- Постоянные посетители моей вайнштубе предпочитают полумрак. Это создает необходимый интим.
- Ну что ж, - сказал Ян, - интим так интим.
Он выпил коньяк, выкурил сигарету и вышел на улицу. Такси нигде не было. Тогда он медленно пошел в обратном направлении, все так же размахивая своим клетчатым баулом.
Проходя мимо металлической ограды, он увидел свой басовый ключ зачеркнутым крест-накрест. На третьей чугунной тумбе он нарисовал скрипичный ключ перевернутый вниз головой и выбросил мелок в большую урну.
Остановив такси, он сказал:
- Пожалуйста, отвезите меня в имперское министерство иностранных дел, на Вильгельмштрассе...
Через три минуты после того как Пальма пригласили к Риббентропу, в приемную вошел высокий мужчина с лицом римлянина. Референт Риббентропа поднялся и, выбросив руку в нацистском приветствии, сказал:
- Обергруппенфюрер Гейдрих, сейчас у рейхсминистра редактор нашего лондонского журнала латышский журналист Ян Пальма.
- Хорошо, - сказал Гейдрих, - я подожду. Беседа с Пальма, конечно же, не менее важна для судеб рейха, чем встреча с шефом главного управления имперской безопасности.
Гейдрих отошел к окну, залитому солнцем, и, заложив руки, прижался лбом к стеклу.
Окна приемной выходили на зеленый дворик министерства иностранных дел. По ровному, на английский манер подстриженному газону ходили голуби. Гейдрих негромко, словно самому себе, сказал:
- Министерство иностранных дел обязано иллюстрировать тягу к миру обилием прикормленных голубей.
...В кабинете рейхсминистра Ян Пальма сидел за маленьким столиком, отхлебывал бразильский кофе из золоченой чашки и говорил негромко:
- Я благодарен вам, господин Риббентроп, за исчерпывающий ответ. Важно стенографически точно передать ваши слова читающей британской публике.
- Я доверяю вашему бриллиантовому перу.
- Запомнили <бриллиантовое перо>?
- Тяжкий удел министров - запоминать. В данном случае этот удел не был для меня обузой. Мне было приятно это запомнить, дорогой Пальма.
- Господин министр, я хотел бы задать вам вопрос, который, естественно, не будет включен в публикацию. После блистательного выступления фюрера в Данциге куда следовало бы обратить свой взор нам, вашим английским друзьям?
Риббентроп улыбнулся:
- Вы вторгаетесь в сферу государственных секретов рейха.
Пальма ответил - тоже с улыбкой:
- Господин Риббентроп, я снимаю свой вопрос.
Риббентроп поднялся, принес с другого столика электрический кофейник, долил кофе себе и Яну и спросил:
- Ну хорошо, а как думаете вы, куда следует обращать свой взор великой Германии?
- По-моему, на Варшаву.
Риббентроп отрицательно покачал головой.
- Прага?
Риббентроп снова отрицательно покачал головой, а потом прижал палец к губам и сказал:
- Вам, как другу Германии, я хочу посоветовать: не уезжайте сейчас отдыхать, даже если у вас запланирован отдых. А если и поедете, то советую куда-нибудь поближе к Пиренеям.
Гейдрих посмотрел на часы:
- Я сочувствую рейхсминистру. Журналисты с их дотошностью могут замучить насмерть.
И как раз в это время вышел Пальма. Он поклонился Гейдриху и сказал секретарю министра:
- Я просил бы вас записать, что я остановился в <Адлоне>, апартамент номер двести семнадцать. Если я понадоблюсь господину рейхсминистру, прошу предупредить заранее, а если этого нельзя сделать, то сообщите, пожалуйста, портье. Я буду оставлять свой телефон или тот адрес, по которому ненадолго уеду.
Гейдрих вошел к Риббентропу. Они молча поздоровались. Гейдрих сказал:
- Мой дорогой Риббентроп, перед тем как я начну мучить вас вопросами координации нашей работы, мне хотелось бы спросить: известно ли вашему ведомству, что журналист Ян Пальма в течение трех лет посещал марксистский клуб в университете?
- Мне неизвестно это, и мне занятно узнать, о чем думал ваш Лерст, когда представлял мне Пальма в Лондоне?
- Лерст не всевидящий. Мой аппарат раскопал на Пальма интересный материал... Мы начали серьезно смотреть за этим газетчиком...
Риббентроп почувствовал, что холодеет: он вспомнил конец беседы с Пальма. Он не мог сказать об этом Гейдриху, он подставил бы себя под удар.
- Нет, я не верю этому, - сказал министр, - мало ли кто грешил в юности марксизмом? Пальма делает в высшей мере полезное для нас дело...
- Тем не менее я отчитал Лерста и поручил ему заняться газетчиком. Он его первым узнал, ему и отвечать...
- Погодите, а что у вас есть конкретно против Пальма?
- Он был с красными в Вене, он контактировал в Праге с русским писателем Борцовым, потом он внезапно воспылал любовью к нам... Я не очень-то верю таким амплитудам... Я верю только в последовательность.
