смотрели на Катю точно так же, как начинающий дрессировщик смотрит на зверя, которого он случайно разозлил. С каждой секундой тишина становилась гуще, сдавливала голову, накаляла обстановку. Наверное, ещё никогда в жизни тишина не была такой громкой. Казалось, от неё можно оглохнуть, если вот-вот не закричать, но Катя держалась. Она вглядывалась в неуверенные зелёные глаза и не позволяла себе увести взгляд – только не сейчас, когда на кон поставлено самое дорогое.
Наконец Лжец совладал с собой. Он опустил пистолет и громко усмехнулся, бросив один быстрый взгляд на глазеющую толпу. Вновь посмотрел на Катю, на вытекающую из носа струйку крови (на обтянутую майкой грудь) и продолжил медленно приближаться.
– Я не знаю, какая муха шепнула тебе на ухо про моё прошлое. Наши с тобой разборки – это наши с тобой разборки. Но ты, сука… – он понизил голос, чтобы его услышала лишь одна-единственная. – Ты решила устроить шоу и унизить меня перед всеми. Это было самой большой ошибкой в твоей жизни.
Катя чувствовала исходящую от него злость – грубую, слепую, какая бывает только у мужчин. Свободная рука сама потянулась к медальонам, и уже через секунду они скрылись в дрожащей ладони.
А Лжец продолжал наступать.
– Ты права, теперь на нас смотрит много людей, но будь я проклят, если мне не насрать. Твои женские мозги больше всего на свете заслуживают того, чтобы вылететь нахрен из черепной коробки. И поверь мне, дорогая, теперь мы с тобой враги. Я не успокоюсь, пока не перегрызу зубами твою тоненькую шейку. Вы, бляди, в последнее время стали забывать, с кем живёте на этой планете. Особенно сейчас, когда…
– Она долго кричала? Думаю, очень долго. Звала на помощь своего любимого папочку, может, молилась Богу, но всё равно утонула. – Катя не отпускала взгляд Лжеца. Не отпускала. – О, пиво, наверное, было вкусным. Вкуснее чем жизнь собственной дочери, раз ты решил поглушить его вместо того, чтобы присматривать за ребёнком. Но не это тебя пугает больше всего. Больше всего тебя пугает то, что ты ничего не почувствовал, когда узнал об её смерти. Ни-че-го.
Лжец вновь поднял пистолет. И на этот раз не собирался опускать его просто так.
– В этой хреновине ещё шесть патронов. Хочешь попробовать свинец на вкус, а? Продолжай пиздеть, и я спущу курок ровно шесть раз, а потом перезаряжу обойму и закончу только тогда, когда по твоему черепу можно будет кататься. А то что ты женщина Феникса… – Теперь они стояли вплотную. Каждый из них мог говорить так, чтобы его слышал только собеседник. – Ты написала милый стишок своему покровителю. Жаль, я не успел прочитать его полностью, уверен, там много интересного. Но ты наверняка забыла написать, какая ты на самом деле шлюха, которую выдрали, прижимая к дереву. Напиши Женечке стих о своих похождениях. Пусть он узнает правду о Вавилонской блуднице.
И прежде чем Катя успела бы что-то ответить, Лжец выхватил из её руки сложенные листочки и мгновенно отскочил на несколько шагов. За пару секунд он порвал их и продолжал рвать на мелкие кусочки, отходя назад. Сначала Катя собралась накинуться на него, но замерла, когда услышала звуки рвущейся бумаги: ещё, ещё и ещё. Мышцы разом парализовало. Ноги будто приросли к полу. Впервые в жизни ТАКФ резко всё внутри заполнила пустота. Ни воздуха, ни чувств, ни бурлящей крови – ничего не было внутри. Кромешный туман, в котором кто-то невидимый, не останавливаясь, рвёт бумагу: хрясь, хрясь, хрясь… С каждой паузой становилось хуже. Катя смотрела на осыпающиеся белые кусочки и видела на них синие буковки, которым теперь никогда не суждено превратиться в слова. Стих, где была вся душа. Стих любимому. Лучшее творение в жизни…и самое прекрасное, что выходило из-под рук. Красота, умещённая в строки. Красота, созданная любовью.
Теперь всего этого не было.
И никогда не будет.
Когда Лжец закончил, то подошёл к Кате, которая всё так же неподвижно стояла. Он подошёл к ней на такое расстояние, на каком обычно обнимаются люди – максимально близко, чуть ли не прижимаясь к чужому телу. Слегка наклонился, заботливо убрал светлые волосы Кате за ухо и мягко-мягко прошептал:
– Запомни этот день, сука, когда я оставил тебя в живых. Это мой подарок тебе за ту ночь. И не забывай улыбаться – так тебе идёт больше.
Лжец развернулся и зашагал прочь, сопровождаемый десятками взглядов. И только когда он покинул этаж, Катя поняла, что рыдает.
Тихо, безмолвно, с ревущей болью глубоко в груди.
* * *
Катю всю трясло.
Она не знала, сколько прошло времени – час, два, три или сто лет. Стояла на коленях и проглатывала слёзы, которые никак не иссякали. Время превратилось во что-то непонятное. Люди продолжали ходить, некоторые даже пытались помочь, но тут же останавливались, когда натыкались на злобный оскал. Катя не заметила и подошедшего к ней Ивана Васильевича. Она просто рычала на всех, кто осмеливался приблизиться к ней на расстояние шага…
…и плакала. Вместе со слезами на кафель падали капли крови, всё ещё вытекающей из носа. На полу было так много кусочков стихотворения! На некоторых ещё можно было разобрать слова, на одном и вовсе уцелела одна волшебная фраза: «Лишь бы ты рядом был со мною в конце». Катя взяла этот кусочек в руки, поднесла к губам и громко всхлипнула, прежде чем поцеловала. Оказывается, в мире ещё есть боль, какую она не испытывала. Оказывается, даже после самой сильной боли может стать ещё больнее.
Ещё хуже.
По центру коридора, облитая ярким светом ламп, стоя на коленях и склонившись над утраченной мечтой, плакала женщина. Распущенные волосы скрывали её лицо от всего мира, уберегая от чужих взглядов. Плечи тряслись от частых всхлипов, но никому так и не удалось накрыть их ладонями. Это мог сделать только Женя, но его здесь не было. Он не знал, что произошло – ни тогда, ни сейчас. Да и не надо. Это её история, она её и закончит. Лжец должен был понимать, что если он ранил зверя, то обязан убить. Но не убил. Это ОН допустил самую большую ошибку в жизни.
Я не хочу, чтобы Женя увидел меня такой.
Так она подумала, когда сжимала ладонями кору дерева и чувствовала…в себе чужого человека. Катя плакала, когда Лжец насиловал её. Плакала тихо, чтобы никто не услышал. Она вспомнила, как на миг подняла голову и в ту же секунду мужская ладонь плюхнулась на затылок и надавила со всей силы. Вспомнила, каким горячим был член и с каким трудом он протискивался через стенки влагалища, ведь все мышцы тела были напряжены до предела. Но
