– До Лиговского довезете? – спросила Натали у ямщика, завернутого в овчинный тулуп.
– Садитесь, – глуховато ответил он.
Натали недоверчиво поднялась в темную карету, и мы под звон колокольчиков понеслись вперед. Казалось, я на секунду задремал, а когда открыл глаза, увидел, что карета едет по запорошенной дороге в темном лесу. Сквозь тучи едва пробивалась луна, слабо освещая заиндевевшие ветви деревьев. Где-то вдали послышался протяжный вой. Ямщик хлестнул лошадей, и они, раздувая ноздри, пугливо побежали по дороге.
– Мне страшно, – произнесла Натали, судорожно прижавшись ко мне.
Вдруг кони резко остановились, встав на дыбы. Я всмотрелся в темноту и увидел, что прямо перед нами на ветви старого дуба качается на ветру человек, подвешенный за ноги. Я спрыгнул на снег и подошел к нему.
– Жаль, что мне не удалось вас убить, – прохрипел он, яростно сверкая глазами, и тут же испустил дух.
– Просыпайся, Витязь в тигровой шкуре, – раздался насмешливый голос Кэт. – Мне рано утром идти на работу, – и, проводив нас с Натали до двери, она отправилась спать.
На следующий день я навестил своих родственников, старых революционеров, – их квартира в период революции была тайной явкой Ленина. Теперь же их восьмикомнатное жилище было заставлено музейными экспонатами, а они сами напоминали запыленные восковые фигуры, застывшие в бессмысленном ожидании коммунизма.
„Эти люди были причастны к пролетарской революции, – размышлял я, – и на их лицах навеки осталась печать воинствующего материализма. Как жаль, что они никогда не смогут помыслить о Духовном Пути“.
Отобедав у них, я отправился на Невский, с грустью отметив: „Напрасно, в погоне за мировой революцией, они потеряли острие духа“, – и поспешил в храм, чтобы очистить лепестки своей души от налипшей серости и бессмысленности борцов за революцию.
„Теперь они не могут дождаться своей смерти“, – думал я, любуясь великолепием собора Спас-на-Крови. Здесь на меня нахлынула странная ностальгия, яркое воспоминание о своей духовной родине. Изрядно замерзнув, я зашел в ближайшее кафе и заказал чашку кофе с коньяком. Согревшись, я открыл свои записи и с интересом прочел следующие письма Неизвестной Птице.
„25 мая 1980 г . Варшава.
Итак, дорогая Птица, похожая на Эналлагму, если хочешь летать так же свободно, как эта красавица, изображенная на открытке, надо будет внутренне приобрести такие же благородные очертания, выявить из сырого хаоса своих эмоций нежный полет души, и первым условием для этого является антидырявость. Много существует дыр в человеческой психее, но самая главная дыра, куда уходит почти вся эмоциональная одаренность нашей сущности, – это ложный мир всего негативного, мрачное царство обид, раздражительности, страха, недовольства собой, или своим положением, или своим ближним. И даже если человек догадывается обо всем этом – у него нет конкретных, четких линий работы над собой в этом направлении, а также нет живого импульса солнца и звезд небесных, горящих в микрокосмосе тех, кто вступил на Путь. У тебя же есть и то и другое, то есть бесценные дары первоначального пламенеющего знания (которые могут пропасть, улететь, если ты не начнешь воплощать их в своей личной жизни), а также дан импульс такой силы и красоты, такой вольной крылатости, от которого может ожить даже камень. Будет жаль, если ты навсегда останешься маленьким флаконом, пузырьком, и в тебя не сможет войти не то что океан новых стихий и новой жизни, но даже ведро. Откажись от пузырьковости, расстанься с ней…
15 ноября 1980 г . Мурманск.
Дорогая Птица! Иногда мне кажется, что тебе хочется нырнуть обратно в уютную жизнь обычного человека, который беспрерывно жалеет себя и постоянно себя оправдывает, тащится кое-как, переваливаясь изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год, без особых изменений. Разве только внешне в его жизни будет что-то происходить, и потому он будет постоянно ориентироваться лишь на внешние ситуации. Он не в силах использовать шансы, связанные с героической внутренней жизнью, омываемой кровью непрерывных герметических боев с бандами батьки Махно. Вступив на Путь, уже невозможно сохранить прежний комфорт, привычки, прежние глупости. Путник движется, он находится в Пути, он вышел из самого себя старого и постоянно обновляется, поднимаясь все выше и выше к звездам, выдерживая любые житейские бури. Чего же ты хочешь: утешения или поддержки в Пути?“
Я посмотрел на часы и увидел, что уже 18.30 и мне пора на Московский вокзал. Через час прибывал поезд, на котором должен был приехать Джи, и я с легким чувством поспешил его встречать.