- Он мог метаться...
- Вот мы и займемся его метаниями... Меня редко подводит интуиция, поверьте, мой дорогой Риббентроп...
Бургос, 1938, 6 апреля, 15 час. 44 мин. __________________________________________________________________________
Штирлиц отпер дверь комнаты, где лежал Пальма, и, остановившись на пороге, сказал:
- Хватит валять дурака! Я сейчас прикажу забрать отсюда эту тахту, лежите на полу! Хаген! - крикнул он яростно. - Где Хаген?!
- Он отдыхает, - ответил дежурный по коридору. - Он очень устал.
Штирлиц раздраженно захлопнул дверь, взял стул, придвинул его к изголовью софы и подмигнул Пальма.
- Громко заявляйте протест по поводу Хагена, - шепнул он, - и слушайте при этом меня, я буду говорить очень внятно, хотя и шепотом.
Пальма начал гневно браниться, сосредоточенно глядя в лицо Штирлицу, а главное, на его губы - тот произносил каждое слово округло и четко:
- Республиканцы либо подменят самолет, либо совершат налет на эту богадельню. Если выберут второй путь, я не отойду от вас ни на шаг. Пистолет я вам дам перед самой операцией. Сегодня вечером, когда вернется ваш друг Хаген, мы станем допрашивать вас вдвоем, а может быть, я приглашу еще кого-нибудь третьего. Я буду мучить вас светом: прожектор в глаза заранее извините меня, дружище, но это в наших общих интересах. Все поняли? Главное, не вешайте носа, все будет о'кей.
- Ол райт, - шепотом поправил его Пальма. - О'кей - это американский вульгаризм...
- Все! - закричал Штирлиц. - Хватит! Мне надоело выслушивать ваши жалобы! Будущее в ваших руках! Ясно?! Даю вам два часа на размышления потом пеняйте на себя!
<Он здорово постарел за эти два года, - думал Пальма, наблюдая, как на него зло кричит Штирлиц. - Мне трудно, а каково ему, бедняге? Когда мы в первый раз увиделись, он был ведь без единого седого волоска>.
Берлин, 1936 __________________________________________________________________________
Пальма тогда вернулся в <Адлон> и встретил в холле Петериса и Ванга. Они ехали на отдых в Ригу через Берлин. Ян бросился к ним, обрадовавшись, но в глазах у друзей он увидел холодное недоумение, и все сразу понял, и остановился возле них, чуть улыбаясь:
- Привет дипломатам!
- Привет борзописцам, - ответил Гэс. - Или теперь при встречах с тобой следует говорить не <привет>, а <хайль>?
- Нет, можете просто называть меня <фюрер>, - ответил Ян. - Кого ждете? Пошли ко мне - есть виски.
- Спасибо, - ответил Ванг, - мы ждем приятеля.
- Ну хорошо, ну ладно, - поморщился Ян, - мы разошлись в воззрениях. Но давайте хотя бы выслушаем друг друга.
- Здесь всюду записывают разговоры, - ответил Петерис, - мне не хочется, чтобы гестапо занесло в свою картотеку мой голос - я брезглив.
- Меня не записывают. Я пропагандист идей Германии. А выслушать друг друга нам стоит.
- Пожалуй, что нет, - ответил Петерис. - Тем более что мы собираемся съездить в Москву, в эту цитадель варварства... Мы боимся бросить на тебя тень.
- Нехорошо так, - сказал Ян. - Недемократично, по-моему. Всякий волен верить в свои идеалы.
- Фашизм стал твоим идеалом? - удивился Ванг. - Я не предполагал, что скотство поддается идеализации.
- Можно подумать, что, вернувшись в Лондон, вы уговорите Чемберлена подписать с Кремлем договор о совместном отпоре Гитлеру, - жестко сказал Пальма. - Вы поохаете, поахаете, расскажете, как вам понравилось в столице социализма, но по-прежнему будете выполнять все указания ваших шефов. Не изображайте из себя принципиалов, парни. Вы такие же мыши, как и я, только несколько благопристойнее.
- Молчать - это все-таки лучше, чем прославлять. Мы - молчим, ты прославляешь, - сказал Ванг.
Петерис поморщился:
- Пассивная молчаливость - тоже скверная штука.
- Голос не мальчика, но мужа, - сказал Ян. - Так что - зайдем ко мне?
- Ты иди, - сказал Ванг Петерису, - а я побуду здесь. Иди, если тебе хочется нахлестаться с ним виски. Я могу купить себе виски сам. Пока еще могу...
Петерис, однако, не пошел.
Ян поднялся к себе, налил стакан виски, добавил холодной воды из крана, хотел было выпить, то, посмотрев на часы, зло швырнул папку на кровать и тихо, смачно выругался.
А когда он вышел из <Адлона> и, скорее машинально, чем по необходимости, <проверился>, то сразу заметил за собой хвост. Двое в сером неотступно топали следом. Пальма изменил маршрут - в девять у него была назначена встреча. Он повернул на Унтер ден Линден, возле Пассажа свернул на Фридрихштрассе и остановился около касс кинотеатра.
