Хочешь опохмелиться?
(Алекс)
Дилан и я погружаемся в рутину. Мы оба работаем по одному графику с доктором Форрестером. В понедельник, среду и пятницу с трех до шести. Впервые две недели мы почти разобрали всю библиотеку Форрестера, так что можно сказать, что у нас прогресс. Один или два раза в неделю мы идем после работы пить кофе и разговариваем.
Дилан стал другим. Конечно, я заметила это в наше первое столкновение. Конечно, он изменился физически. Но так же он стал более молчалив. Когда мы узнавали друг друга в Израиле, на его лице была глупая улыбка, и он глупо улыбался. Но теперь все было не так. Иногда мне приходилось немного подталкивать его, чтобы он говорил. Это вводило в замешательство.
Этот день отличался от других. Я задержалась в классе и поэтому пришла в кабинет мистера Форрестера позже на несколько минут.
Когда я захожу внутрь, Дилан выглядит… не знаю. Он выглядит так, будто болен. У него бледное лицо, и он смотрит в окно, ничего не делая и быстро дыша.
— Привет, — говорю я. — Ты в порядке?
Он смотрит на меня удивленно. Он в черных очках, как я привыкла видеть его в офисе. Но сейчас похоже, будто у него похмелье. Но Дилан не пьет. По крайней мере, не привык пить.
— Да, — говорит он. — Я в порядке, просто тяжелое утро.
— Ты хочешь об этом поговорить?
— Нет, — говорит он.
Что ж, это не было двусмысленно.
Мы приступили к работе, разбирая последнее из коллекции Форрестера. В следующий раз мы будем перемещать в библиотеку мелкие книги и рукописи, искать дополнительные материалы. Я боялась перемен. Не потому что это было что-то ужасное, а потому что я на самом деле наслаждалась работой в офисе Форрестера.
Легок на помине. Дверь открывается и появляется Форрестер.
Он смотрит на Дилана, замечает его бледное лицо и солнцезащитные очки и усмехается.
— Вы двое, доброе утро. На Следующее утро всегда немного тяжело, не так ли, Дилан?
Дилан хмыкает, но не отвечает.
— Хочешь опохмелиться?
— Нет, спасибо, сэр.
Впервые я близка к тому, чтобы полюбить Форрестера.
Через час мы сидим в кафе. Он выглядит еще хуже, его лицо бледнее, чем прежде. Я говорю:
— Дилан, я беспокоюсь о тебе. Ты уверен, что все в порядке?
Он снимает свои солнцезащитные очки и простирает руками глаза, я вижу, как дрожат его руки.
— Эй, — говорю я. Я наклоняюсь вперед, когда он кладет руки на стол и беру его за руку. — Я знаю, что у нас есть своя… история, но если тебе нужно поговорить, я рядом.
Он выглядит таким же пораженным, какой была я, когда брала его за руку. Он смотрит на меня и выхватывает руку. Я отпускаю его, и знаете, мне тяжело делать это.
Он качает головой, быстро, затем бормочет:
— Черепно-мозговая травма. Я не уверен, что смогу окончить обучение. Я не…
Он пытается сказать что-то еще, но останавливается. Я видела, как такое происходило с ним последние пару недель. Он говорил что-нибудь, затем просто замолкал. Он закрывает глаза, от чего видно темные круги под его глазами и делает несколько вдохов. Затем говорит:
— Я не… умный. Не настолько, каким был раньше. Я многое не могу вспомнить.
Ох, Дилан. Я смаргиваю слезы.
— Может, я могу помочь? — говорю я очень тихо. Просто скажи да, пожалуйста. Хорошо, Келли была права. Я все еще люблю его, и взгляд на его состояние заставляет меня хотеть пойти куда-нибудь и выплакаться. Пожалуйста, думаю я, помоги этому мужчине исцелиться. И, Боже, защити мое сердце, потому что я не выдержу, если оно снова будет разбито.
Он качает головой.
— Я не знаю.
— Хорошо, — говорю я, погрустнев. — Подумай об этом.
— Есть кое-что, — говорит он хриплым шепотом.
— Что?
— Мой доктор сказал, что я должен снова начать бегать. И…что ж… ты видишь, как я хожу. Мне нужен наблюдатель. Тот, кто будет приглядывать за мной и вызовет скорую, если я упаду.
— Ты хочешь, чтобы я… бегала с тобой?
Он кивает. Его глаза скользят мимо меня, словно он ищет путь к отступлению, затем возвращается обратно.
— Послушай… я не должен был просить тебя, но я больше никого здесь не знаю.
Мое сердце могло бы остановиться.
— Я с радостью буду бегать с тобой, Дилан. Когда?
— Завтра? В шесть?
— Утра?
— Это слишком рано?
Да, черт возьми, это слишком рано.
— Нет. Нормально.
Боже. Что я делаю?
Мой рот, похоже, жил собственной жизнью.
— Дай мне свой номер на всякий случай.
Итак, впервые с того момента, как мы расстались, мы обменялись номерами телефонов.
После того как мы прощаемся, я возвращаюсь в общежитие. И я боюсь. О, Боже, я боюсь. Боюсь, что разрушу все. Еще больше я боюсь, что он все разрушит. Что я позволю себе снова с ним сблизиться, и что снова позволю ему разбить мне сердце.
Февраль прошлого года был кошмаром. Я плакала каждую ночь. Пытала себя на самом деле.
Я была не в порядке.
Я вернулась в общежитие, села на кровать, мои глаза нашли нижний ящик комода. Не делай этого, подумала я. Я убрала все вещи, когда прошло шесть недель, а от него не было ни слова.
Чувствую, что заплачу, чувствую себя роботом, потерявшим контроль, когда наклоняюсь вперед и открываю ящик.
Для посторонних наблюдателей, это просто ящик со свитерами в нем.
Однако внизу стоит коробка. Я достаю ее и кладу на кровать рядом с собой, открываю ее.
Самая верхняя фотография восемь на десять меня и Дилана. Он лежит на боку на траве, положив правую руку под голову. На нем черный тренч[14], свободного покроя с поясом и белая водолазка, и он улыбается. Я сижу у его ног, лицом к нему. Наши глаза закрыты, лица обращены друг к другу, на них светятся улыбки.
Слезы бегут по моим щекам, пока я смотрю на фотографию. Со злостью я швыряю ее в сторону.
Под фотографией толстый кожаный фотоальбом.
А внутри наша история любви.
Мы вместе в Тель-Авиве. Держимся за руки, пока идем по пирсу в Яффо. Стоим, обнявшись, по пояс в Средиземном море.
Мы вместе сидим в автобусе. На нем смешная арафатка, которую он купил в Назарете. Я одета в светло-коричневый свитер, волосы свободно свисают до плеч. Потому что он любил, когда они распущены. Одной рукой он обнимает меня за плечи.
Целые ряды молодежных хостелов расположены в Эйн-Геди у Мертвого моря, где мы впервые поцеловались.
Кто-то сфотографировал нас вместе, стоящих спиной на Голландских Горах. Он стоит за моей спиной, руки вокруг моей талии, моя голова запрокинута, потому что я смеюсь.
Следующие фотографии сделаны в фотобудке на автобусной станции в Сан-Франциско. Он приехал на быстроходном судне из Атланты, чтобы увидеть меня летом после выпускного класса.
