Даву оставалось только испечь хлеб. Готовясь к новым маршам, он обеспечил солдат рационами на десять дней и задал овса лошадям.
Вступив с авангардом в Минск вечером 8 июня и подтянув дивизии 9-го, 10-го он уже несколько восстановил их и продолжил бы движение, если бы обстановка вдруг не сделалась неясной и не потребовала новых разведок. От Минска до Березины оставалось сделать два шага; повернув вправо, можно было оказаться под стенами Бобруйска, крепости, контролировавшей переправу через Березину; прорвавшись вперед, можно было выйти в Могилеве прямо к Днепру. Одно из этих более или менее растянутых движений и следовало совершить в зависимости от того, насколько опережал французов Багратион. Из сообщений пленных вытекало, что Багратион сначала выдвинулся к Неману, а затем, присоединив Дорохова и Платова, отошел к Несвижу на дороге из Гродно в Бобруйск. И потому было возможно остановить Багратиона в Бобруйске, особенно в случае воссоединения с Жеромом, о котором доходили пока только смутные известия. Даву решил подождать еще день-другой и готовиться к маршу на Игумен, который приближал его и к Могилеву, и к Бобруйску.
Раздражение Даву против Жерома, как случается со всеми, кто долго ждет, дошло до предела, и он не упускал случая сообщить об этом Наполеону, который в самых бурных выражениях переносил свое недовольство на брата. И в обычной, и тем более в военной жизни думают только о собственных затруднениях и почти не думают о чужих. Так и относились к королю Жерому и его войскам. Упрекали их в медлительности, в то время как его солдаты и генералы выбивались из сил, чтобы успеть на встречу. Вот что происходило с ними при переходе через Неман и позднее.
Отбыв из окрестностей Пултуска и двигаясь через Остроленку и Гонёндз в Гродно, через бедный край, где всё приходилось везти с собой по дорогам, в которых увязал любой груз, поляки и вестфальцы, во главе с кавалерийским корпусом Латур-Мобура, с величайшим трудом добрались до Немана в последних числах июня. В это же время на их правом фланге двигался генерал Ренье с саксонцами, чтобы дебушировать через Белосток, а князь Шварценберг с 30 тысячами австрийцев подходил из Галиции в Брест-Литовский. Князь не без колебаний перешел через Буг, подошел к Пружанам и остановился, опасаясь подвести себя под удар войск Тормасова, силу которых явно преувеличивал.
Подгоняемый повторными приказами императора, Жером, поставивший во главе колонны князя Понятовского, пожертвовал не одной тысячей тягловых лошадей, дабы поскорей добраться до Гродно, и оставил позади множество отставших, главным образом из числа новобранцев польских полков. Польские легкие всадники добрались до Гродно 28 июня и энергично потеснили казаков Платова в предместье города, расположенном на левом берегу Немана. Вскоре они завладели предместьем и подготовили переправу через реку при активном содействии населения, исполнившегося энтузиазма от присутствия соотечественников и известия о восстановлении Польши. Получивший приказ к отступлению Платов внезапно оставил Гродно 29 июня, и польская легкая кавалерия, перейдя через Неман, заняла город и захватила несколько лодок с зерном, которые русские собирались поднять вверх по реке. Не останавливаясь для отдыха, польская кавалерия устремилась на дорогу в Лиду, чтобы в соответствии с приказами Главного штаба установить связь с корпусом Евгения, который перешел через Неман в Пренах.
Жером с остальной кавалерией прибыл на следующий день, 30 июня, обогнав свою пехоту на день-два. Он без промедления принялся заготавливать продовольствие для своих изнуренных войск, растерявших все обозы. Дороги в этой части военного театра, как, собственно, и в других, сделались непроходимыми после грозы, накрывшей 29 июня всю Польшу, что привело к смерти некоторого количества солдат, дезертирству многих других и гибели множества лошадей. Пока колонны постепенно подтягивались, Жером пытался раздобыть хоть несколько квинталов хлеба, чтобы подготовиться к дальнейшему продвижению, и беспрерывно получал письма от Наполеона, который не хотел считаться с трудностями других, хотя сам надолго застрял в Вильне из-за собственных трудностей и засыпал Жерома несправедливыми и унизительными упреками в лени, беспечности и склонности к развлечениям. Жером, на глазах которого из-за стремительности марша гибли люди и лошади, всё же стал выдвигать свои колонны на Минскую дорогу, предоставляя каждой из колонн всего день отдыха, и пустился в погоню за армией Багратиона, численность которой воображение поляков раздувало до ста тысяч человек.
Не обладая опытом маршала Даву, чтобы отличать правду от преувеличений местных жителей, Жером продвигался с некоторой опаской, но полностью повинуясь приказам брата, и не потерял ни дня, ни часа, то и дело рекомендуя генералу Ренье, продвигавшемуся параллельно через Белосток и Слоним, ускорить шаг и прижаться к главной колонне. Но князь Багратион опережал Жерома на шесть-семь маршей и догнать его было непросто. Ведь отбыв из Волковыска 28 июня, согласно первому приказу, который предписывал ему вернуться к Днепру, генерал в дороге получил второй приказ, который предписывал ему приблизиться при отступлении к Барклаю-де-Толли. Тогда он передвинулся к Николаеву, где перешел через Неман и осуществил круговое движение вокруг Вильны, спасшее Дохтурова. Подобрав Платова и Дорохова, которые сообщили ему, что за ними по пятам следует Даву, Багратион двинулся не в северном, а в южном направлении, чтобы выйти на Бобруйск. Предоставив в Несвиже двухдневный отдых войскам, изнуренным жарой и маршем, он отбыл из Несвижа 10 июля, и, чтобы догнать его, Жерому следовало дойти до Несвижа 10-го числа. Однако это было невозможно. Путь от Гродно до Несвижа через Новогрудок составлял 56 лье, а король Вестфалии, отбыв из Гродно 4-го и проходя по семь лье в день, что было чрезмерно много для таких дорог по июльской жаре, никак не мог прийти в Несвиж раньше 12-го.
Жером беспрерывно подгонял своих генералов, будучи сам подгоняем письмами Наполеона. Добравшись до Новогрудка 10 июля, он оказался в 14 лье от Багратиона, находившегося в Несвиже, и в двадцати лье от Даву, находившегося в Минске. Жером шесть дней кряду проделывал по семь лье, и невозможно было требовать от него большего. С приближением призрак Багратиона стал принимать менее пугающие размеры и со 100 тысяч человек сократился до 60 тысяч. Однако и этого для Жерома было много, ибо от 30 тысяч поляков осталось 23–24 тысячи, от 18 тысяч вестфальцев – 14 тысяч, от 10 тысяч всадников Латур-Мобура – 6–7 тысяч, что составляло в целом не более 45 тысяч человек. Численность саксонцев сократилась с 17 до 13–14 тысяч, и они находились в двух днях пути от главного корпуса. Жером с 45 тысячами поляков и вестфальцев мог натолкнуться на 60 тысяч русских, в то время как саксонцы были
