— Я тебя не ждала.
Мне хотелось схватить ее и прижать к себе. Хотелось завладеть ее губами. Хотелось сказать ей, чтобы она всегда, бл*дь, ждала меня, днем, ночью или, когда я, черт возьми, захочу. Но я этого не сделал. Вместо этого протянул ей пакет с едой и ждал, либо возьмет его и попытается захлопнуть дверь у меня перед носом, либо пригласит войти. Когда она открыла дверь пошире, впуская меня, я воспринял это как хороший знак.
— Джинни убила бы меня, если бы я не принес тебе твое, — сказал я со смехом, и она улыбнулась. — И ты знаешь, что она спросит.
— Мы не можем этого допустить, — сказала она, потянувшись за пакетом с едой, прежде чем исчезнуть на кухне, где я заметил цветы, которые я принёс ей ранее, все еще гордо выставленные напоказ.
Я бы ничуть не удивился, если бы она выбросила их в мусорное ведро, как только вернулась домой.
— Насчет того, что было раньше, — начал я, но она подняла руку, останавливая меня.
— Нет. Джеймс, это не ты. Я имею в виду, — она сделала паузу, — это ты. Но можно тебя кое о чем спросить?
Это было не то, что я ожидал, она хотела задать мне вопрос, но я кивнул.
— Конечно.
— Что ты имел в виду, говоря о победе моей семьи? — она прошла мимо меня и направилась к дивану, ставя тарелки с едой. Как только она устроилась поудобнее, я наблюдал, как она откусила небольшой кусочек на пробу. — Боже, как вкусно.
— Было бы лучше в ресторане с вином, — добавил я.
Она сглотнула и вытерла рот бумажным полотенцем.
— Но чье вино? — она наклонила голову, ожидая моего ответа.
— Знаешь, я думал об этом перед отъездом. И немного нервничал из-за этого.
Она громко рассмеялась.
— Ты? Я тоже подумала об этом и решила, что выбрала бы противоположное тому, что бы ты предложил.
— Почему ты так стараешься меня разозлить? — я сел на диван, но устроился в противоположном углу. Меньше всего мне хотелось ее отпугнуть.
— Потому что это весело, — сказала она, прежде чем откусить еще кусочек, пиная мою ногу так, как будто раньше мы делали это сотни раз. — Теперь о пари.
Эта женщина любила уводить разговор от нас при первой же возможности.
— Ты действительно не знаешь?
— Э-э-э. Все, что я знаю, это то, что твоя семья обвинила нас в воровстве и что, очевидно, ты пытался разрушить наше имя еще до того, как оно у нас появилось? — она сказала это как вопрос, прежде чем слегка пожать плечами.
Иисус. Это была единственная часть истории, которую она знала?
— Во-первых, я ничего не пытался сделать.
— Я не имела в виду тебя, Джеймс Руссо. Я имела в виду тебя, как члена твоей семьи, — она отправила в рот еще кусок и смотрела на меня, ожидая, пока я заполню все пробелы.
— Я просто хочу прояснить, что бы ни случилось между нашими прадедушками много лет назад, это не имеет никакого отношения ни к тебе, ни ко мне. Если мой прадед что-то сделал с твоим, я этого не делал. Меня там не было. Тебя там не было. Я думаю, что все это смешно и продолжается слишком долго. Не так ли?
Она перестала жевать, как будто тщательно обдумывала свои слова, прежде чем произнести их вслух.
— Я всегда думала, что это глупо, но опять же, я даже не знаю, из-за чего, черт возьми, мы должны так злиться, кроме того, что я только что сказала тебе. Каждый раз, когда я спрашиваю отца, он кричит и огрызается, но больше ничего не говорит. Иногда я думаю, знает ли он, что произошло на самом деле. Почему бы ему просто не рассказать мне все?
Я покачал головой. От тяжести ее слов я почувствовал себя так, словно попал в ловушку плохого фильма, из которого нет выхода.
Как в этом столетии все еще можно быть таким отсталым и нелогичным? Почему наши отцы так упорно цеплялись за прошлое?
— О чем ты думаешь? — вопрос Джулии выбил меня из колеи.
Я понятия не имел, как долго сидел, не отвечая, но заметил, что ее тарелка была чистой и стояла на кофейном столике перед нами. В руке она держала стакан с водой и пила.
