- Значит, бородач был! - торжествовала Гранская. - И это не плод воображения Хромова.
Мы обсуждали привезенные младшим лейтенантом сведения втроем.
- А более подробное описание внешности этого мужчины Фокина привела? спросил я Коршунова.
- Какие глаза, нос, волосы - не помнит, - ответил Коршунов.
- Что же, у него только одна борода и была?
- Самая яркая примета забивает все остальные, - пояснила Гранская.
- А борода, говорит, знатная. Окладистая, густая, до груди.
- Все это хорошо, - сказал я. - Но пока только установлено, что мужчина, описанный Хромовым, тоже был в тот день на озере. Но вот убийца ли он?
- А ссора? - сказала Гранская. - Угрожал он Краснову недвусмысленно.
- Ну и что? Ребята выпили. И еще других задирали. Я вот что думаю: а мог ли Хромов раньше увидеть этого бородача?
- Мог, конечно, - пожала плечами Гранская.
- Вот именно. Как себя люди ведут на отдыхе? На пляже, в парке? Глазеют друг на друга. Увидел Хромов мужчину с бородой, и его образ запомнился. А когда выдумывал версию, кто убийца, память и подсунула его... Логично?
- Вполне, - согласилась Гранская. - Но слишком рядом два события скандал и убийство.
- Совпадение. Разве не бывает?
- Бывает, Захар Петрович, все бывает... Но почему я не должна верить Хромову?
- Не о доверии идет речь. Просто нам нельзя ошибаться, - сказал я. И добавил: - Во второй раз. Мне не хочется, чтобы эти каверзные вопросы задавали вам другие. Подумайте сами, если тот мужчина поднял нож на молодого человека, значит, у него было отчаянное состояние.
- Он тоже мог быть выпивши. У некоторых, к сожалению, как считается: отдых без пьянки - не отдых...
- Фокина сказала, что, по ее мнению, мужчина с бородой был трезвый, сказал Коршунов.
- Видите, Инга Казимировна, тоже не в вашу пользу. Мало вероятно, что пожилой трезвый человек ни с того ни с сего пошел на убийство. Ну, оскорбил его подвыпивший молокосос. Ругнул бы он его и пошел дальше, не стал бы связываться...
- Смотря из-за чего ссорились...
- Пока могут быть только догадки. Ищите, ищите настойчиво. Время еще есть. Но не очень много, - предупредил я следователя.
Что и говорить, дело было сложное, а время упущено. Положение Гранской усугублялось тем, что над ней довлели ошибки и просчеты прежнего следствия. Но все-таки упорный труд Инги Казимировны и Коршунова начал приносить плоды. Первой победой было то, что удалось отыскать Фокину. Правда, большую роль тут сыграла помощь прессы. Кстати, редактор позвонил мне и сообщил, что благодаря прокуратуре интерес к газете "Знамя Зорянска" резко повысился. И каждый экземпляр того номера, где было наше сообщение, ходил по рукам...
Вторую победу можно было целиком отнести на счет стараний оперуполномоченного уголовного розыска Коршунова.
Как-то ко мне пришли две взволнованные женщины. Обе в слезах.
- Товарищ прокурор, помогите отыскать наших пацанов, - сказала одна из них.
- И просим строго наказать этого Коршунова, - добавила вторая.
- Да вы присядьте, - сказал я. - И говорите по очереди. Кто вы? Какие жалобы?
- Я Прошкина, - сказала первая.
- А я - Семячко. Такая моя фамилия. Это все он, Коршунов, их настропалил. Совсем мальцам головы вскружил. Целыми днями где-то пропадали, все шушукались, сходки под обрывом устраивали. А теперь вот и вовсе пропали...
- Может, их какие бандиты зарезали? - залилась слезами Прошкина.
- Если милиции что нужно, пусть сама ищет. Это же дети малые, их любой может обидеть, - подхватила Семячко и тоже заплакала в голос.
В комнату заглянула встревоженная секретарша. С ее помощью мне кое-как удалось успокоить женщин.
Из их рассказа я понял: в поселке Вербном (так называется район города, примыкающий к Голубому озеру) последнее время часто бывал Коршунов, о чем-то беседовал с тамошней детворой. И вот вчера сыновья этих двух мамаш, двенадцатилетний Витя Прошкин и десятилетний Костя Семячко, пропали. Соседские ребята не знают, где они.
