провозгласил восстановление Польши, конфедерацию всех ее провинций, а также вооруженное восстание в провинциях, оставшихся в иностранном владычестве, и отправил депутацию к Наполеону, дабы тот произнес верховными устами великие слова «Польша восстановлена!».
Депутаты Юзеф Выбицкий, Валентин Соболевский, Александр Беницкий, Станислав Солтык, Игнатий Стадницкий, Матеуш Водзинский и Ладислав Тарновский прибыли в Вильну незадолго до отъезда Наполеона, чтобы представить ему адрес и получить ответ, который можно будет передать всем.
Такое давление на него не столько удивило Наполеона, сколько было ему неприятно, и он собрался с мыслями, чтобы найти ответ, который не навлек бы на него больше обязательств, чем он намеревался на себя брать, и в то же время не обескуражил бы поляков. Французский император произнес туманную речь, обладавшую присущим всем туманным речам недостатком, состоявшим в том, что одним они говорят слишком много, а другим слишком мало: слишком много – России, слишком мало – полякам.
«Господа депутаты Польской конфедерации, я с интересом выслушал ваше сообщение. Поляки! Я стал бы думать и действовать, как вы, я проголосовал бы, как вы, в варшавском сейме: любовь к родине – главная добродетель цивилизованного человека.
Мое положение заставляет меня примирять интересы многих и исполнять многие обязательства. Если бы я правил во времена первого, второго и третьего разделов Польши, я вооружил бы весь мой народ, чтобы поддержать вас. Как только мне позволила победа, я поспешил восстановить ваши древние законы в столице и в части ваших провинций, но не с тем, чтобы продолжать войну и вынуждать моих подданных проливать кровь.
Я люблю ваш народ; уже шестнадцать лет ваши солдаты сражаются бок о бок со мной на полях Италии и на полях Испании.
Я приветствую всё, что вы сделали и собираетесь сделать; я сделаю всё от меня зависящее, чтобы содействовать выполнению ваших решений.
Если ваши усилия будут единодушны, вы можете надеяться на то, что ваши враги признают ваши права;
но вы должны возлагать все надежды на единодушные усилия всего населения.
Я говорил вам о том же, когда был у вас в первый раз; теперь же я должен добавить, что обещал императору Австрии целостность его земель и не смогу разрешить никаких маневров и движений, которые станут угрожать его мирному обладанию остатками польских провинций. Пусть Литва, Жмудь, Витебск, Полоцк, Могилев, Волынь, Украина и Подолия воодушевятся единым духом, какой я видел в великой Польше, и тогда Провидение увенчает успехом ваше святое дело; оно вознаградит вашу преданность родине, которой вы приобрели право на мое уважение и на мою защиту: вы можете рассчитывать на нее при любых обстоятельствах».
Не то чтобы речь Наполеона обидела варшавских депутатов, ибо она была им почти известна заранее, если не буквально, то по смыслу, но она произвела первое досадное впечатление уже в Вильне, несмотря на энтузиазм, возбужденный присутствием победоносных французов. Как, говорили литовцы, Наполеон просит нас предаться ему, проливать за него нашу кровь, отдать ему наши ресурсы, не говоря уж про то, что приходится терпеть от его солдат, и не хочет даже произнести вслух, что Польша восстановлена! Кто ему мешает? Пруссия покорена и принижена; Австрия зависит от него, и ее так просто утешить Иллирией; русские армии уже бегут! Так кто же?! Разве он не хочет вернуть нам наше существование как нации? Или он пришел только для того, чтобы выиграть у русских сражение и уйти, добавив, как в 1809 году, полмиллиона поляков к герцогству и подвергнув многих из нас опасности ссылок и секвестров?
Наполеон отбыл из Вильны вечером 16 июля, пробыв в столице Литвы восемнадцать дней, и утром 18-го прибыл в Глубокое. Он снова повстречал на своем пути множество отставших солдат и брошенных повозок. Июльская жара необычайно утомляла людей и лошадей, и к тому же нередко приходилось останавливаться из-за разрушенных мостов. В болотистом лесном краю количество мостов было бесконечным. Они требовались для перехода не только через реки и ручьи, но и через стоячие воды, заливавшие поля. Русские разрушали все мосты, какие успевали, а на восстановление их немногочисленными местными жителями рассчитывать не приходилось.
Глубокое представляло собой небольшой город, построенный среди лесов, как и большинство местных городов. Главным его сооружением был не замок, а большой монастырь. Наполеон поселился в нем и поспешил, по своему обыкновению, подготовить здесь заведение, которое могло бы послужить перевалочным пунктом для армии.
В это время корпуса продолжали движение и последовательно проходили перед Дрисским лагерем, будто собирались атаковать его, хотя имели приказ ничего не предпринимать. Простояв несколько дней перед Свенцянами в Опсе, Мюрат с кавалерией Нансути и Монбрена и тремя дивизиями Даву прошел перед Дрисским лагерем и расположился перед Полоцком, поблизости от Глубокого и рядом с Наполеоном.
За Мюратом двигался Ней; он исполнил подобное же движение и расположился слева от дивизий Морана, Фриана и Гюдена. Его войска, шедшие за войсками Мюрата, нашли деревни уже разоренными, но были вознаграждены отставшими повозками с продовольствием и воспользовались ими, чтобы прокормиться. Мяса, которого было в избытке, не экономили, но приходилось экономить хлеб, которого было не так много. Солдатам давали целый рацион мяса и полрациона хлеба. Они восполняли недостаток хлеба, добавляя в суп рис, а за отсутствием риса – поджаренную рожь. Жаркая погода и нездоровая пища вызывали у молодых солдат дизентерию, и приходилось опасаться, как бы она не стала заразной.
За Неем следовал Удино. Проходя мимо Динабурга, где русские соорудили на Двине мощный плацдарм, он не смог удержаться и, вопреки предписаниям Наполеона, осадил плацдарм, уже брошенный русскими. Инцидент не имел продолжения, и Удино, в свою очередь, занял позицию на левом фланге Нея. Все корпуса оказались собраны на участке в несколько лье, частично уже за Дрисским лагерем, частично перед ним, и все – под рукой у Наполеона, находившегося с гвардией в Глубоком. Только маршал Макдональд оставался в некотором отдалении слева, между Поневежем и Якобштадтом, прикрывая одновременно Жмудь, которую стоило труда избавить от разорения казаками, и течение Немана, по которому французские конвои следовали в Ковно.
Движения на правом фланге исполнили столь же пунктуально. Эту часть линии должен был занять Евгений, сформировав связь с Даву на Днепре. Подтянув войска и обозы в Новые Троки, Евгений выдвинулся по Минской дороге к Сморгони, затем сошел с нее и передвинулся в Вилейку. Кольбер с красными уланами, отправленный Даву назад, опередил его и тем спас несколько складов. Евгений смог запастись продовольствием на два дня, что доставило ему немалую помощь, и продолжил путь к истокам Березины. В этом месте Березина, приток Днепра, соединяется с Уллой, притоком Двины, с помощью Лепельского канала, так