– Ну что, братушка, не потерял ли ты последние остатки инициативы в столкновении с алхимическими фигурами? – спросил он, когда мы встретились на перроне.
– Вы вовремя появились, – ответил я. – Еще один день – и я бы уснул в уютном чреве Петербурга, забыв о вечном стремлении к Абсолюту.
– Как говаривал Святой Йорген, „главное в нашем деле – это вовремя смыться“, – рассмеялся он.
Я подхватил его дорожную сумку, и мы отправились на Благодатную.
– Дорогой Джи, я так рада вас видеть, – всплеснув руками, произнесла Кэт. – Сегодня вечером должен был приехать из Москвы Адмирал, но вместо этого он позвонил и сообщил, что не приедет ко мне, – глаза ее стали грустны, на губах отразилась плохо скрываемая боль.
– Наконец-то вы вернулись, – воскликнула Натали, обнимая Джи. – Без вашего звездного импульса моя душа стала задыхаться!
– Моя милая девочка, – произнес Джи, нежно поглаживая ее по голове, – ты надолго останешься в моем сердце. Мне жаль недосказанных слов и убегающего времени, но мы вновь должны уезжать.
Я загрустил: мне не хотелось покидать таинственных дам. Кэт, заметив это, засмеялась:
– Как бы ни было тебе тяжело, улыбайся и относись к себе с легкой иронией. Легко смотри на великолепную игру жизни, не привязываясь даже к самой прекрасной юбке. А как только земная плесень осядет на твоих плечах – приезжай без стеснения, мы ее снимем. И не разглядывай так пристально меня, Витязь в тигровой шкуре… Ну ладно, докурю последнюю сигарету – и разбежимся, – добавила Кэт, посмотрев на часы.
Я сделал над собой усилие и улыбнулся.
– Быстро все схватывает мальчик, – сквозь сигаретный дым обратилась Кэт к печальной Натали, – молодежь-то пошла способная.
Через полчаса мы стояли на железнодорожном перроне. Натали, прижавшись ко мне, прошептала:
– Я поняла, что люблю тебя, и всегда буду ждать твоего приезда. Если бы я только дала волю своему сердцу, ты бы никуда не уехал. Я могла бы прямо сейчас упасть к твоим ногам и зарыдать во весь голос, умоляя остаться… У тебя доброе сердце, ты бы меня не бросил. Но я не буду этого делать. Тебе ведь все нипочем – ты паришь в небесной вышине, стремясь к Просветлению, – а что мне делать на грешной земле без тебя?
– Мы обязательно вернемся, дорогая Наташенька, – улыбнулся Джи, поцеловав протянутую руку.
Я вошел в тамбур; мое сердце сжималось от ее слов. У глаз Натали появились слезы, прочертив две влажные дорожки на её прекрасном лице. Она запахнула шубку и оправила белоснежной рукой пуховый платок. Ее беззвучное рыдание разрывало мое сердце. Поезд тронулся; она медленно повернулась и одиноко побрела в ночь. Ее слезы вызвали у меня глубокую тоску по духовной родине. Как мне хотелось ее достичь! Я готов был все отдать, лишь бы оказаться там хоть на мгновение!
Глава 2. Путь Разбойника
Не успел питерский вокзал скрыться вдали, как Джи, забросив сумку на верхнюю полку, с интересом спросил:
– Не хочешь ли ты, братушка, поведать мне о своих похождениях у Эмины и Зибельды?
– Какой смысл вы вкладываете в эти два имени? – спросил я, присаживаясь к столику у окна поезда.
– Разве ты не читал роман Яна Потоцкого "Рукопись, найденная в Сарагосе"?
– Впервые слышу.
– Как обременительно иметь дело с необразованными учениками, – покачал головой Джи. – Не стыдно ли тебе не знать основного в Школе посвятительного романа?
– Прощу прощения, – произнес я, разливая вино по маленьким граненым стаканчикам, которые стал носить в своей сумке, рядом с дневником. – В ближайшее время я исправлю эту ошибку.
– Ну так вот, Эмина и Зибельда – две прекрасные таинственные дамы, которых главный герой романа, юный офицер Альфонс ван Ворден, встречает на своем посвятительном Пути через горы Сьерра-Морена. Они являют собой шестой Аркан – выбор между Женщиной в Красном и Девой в Белом, выбор между земной любовью и Божественной. И только тогда, когда ван Ворден проходит весь лабиринт Посвящения, ему открывается мистическая тайна, которой владеют Эмина и Зибельда – властительницы шестого Аркана, называемые "Femina Rubra et Virgo Alba".
