выходящую из того же рта, из которого вылетали дерзкие словечки. О да, он научит её следить за словами и прочистит ей рот, но перед этим вырвет все зубы, чтобы всё проходило гладко, как по маслу.
Нога уже перестала поднывать, и Лжец решил добавить наглой суке ещё один удар – напоследок, перед тем, как перейти к столу, – но кто-то резко толкнул его в бок. Земля под ногами затряслась, Лжеца слегка качнуло, и когда он обрёл равновесие, до ушей долетел оглушающий взрыв. Несколькими этажами ниже что-то рвануло так сильно, что дверь кабинета сорвалась с петель и полетела вниз.
В момент её стука об пол Лжец повернул голову.
И это стало его главной ошибкой.
* * *
Рэндж сразу же вскочил на лапы, как только прогремел первый взрыв.
После него наступила тишина, которая продлилась совсем недолго. Все собаки, запертые в клетках, истошно завыли, а некоторые так агрессивно залаяли, что услышав их, можно было не на шутку перепугаться. Не лаял только Рэндж. Он напряг мышцы лап, но молчал. И выжидающе смотрел на Женю. Будто бы говорил: «Происходит что-то важное. Что-то очень важное».
Когда Женя начал подниматься, прогремел второй взрыв и сбил его с ног. Бедро врезалось в пол, но, судя по ощущениям, ничего страшнее синяка там не будет. Теперь сквозь лай собак стали различимы крики людей, даже некоторые слова, но все они утонули в новой волне взрывов. Барабанные перепонки содрогнулись от трёх коротких: «Ба-бах!» Словно где-то совсем рядышком взорвали три маленьких бочки с порохом – таких мощных, что ими можно было бы подрывать шахты. Нос Рэнджа находился в постоянном движении, улавливал новые запахи, которых становилось больше и больше; и во всей этой какофонии ароматов Женя уловил один, не похожий ни на какой другой.
Запах горящей плоти.
Человеческой плоти.
Он аккуратно встал на ноги, готовый к новому толчку. Медленно подошёл к двери, чувствуя (не видя, не слыша, а чувствуя), что Рэндж следует за ним. Дверь была железной, замок представлял собой три стальных стержня, рассчитанных на три оборота ключа. Такую плечом не выбить, даже если со всей дури врезаться с разбегу. А если попробовать ногой, то с лёгкостью заработаешь вывих колена или стопы. Об этом Женя читал в каком-то дешёвом журнале – из разряда тех, которые покупают, когда неожиданно заканчивается туалетная бумага.
За стеной – одновременно и близко, и очень-очень далеко – мужские голоса запели одним общим хором. Сквозь него прорывались женские крики, и именно от них сердце у Жени замерло. Никогда в жизни он не слышал, чтобы человек ТАК кричал. Так может кричать дикий зверь, попавший в ловушку, какой-нибудь монстр из хоррора, но никак не человек. Создавалось такое впечатление, будто женщин распарывали разделочным ножом, попутно отрезая им языки и выжигая на спине узоры несколькими паяльниками.
А тем временем мужчины пели. Слов было не разобрать, но «Иисус, Святой отче наш» повторялось каждые десять секунд.
– Что происходит? – Женя посмотрел на Рэнджа, но тот ничего не ответил. – Это как-то связано с теми двумя, да? Потому что один из них был облит керосином, так ведь? Он…поджёг себя?
И как бы соглашаясь с озвученной мыслью, недалеко от двери взорвалось сразу несколько бочек с порохом. По ближайшей стене пробежала трещина и вгрызлась ещё глубже от следующего взрыва. Стена раскололась надвое, а маленькие клетки с собаками подпрыгнули, столкнувшись друг с другом.
* * *
Как только Лжец повернул голову, Катя мгновенно вскочила и впилась пальцем в его левый глаз.
Раздался резкий хлопок, будто перед носом лопнул пакет с воздухом, но нет, это был один из зелёных глаз, и теперь он больше никогда не взглянет на Катю как на уличную шлюху. Палец обдало теплом, на кисть выплеснулась белая субстанция вперемешку с кровью. Так вот, оказывается, что на самом деле такое человеческий глаз. Не чудо природы, не сложный биологический механизм, а просто тёплый сгусток слизи, который может выдавить из черепа любой желающий. Нужно лишь быть достаточно сумасшедшим, чтобы сделать такое.
Лжец заорал во всё горло и попытался оттолкнуть Катю, но в ответ она глубже вдавила большой палец. Подушечкой она почувствовала какое-то уплотнение, что-то твёрдое, крепящееся к глазу. Наверное, нерв, а может, маленькая часть дерьма, которого слишком много в одном человеке, называющем себя мужчиной.
В эти минуты, когда волосы слеплялись от крови, а всё лицо было разукрашено ею, Катя стала зверем. В ней исчезло всё человеческое, сейчас она ничем не отличалась от дикой волчицы, вступившей в такую схватку, из которой выходит лишь победитель. Её взгляд пропитался безумием, сердце разгонял адреналин, эмоции били через край, и самой главной среди них была ярость. Она сняла в сознании все предохранители. Она раскусила стальные цепи, до этого державшие дьявола. Теперь монстр вышел наружу.
Настоящий дьявол.
Катя вдавила большой палец ещё глубже, только сейчас заметив, что они подходят к двери кабинета. Лжец кричал так громко, так истошно, что на один короткий миг Катя ужаснулась своей жестокости: она выдавливала человеку глаз собственным пальцем, с каждой секундой давя всё сильнее. Внезапно огромный мужчина превратился в жалкое, корчащееся существо, ничем не напоминающее того самоуверенного ублюдка в парке. Его руки взметнулись вверх, легли на лицо Кати, попытались найти глаза, но тут же попали в сомкнувшуюся челюсть. Зубы вгрызлись в плоть, кровь хлынула Кате в рот под хруст треснувших костей.
И кровь была вкусной. Ещё никогда в жизни кровь не была такой вкусной.
Лжец отдёрнул руки и вжался в дверь. Катя уже не понимала, что течёт по её лицу: кровь, пот, слёзы или всё сразу. Она забыла обо всём, что происходило в её жизни до этой секунды – о Жене, о Рэндже, о Максиме, о Мише, о Боли. Она забыла всё, но только не ненависть, которая захлестнула её в тот момент, когда чужие мужские бёдра грубо стукнулись об её, пока сама она вжималась в дерево. Сейчас она вжимала ЕГО в деревянную дверь и наслаждалась его криками, его болью, теплом его стекающего по кисти глаза.
Этого Кате показалось мало. На несколько секунд она освободила глазницу, вытерла руку об джинсы и вновь запустила в череп, чтобы Лжец не успел прийти в себя. Тремя пальцами она схватилась за нерв, прикреплённый к мозгу, и резко потянула на себя. Лжец завопил, не потерял сознание. Он дёрнулся в сторону, попытался взять Катю за горло, промахнулся. Оставшийся глаз широко раскрылся, чуть не вываливался из глазницы, и теперь в большом тёмном зрачке не просто клубился страх, а пылал ярким огнём. Он боялся. Наконец и он понял, что может
