наилучших. Кавалерии у Даву было больше, чем нужно: гусары и егеря Пажоля и Бордесуля, кирасиры Валенса из корпуса Нансути и целый корпус Груши, который Наполеон временно отделил от корпуса Евгения и направил к Гродно для установления коммуникаций с Жеромом. Кавалерия составляла не менее 10 тысяч всадников и имела предписание подчиняться Даву. Однако в лесистой местности маршал предпочел бы самой прекрасной кавалерии лишние 3–4 тысячи пехотинцев. Тем не менее он двигался на Минск, нисколько не опасаясь встречи с Багратионом и считая себя, напротив, достаточно сильным, чтобы остановить его и помешать добраться до Днепра, но не льстя себя надеждой окружить его и захватить с таким небольшим количеством людей. Впрочем, уже весьма важным результатом стало воспрепятствование самому движению, ибо так князя можно было вынудить отойти к Пинским болотам, а если бы Жером, который собирался перейти через Неман в Гродно, быстро выдвинул 70–75 тысяч человек, появлялся шанс захватить 2-ю русскую армию. Даву сообщил об этом Наполеону, как и о своем решении прорываться к Минску, и, чтобы ничего не упустить, написал в то же время Жерому, прося его ускорить шаг и выдвинуть авангарды к Ивье или Воложину.
С 3 по 5 июля маршал продолжал двигаться к Минску, то сталкиваясь с колонной Дорохова, то замечая на правом фланге казаков Платова, представлявших, по его сведениям, авангарды Багратиона. Чувствуя, как растет опасность с приближением к Минску и как увеличивается расстояние, отделявшее его от подкреплений, Даву то и дело производил разведку справа, чтобы понять, что за кавалерию он замечает и можно ли наладить сообщение с Жеромом. Он даже замедлил движение и остановился на полтора дня между Воложином и Минском, чтобы подтянуть к себе дивизию Дессе и кавалерию Груши и вступить в Минск во главе всех своих сил.
Наполеон получил просьбы о помощи, отправленные ему Даву. Эти просьбы были обоснованными, ибо две лишние дивизии позволили бы ему, не беспокоясь о присоединении Жерома, двигаться без остановок в Минск, от Минска к Березине, а от Березины к Днепру, чтобы обогнать Багратиона. Позже, когда подошел бы Жером, можно было окружить князя и, вероятно, совершить то, что было проделано с генералом Маком в Ульме[14]. Такой великолепный результат стоил того, чтобы пожертвовать другими комбинациями. Но чтобы достичь его наверняка, Даву следовало двигаться быстро и без предосторожностей, а чтобы двигаться без предосторожностей, он должен был располагать достаточными силами, а не быть вынужденным дожидаться сомнительного присоединения.
Но Наполеон, обдумывавший слишком много комбинаций одновременно, пренебрег его соображениями. Ему казалось, что Багратион уже отрезан или почти отрезан от Барклая-де-Толли. Окружение и захват казались ему желательной и прекрасной победой, но он уже предписал Жерому перейти через Неман в Гродно с 75 тысячами человек и думал, что соединение Даву с королем Вестфалии неизбежно случится двумя-тремя днями раньше или позже и в результате они будут располагать 100 тысячами человек и покончат с Багратионом, окружив и захватив его или наголову разбив.
В ту минуту Наполеон обдумывал комбинацию, в результате которой мог, в то время как Даву и Жером разгромят Багратиона, разгромить самого Барклая-де-Толли, что могло разом привести к окончанию войны. Вступив 28 июня в Вильну и использовав десять дней на подтягивание войск и обозов, Наполеон надеялся покинуть ее 9 июля и направиться прямо к Дрисскому лагерю. Приковав внимание Барклая-де-Толли 60 тысячами солдат Удино и Нея, он намеревался совершить под их прикрытием маневр, выдвинуть вправо три оставшиеся дивизии Даву, гвардию, Евгения и кавалерию Мюрата и неожиданно перейти через Двину слева от неприятеля. Таким образом французы окружили бы русскую армию в Дрисском лагере, отрезав ее от дорог на Санкт-Петербург и Москву и не оставив ей другого выхода, кроме как пробиваться или сложить оружие. Наполеон не мог противопоставить плану бесконечного отступления русских более искусной и грозной комбинации. С его силами и его искусством маневра он имел все шансы на успех. Результат казался верным, и совершенно понятно, как он воспламенял воображение Наполеона.
В этом плане имелась только одна ошибка: желание преследовать все цели одновременно. Оставив за собой 200 тысяч человек для главной операции и предоставив Даву для операции вспомогательной 100 тысяч, Наполеон, несомненно, снабдил бы маршала достаточными силами, но только в том случае, если бы вручил ему их непосредственно. Однако 70 тысяч из 100 вел Жером, которому пришлось переходить через Неман в Гродно, и теперь, чтобы соединиться с Даву, ему предстояло пройти более чем пятьдесят лье по лесам и болотам.
Рассчитывая на воссоединение Жерома с Даву, Наполеон не захотел лишать себя принадлежавших Даву дивизий Морана, Фриана и Гюдена, которые ценил даже больше, чем свою гвардию; желая в то же время дать Даву подкрепление, которое позволило бы ему продержаться в ожидании присоединения Жерома, Наполеон отправил к нему гвардейскую дивизию Клапареда, состоявшую из знаменитых Вислинских полков и красных улан генерала Кольбера. Хотя такое подкрепление и не превышало шести тысяч человек всех родов войск, оно всё же было полезно. Другой помощи Наполеон маршалу Даву не послал; он написал королю Жерому, призывая его выдвигаться как можно быстрее, а сам приготовился выступать 9 или 10 июня, дабы начать решительную операцию против Барклая-де-Толли.
Будучи уверен, что с дивизией Клапареда и красными уланами он соберет 24 тысячи пехотинцев и 11 тысяч всадников, и зная, что прикрыт слева Евгением, Даву не испытывал беспокойства по поводу того, на кого рисковал натолкнуться. Отбросив за Неман неприятельскую кавалерию, которую постоянно замечал на правом фланге, он подтянул к себе пехотную дивизию Дессе и кавалерию Груши и компактной массой выдвинулся к Минску. Непосредственно располагая 35 тысячами человек, он без колебаний двигался вперед, и вечером 8 июля его авангард вступил в Минск.
Даву правильно сделал, выдвинувшись на Минск так смело и быстро, ибо казаки, оттесненные легкой кавалерией французов, не успели уничтожить минские склады. Маршал обнаружил в Минске 3600 квинталов муки, 300 квинталов крупы, 22 тысячи буассо овса, 6 тысяч квинталов сена и 15–20 бочонков водки. Вдобавок в Минске нашлась пекарня, способная выпекать по сто тысяч рационов в день, нашлись и средства для починки обмундирования и конской упряжи. Обстоятельства благоприятствовали Даву, корпус которого, продвигаясь без перерыва из Ковно в Вильну, а из Вильны в Минск, не имел после 24 июня и двух дней отдыха. Маршал поспешил воспользоваться передышкой, ибо даже в его крепко организованных войсках беспорядок дошел до предела. Треть его солдат отстали, лошади были истощены. Хлебные припасы, найденные в Минске, оказались представлены, к счастью, в виде муки:
