Растерявшись, я перевожу глаза на его губы.
Вновь вскидываю. Пытаюсь найти объяснение. Какое-то вменяемое оправдание, почему так.
Но он молчит, не помогая.
— Сними линзы, — напряженно, яростно, сквозь зубы. — Пожалуйста.
— Ответь мне, Радка, — говорит он с привычным, едва заметным южным акцентом, взявшимся из ниоткуда и ранящим в сердце. — Что бы ты сделала, будь он жив и здоров?
Пульс бьет.
Жив и здоров.
И счастлив. Без нас всех.
Пустота внутри вспыхивает и заполняется тягучим, черным чувством.
Сердце разрывается на части.
Черт. Черт. Черт.
Я окончательно сошла с ума. Самым натуральным образом. Дергаю подбородком, освобождаясь, но Давид снова касается меня пальцами. Я смотрю в его прищуренные карие глаза, в расширенные зрачки и начинаю дрожать. От горя и осознания.
От такого страшного понимания, что словами не описать.
Рывок, я сжимаю его запястье, отстраняюсь и говорю:
— Тогда я бы его сама убила.
Довольная улыбка расползается по губам Северянина, и в этот момент я отчетливо вижу след от шрама именно на том месте. Идеальная работа, издалека ни за что не заметишь.
Слезы капают на руку.
— Как бы ты это сделала, девочка? — спрашивает он.
— Пристрелила бы собственными руками. — Я пялюсь на него. Передо мной принц красивый, а не чудище, но никогда еще мне не было так жутко. Разум сопротивляется. Я хотела убедить себя, что мои навязчивые мысли — плод больной фантазии. К иному повороту я была не готова. К тому, что окажусь права, не готова! Я хочу кинуться ему на шею, сжать так сильно, как только могу, но при этом не двигаюсь.
Потому что этот принц прекрасный совершенно чужой мне человек.
Чернота топит изнутри.
— Убила бы, и глазом не моргнула.
Северянин наклоняется ближе, я закрываю глаза и против воли вдыхаю его запах. Сама будто в ад скатываюсь, к нему на пепелище прошлой жизни.
Тот самый запах.
Его запах.
Его дыхание касается мочки уха и я слышу:
— Лучше найми киллера. Обязательно хорошего, потому что если этот человек, о котором ты говоришь, действительно жив — он может быть опасен. Одна ошибка и конец всем. А тебе есть, что терять.
Он касается своей щекой моей и прекрасно ощущает, как я дрожу. Это скрыть невозможно, пытаюсь, не получается.
А потом он мягко целует меня в чувствительную область рядом с ухом.
Проваливаюсь под лед. И больше не существую.
В этом состоянии обнимаю подползшего Ромку, прижимаю к себе. Инстинкты срабатывают, на них одних и действую.
Северянин отстраняется, треплет Рому по волосам.
— Славные парни, — говорит он. — Хочу их узнать получше.
— Мне… лучше уехать. Сегодня же. Домой. Спасибо, что поговорили со мной, Давид Сергеевич. Я думаю, мы найдем общий язык, и «Залив свободы» будет ваш.
Голодный Ромка начинает хныкать. Я поднимаю его на руки и усаживаю в детский стульчик. Шок такой силы, что я едва ногами передвигаю.
Северянин поднимается с Ярославом, пока я подкатываю второй детский стул, и усаживается ребенка рядом с братом. Пристегиваю второго мальчика, проверяю ремни, и начинаю готовить смеси.
Еще вчера я видела сходство между Адамом и Северянином, сейчас же на сто процентов понимаю, что они разные. Совершенно. Потому что мой Адам бы так не поступил со мной никогда. Кажется, моего Адама и не существовало.
Только фантом. Образ, который я слепила, чтобы выжить.
Я жила в заблуждении.
Что я здесь делаю?! Бежать!
— Рада, ты с детьми останешься пока здесь, — говорит Давид с легким акцентом Адама.
Качаю головой.
Мои глаза круглые. Я быстро готовлю смеси и раздаю вопящей публике бутылочки.
— Ростислава отправь домой. Он сейчас не нужен, — дает распоряжения.
— Давид Сергеевич, что вы несете.
Живой. Здоровый. С новой привлекательной внешностью. Безумно богатый. С красивой невестой. Кинувший всех.
Я помогаю детям держать бутылочки.
Хочу подойти и ударить его. Вцепиться ему в лицо, в плечи. Но я не представляю, какой будет реакция.
Поднимаю глаза на Давида, дрожу и отворачиваюсь. Передо мной мертвое внутри северное чудище, с душой как ледяное озеро.
Адам просил немного тепла, пока заканчивал с делами. Так, получается?
— Рада, посмотрим на меня. Рада, — зовет он.
Я чувствую влагу на щеках, и быстро стираю ее рукавом.
— Я думала, тебя убили! Я каждый день думала о том, через что ты прошел, каково тебе было. Я…
Начинаю метаться между детей. Безумия слишком много. Уйти бы немедленно. Убежать, улететь. Убраться отсюда, чего бы это ни стоило!
Не могу оставить мальчиков. Не могу оторвать их от еды. Я… беспомощно всплескиваю руками.
Столько раз представляла, как бы это было. Как бы мое чудо могло осуществиться. Воровато прокручивала в голове, сидя у камина или укрываясь одеялом в холодной постели. Что бы я почувствовала, как бы бросилась ему на шею, как бы кричала. Вопила. Сколько бы всего ему выдала!
Боже, я бы вопила на всю округу.
Пустота внутри безграничная. И такой же силы безысходность.
Его спокойствие говорит о том, что ему плевать. Совершенно плевать!
Может, я просто с ума сошла? Он же молчит. Ничего не объясняет. Теперь мне кажется, они вообще не похожи.
Я просто всплескиваю руками.
Я всплескиваю руками еще раз и еще.
Пораженно открываю рот, закрываю. Мямлю что-то.
И тихо спрашиваю:
— За что? За что так больно?..
Северянин присаживается за столик и, сложив руки, смотрит на меня как будто устало.
— Тебе не нужно было искать со мной встречи. — Качает головой. — Упорная маленькая девочка.
— Скорее, глупая.
— Да, глупая. Ну что ж. Теперь все будет по-другому.
— Венера… бизнес… у тебя жизнь, оказывается. Нормальная другая жизнь!
Правда заключается в том, что все это время я оплакивала чужого мужчину. Которому не было до меня никакого дела.
У которого параллельно со мной была невеста. И для которого наш роман вообще не имел значения.
Я подхожу и обнимаю мальчиков. Быстро целую их в щеки. Хорошо, что их всего двое, сколько и рук. Каждому хватит ласки. Снова целую.
— Давид Сергеевич, нам нужно уехать. Сегодня. Сейчас, — говорю, сжимая зубы от безграничной черной ненависти. — Спасибо за теплый прием.
— Вы отсюда никуда не уедете, — отсекает он, снова поднимаясь на ноги.
Тянется к Ярославу, и я вспыхиваю ненавистью:
— Не трогай их. Не смей. Иначе…
— Не дури, — отвечает ровно. — Никому не слова. Святоше скажешь, что тебе показалось, и что ты ошиблась. Пусть он тоже успокоится.
— Ты не представляешь… мы расследовали убийство, Святоша чуть не спятил. Люди погибли.
— И не нужно, чтобы погиб кто-то еще. Ты меня поняла? — Он смотрит на время. — Мне нужно на эту гребаную рыбалку, подумай пока, как избавиться от мужа.
Все ощущения сливается воедино, и я чувствую концентрированный ужас.
Смотрю на него как на чудище. Прежде я пыталась скрывать отвращение, сейчас не делаю и попыток к этому. Как же много я чувствую отвращения. Как никогда раньше.
Мой мобильник вибрирует, я машинально отвечаю на вызов.
— Радка, ты где? — спрашивает Ростик. — Хочу поцеловать тебя перед рыбалкой.
— Я в ресторане, кормлю детей.
— Понял. Как раз мимо иду.
Северянин прищуривается и подносит палец к губам. Смотрится жутко.
Я сжимаю зубы и пячусь назад.
Дверь распахивается, и в зал забегает мой хороший Ростислав.
— Привет! Доброе утро! — восклицает он.
С хлопком пожимает руку Северянину.
— Все в силе?
— Конечно. Десять минут и едем.
— Кайф. Пупсы, лопаете?
Бегло чмокает детей к макушки и подходит ко мне.
— Ты чего утром не разбудила? Привет, — касается носом моего.
А я… будучи в полном шоке, улыбаюсь. И крепко обнимаю его за шею.
— Я забыла про рыбалку, думала дать тебе поспать хотя бы до восьми. Отпуск же.
