленной артиллерии и блестящей кавалерии. Маршал, имевший под рукой только легкую кавалерию, конную артиллерию, пехотную дивизию Вердье и кирасиров Думерка, не раздумывая, бросился на русских. Беспощадно атаковав их кавалерию и вынудив ее отойти за линии пехоты, он двинул вперед дивизию Вердье, заставил кавалерию отступить и убил и взял в плен около четырех сотен человек. Он даже не успел пустить в дело кирасиров и поспешившие на помощь дивизии Леграна и Мерля, отделавшись сотней убитых и раненых. Русские вскоре ушли из пределов досягаемости.
Корпуса Удино и Нея были очень утомлены маршами к Неману и после его перехода. Им недоставало хлеба, соли и спиртного, им надоело питаться мясом без соли и разведенной в воде мукой. Лошади за отсутствием овса очень ослабели, к тому же стояла жара. Многие отставшие солдаты заблудились, не найдя у кого спросить дорогу, ибо жители были малочисленны, а редкие встречные говорили только по-польски. Хвост армии растянулся, и его загромоздили огромным количеством артиллерийских и багажных обозов.
Таково было положение на левом фланге французов за Вилией. Почти то же происходило в центре, на прямой дороге из Ковно в Вильну, по которой в настоящую минуту проходили последние дивизии Даву, а следом за ними двигалась Императорская гвардия. На правом фланге подходил с опозданием армейский корпус принца Евгения. Поскольку Евгений двигался к Неману не по Старой Пруссии, как Даву, Удино и Ней, а по бесплодным и пересеченным участкам Польши, он подошел к Неману только в тот день, когда основная часть армии уже вступала в Вильну. После перехода через Неман в Пренах принц должен был дебушировать на Новые Троки и Олькеники, занятые корпусами Тучкова и Шувалова, которые вместе насчитывали не более 34 тысяч человек и не могли оказать сопротивление 80 тысячам солдат Итальянской армии. Трудности принца Евгения порождало не присутствие неприятеля, а сами участки, по которым он двигался.
А между тем Польша, представшая перед французами столь унылой зимой 1807 года, теперь зеленела обширными лесами, довольно приятными на вид, но лишенными настоящей радости, которую распространяет в природе только присутствие и труд человека. Вдруг вечером 28-го небо покрылось тучами и почти по всей Польше прокатилась череда страшных гроз. Проливные дожди затопили землю. С 29 июня по 1 июля погода была ужасной, а биваки стали мучительными, ибо приходилось спать в грязи. У многих молодых солдат началась дизентерия, и не только из-за быстрой смены температуры воздуха, но и из-за питания, состоявшего почти исключительно из мяса, зачастую из свинины. Больше всего страдать пришлось корпусу принца Евгения, переходившему в ту минуту через Неман. Мост был переброшен вечером 29-го, и одна дивизия уже перешла через реку, когда вдруг налетела сильная гроза с бурей, ветром, градом и громом: она срывала палатки, вынуждала всадников спешиться, а пехотинцев – жаться друг к другу. Невозможно было даже лечь на землю. Переход через реку прервали, и в течение двух суток половина войск оставалась на одном берегу, а другая половина – на другом.
Наконец переправа через Неман завершилась, и войска Евгения двинулись на Новые Троки, но в беспорядке, вызванном внезапным вмешательством ненастья. Слишком молодые лошади, запряженные без предварительного обучения в огромные повозки и вынужденные тащить их через пески Польши и кормиться недозрелой рожью вместо зерна, были истощены уже по прибытии к берегам Немана. В дождливые и холодные ночи 29 и 30 июня пало несколько тысяч лошадей, в основном в корпусе принца Евгения, и беспорядок в этом корпусе, где было много итальянцев и баварцев, достиг предела. Беспорядок проник даже в тылы маршала Даву, в ряды голландцев, ганзейцев и испанцев 1-го корпуса. Иностранцы, не заботившиеся о чести французской армии и не преданные делу, которое оставалось для них чужим, начали разбредаться первыми и, скрываясь в лесной чаще, дезертировать или предаваться мародерству. Даже среди французских солдат отмечалось некоторое расслабление. На переходе от Немана к Вильне от армии отстали 25–30 тысяч баварцев, вюртембержцев, итальянцев, ганзейцев, испанцев и французов, они предались разграблению брошенных повозок, а вслед за повозками и усадеб литовских помещиков. Ущерб, конечно, не внушал беспокойства, и 25–30 тысяч мародеров из 400 тысяч человек, перешедших через Неман, не представляли тревожного сокращения сил, если бы зло на том остановилось, но оно могло начать распространяться; потерю же 7–8 тысяч лошадей в первые четыре дня кампании возместить было трудно. Принц Евгений по прибытии в Новые Троки уведомил о ситуации императора. Подобные донесения отправили в штаб-квартиру и другие командующие, сообщив о досадных симптомах во всех армейских корпусах.
Наполеон был не тем человеком, которого могли напугать такие происшествия при открытии кампании. Он нашел простое лекарство против внезапной болезни, не сильно его встревожившей, решив сделать в Вильне двухнедельную остановку. По его мнению, передышка должна была позволить подтянуться хвостам колонн и особенно обозам. Длинная вереница обозов растянулась не только от Вильны до Немана, но и от Немана до Вислы, а от Вислы до Эльбы. Корпуса не получили еще и половины предназначенных им экипажей. Большинство тяжелых повозок нового образца сильно задерживались, но самые легкие должны были вскоре прибыть. Остановившись на несколько дней в Вильне, можно было дождаться легких повозок, а тяжелые, которых ожидали позднее, решили оставить в тылах армии, где они могли оказать не одну услугу. В это же время можно было заняться управлением Литвы и учреждением в ней польских властей, в которых была большая нужда.
На следующий день после вступления в Вильну из донесений легкой кавалерии стало известно, что многочисленные русские войска производят движение вокруг Вильны, перемещаясь с правого фланга французов на левый, очевидно, для воссоединения с Барклаем-де-Толли на Двине. Были ли то разрозненные подразделения, еще не успевшие присоединиться к генералу, или же головные части Багратиона, двигавшиеся к Двине на соединение с основной армией? В любом случае, французы были в состоянии их перехватить, а если это оказались бы головные части самого Багратиона, французская армия наверняка успевала преградить ему путь. Желая одновременно и замедлить шаг, дабы подтянуть тылы, и живо преследовать Багратиона, дабы отрезать его от Барклая-де-Толли, Наполеон решил задержать свой левый фланг, которому оставалось проделать до Двины совсем небольшой отрезок пути, и попытаться