— Я не понимаю, почему наши отцы до сих пор ненавидят друг друга. Им и не нужно, понимаешь? Это все выбор, и они предпочитают оставаться озлобленными. Они решили продолжать эту вражду только из-за… Гордости? Эго?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Джулия кивнула в знак согласия, как я мог только предположить.
— Я много думала об этом раньше. И поняла, что для моего отца, по крайней мере, это какая-то извращенная версия о верности и семейных обязательствах. Его отец вырастил его так же, как он пытается вырастить меня, — она подобрала ноги под себя, — чтобы ненавидеть вас всех безоговорочно, не спрашивая почему.
— Но ты продолжаешь задавать вопросы, — сказал я с гордой усмешкой.
— Всегда.
— Вот это моя девочка, — сказал я, не подумав, и она поперхнулась водой, кашляя и хлопая себя по груди. — Извини, — пробормотал я, чувствуя себя придурком из-за того, что заставил ее подавиться, но не из-за моих слов. — Я не это имел в виду, — продолжил я. — Просто чертовски горд, вот и все.
Кашель прекратился, и я почувствовал тот момент, когда стены вокруг нее взлетели вверх. Каждая трещина, которую я сделал в ее броне, тут же слилась воедино, и я снова был отрезан. Мне хотелось перемотать часы на тридцать секунд назад, чтобы не испортить момент.
Она прочистила горло, ее карие глаза остекленели от удушья, прежде чем она сделала глубокий вдох.
— Во-первых, я не твоя девочка. Во-вторых, почему ты так гордишься?
— Думаю, это очень важно, что ты спрашиваешь своего отца, а не просто принимаешь то, что он тебе говорит. Это все, что я имел в виду. Приятно знать, что твой разум не подчиняется чужим мыслям. Независимо от того, чьи они. Это трудно сделать. И это достойное качество.
Она подняла палец.
— Прежде чем ты мне дашь слишком много похвалы… я, может, и задаю много вопросов, но никогда не настаиваю, — она поднесла руку ко рту и провела по губам, глаза ее сузились, когда она формулировала свои мысли. Я практически видел, как вращаются колесики. — Видишь ли, я совершенно не согласна с отцом, но до смерти боюсь его в этом упрекнуть.
— Ты действительно думаешь, что он отберет у тебя винодельню?
Как я смогу проникнуть в ее сердце, если она будет чувствовать, что потеряет все из-за этого?
Ее длинные темные волосы рассыпались по плечам, когда она провела по ним пальцами.
— Знаю, это звучит нелепо. Это уже чересчур, да? Но ты не знаешь моего отца, Джеймс. Даже если он не знает, почему он должен ненавидеть тебя, он все равно ненавидит. Свирепо.
Я оглядел ее жилище, пытаясь найти ответ в кирпичной кладке камина. Я хотел это исправить, исправить нас, или, по крайней мере, выяснить, как дать нам шанс, но я понятия не имел, как убедить ее.
— Ты знаешь, Джанин называет нас Ромео и Джульеттой, — сказала она, и я почувствовал, как смягчаются ее стены.
— Есть ли версия истории, в которой они живут долго и счастливо, а не умирают?
С ее губ сорвался смешок.
— Не то чтобы я в курсе.
Я подвинулся на диване, мое тело оказалось в нескольких сантиметрах от ее, а не на расстоянии целого метра.
— Тогда, я думаю, ее стоит переписать.
Я смотрел, как ее взгляд перемещается между моими глазами и ртом. Она высунула язык и облизала нижнюю губу. Сочетание этих двух моментов означало только одно: она хотела, чтобы я поцеловал ее так же сильно, как и я.
— Что ты имеешь в виду? — спросила она, снова сосредоточив взгляд на моих губах.
Я положил руку ей на шею, притягивая к себе, и позволил языку и рту показать все, что имею в виду, молясь, чтобы она не остановила меня. Я ждал этого всю свою проклятую жизнь.
Глава 7
ЛЮБОВЬ ИЛИ ВЛЮБЛЕННОСТЬ
Джулия
О, милый малыш Иисус и все его друзья. Были ли у Иисуса друзья?
Это не имело значения, ничто не имело значения, потому что губы Джеймса ощущались так, словно я попала домой.
