центр Теллесберга в полдень… только сложнее. Как только адмирал выстроил их в линию впереди, он действительно не хотел разрывать эту линию раньше, чем это было необходимо, потому что, как только он это сделает, он потеряет контроль над ней. Сигналы с ограниченной видимостью просто не соответствовали координации линии кораблей длиной в десять миль, особенно с дымом от оружия, чтобы скрыть подъемы флага, но пытаться контролировать такое же количество кораблей, маневрирующих независимо друг от друга, было неизмеримо сложнее. Поддержание линейного строя значительно упростило управление; это превратилось в огромную, смертельно серьезную игру «следуй за лидером», где на самом деле имела значение уже не способность общаться, а просто железное мужество держаться за корабль впереди вас, в то время как весь мир растворялся в огне, дыме, ужасе и смерти.
Но если линию было легче контролировать, она также была гораздо менее гибкой. Рейсандо хотел сохранить настолько жесткий тактический контроль, насколько это было возможно, потому что он осознавал опасность распада на дезорганизованную толпу. Тем не менее, на его месте Сармут приказал бы сделать одновременный поворот, признавая, что это, вероятно, сведет его линию к беспорядочной массе, по крайней мере, до тех пор, пока его капитаны не разберутся во всем, как цена получения наибольшей форы, которую он мог.
Конечно, как только они повернутся, чтобы бежать — и каждый из этих капитанов будет знать, что это именно то, что они делают; бежать — заставить их прекратить бежать и исправиться, возможно, тоже не самая простая вещь в мире. Они храбрые люди, большинство из них — видит Бог, в Коджу-Нэрроуз не было трусов! — но каждый из них, черт возьми, знает, что их флот в дерьме. Предотвратить переход отступления в разгром…?
Он покачал головой, задаваясь вопросом, как бы он отреагировал на их месте. Легко думать о том, что кто-то другой теряет самообладание, но что, если бы он был на их месте?
К счастью, это не так, — подумал он и снова повернулся к Лэтику.
— Думаю, еще примерно… минут пятнадцать, Робейр. Давайте сначала дадим им как следует подготовиться.
— Да, мой господин. — Лэтик кивнул, затем щелкнул пальцами в сторону двенадцатилетнего мичмана, стоявшего у бизань-фалов со своим отделением сигнальщиков.
— Мы передадим этот сигнал адмиралу Дарису, мастер Рихтир, — сказал он и тонко улыбнулся. — Он нам скоро понадобится.
— Есть, есть, сэр!
* * *
Кейтано Рейсандо наблюдал за линией чарисийцев и боролся с тем, чтобы не позволить себе надеяться.
Маневрирование флотом в море на виду у врагов было похоже на танец, где все знали па. Оба адмирала точно знали, каковы были варианты действий другого адмирала в любой данный момент, и, предполагая, что они точно оценили намерения друг друга, было трудно ожидать сюрпризов.
На месте Сармута Рейсандо понял бы, что у западной эскадры не было другого выбора, кроме отступления на юг, как только стало очевидно, что чарисийцы воспользуются метеометром. Единственным реальным вопросом в голове чарисийского адмирала должен был быть вопрос о том, когда Рейсандо совершит свой прорыв, поскольку было очевидно, что единственное разумное, что он мог сделать, — это избежать сражения. Единственный способ, которым он мог надеяться сделать это, теперь, когда стало ясно, что он не сможет добраться до наветренной стороны линии Сармута, состоял в том, чтобы развернуться и принять ветер широко на свой курс, в то время как он уходил так быстро и так сильно, как только мог, с подветренной стороны. Он мог бы сделать это сейчас, предполагая, что Сармут позволит ему это, потому что маневры двух эскадр по метеометру унесли их достаточно далеко на восток, чтобы курс на юго-восток обогнул бы скалу Брокен-Хосер, по крайней мере, с запасом в несколько миль. Это была еще одна причина, по которой он так упорно боролся за наветренную позицию. Теперь, если ему очень, очень повезет — и если у Сармута случится внезапный приступ глупости, — он может получить достаточную фору, чтобы обогнуть южный конец линии чарисийцев, между ее крайними галеонами и скалой Брокен-Хосер. И если ему это удастся, то, возможно, ему также удастся держаться подальше от чарисийцев до темноты.
Однако некоторые вещи были более вероятны, чем другие.
И все же, пока он думал об этом, массивная боевая линия чарисийцев — в ней было на пару кораблей больше, чем он ожидал, но, очевидно, по крайней мере полдюжины из них действительно находились где-то в другом месте — продолжала двигаться на запад-северо-запад. Как будто Сармут даже не заметил изменения их курса!
Если он не изменит в ближайшее время, то упустит свой шанс, — почти недоверчиво подумал Рейсандо. — Он не сможет повернуть всю линию и обогнать нас, с медными днищами или без них, если он не сделает свой ход в ближайшие… десять минут.
Конечно, когда он понял, что Рейсандо ускользает, он всегда мог приказать начать погоню. Однако вероятность того, что любой чарисийский адмирал окажется достаточно безмозглым, чтобы сделать это, была примерно на одном уровне с вероятностью того, что Лэнгхорн вернется во славе где-нибудь в ближайшие пять минут. Общая погоня — с каждым капитаном, маневрирующим независимо, когда он мчался, чтобы догнать врага, — несомненно, позволила бы более быстрым кораблям Сармута сломать компактную, взаимоподдерживающую линию боя Рейсандо. Однако, когда они это сделают, они будут в беспорядке и потеряют взаимную поддержку друг друга… и в этот момент они узнают, что случилось с охотничьей собакой, которая поймала ящера. Нет. Флаг-офицер с опытом Сармута не допустил бы такой ошибки, особенно против флота, который значительно превосходил его численностью, как в случае западной эскадры. Его корабли, и особенно броненосцы, могли быть намного мощнее, чем любой отдельный корабль на другой стороне, но если бы он был достаточно глуп, чтобы скормить их хорошо