Я сказал двум родительницам, что мы разберемся, отпустил их и вызвал младшего лейтенанта.
- Вот незадача, Захар Петрович, - огорчился Коршунов. - А Витю и Костика я запомнил. Шустрые ребята.
- О чем это вы с ними беседовали?
- Нож, товарищ прокурор. Я как рассуждал: принадлежащий Ивану Хромову нож не нашли. Ведь поисками наши товарищи занимались на следующий день после убийства. Возможно, нож подобрал кто-нибудь из мальчишек. Ну, поговорил с местной пацанвой. Показал им нож, который изъяли у брата Хромова, они ведь одинаковые. Спросил у ребят: есть ли у кого-нибудь такой же. Если увидят, пусть сообщат мне.
- А родителей поставили в известность, кто вы и что вы?
- Конечно. Но я не могу понять, почему они связывают исчезновение мальчиков с моими оперативными действиями? - удивился младший лейтенант.
- Напуганы. Говорят, у мальчишек только и было разговоров, что о ноже. Боятся, как бы их дети не пострадали от руки того, кто убил Краснова.
- Надо же выдумать такое!
- Как бы там ни было, Юрий Александрович, если вы эту кашу заварили, то вы ее и расхлебывайте.
- Постараюсь, Захар Петрович.
На ноги была поднята милиция. Двух путешественников отыскали на следующий день в деревне Желудево, что километрах в десяти от Зорянска. Доставили их ко мне. И пока машина ездила за родителями, Юрий Александрович угощал мальчуганов лимонадом с пряниками. Костя Семячко (а он действительно походил на семечко - кругленький, черненький), хотя и был моложе, но оказался бойчее своего товарища.
- Мы узнали, - рассказывал он с набитым ртом и со стаканом в руке, что такой ножик, какой показывал дядя милиционер, - Костя кивнул на Коршунова, - видели у Борьки, у которого мать буфетчица. Он нашел его на Голубом озере. Ну, мы двинули к Борьке. А он говорит, что махнулся, сменял этот ножик на зажигалку, длинная такая, крышка откидывается. Борька сказал, что с Лопухом. Это Лешка Крысин. А он сейчас в пионерлагере "Сокол", около Желудева... Дядя милиционер ведь говорил, что это очень важно. Мы с Витькой поехали на автобусе. А Лешка говорит, что сменял нож на фонарик, дать бы ему как следует... А пацан тот из Желудева, Семка его звать. Он только вчера вечером приехал, - тараторил Костя. - К бабке ездил, в Житный.
- Какой Семка? - уже запутался Коршунов.
- У кого ножик теперь был. Мировой пацан. Ничего за него не взял, положил нас спать на сеновал и молока с оладиками принес.
- А утром мы пошли на дорогу, чтобы домой ехать, и милиция приехала, продолжал Прошкин, потому что Семячко откусил слишком большой кусок пряника.
- И хорошо, - завершил Костя. - А то у нас на автобус денег не было.
Венцом подвига двух мальчишек было то, что они привезли нож, оставленный Хромовым в березовой роще возле Голубого озера.
Нож этот в числе других предъявили обвиняемому, а затем его брату Евгению. Они его опознали. Потом оба ножа - приобщенный к делу и тот, который отыскали Костя и Витя, - были направлены на экспертизу. Она установила, что лезвия и наборные ручки обоих выполнены из аналогичных материалов и одним мастером.
Пожалуй, самым важным обстоятельством явилось то, что нож, который Иван Хромов брал с собой 20 мая на Голубое озеро, был действительно укорочен почти на три сантиметра. После повторной судмедэкспертизы Хлюстова дала категорическое заключение: убийство совершено другим ножом, с более длинным лезвием, или ножом, у которого между лезвием и рукояткой нет ограничителя, какой имелся у найденного ножа, принадлежащего обвиняемому.
Гранская вынесла постановление об освобождении Ивана Хромова из-под стражи и прекращении против него уголовного преследования. Я его утвердил (хотя прокурор Званцев, который позвонил из Москвы и поинтересовался, как идут дела, сделал мне замечание: настоящий преступник еще не найден, и вообще обстоятельства не совсем ясны...).
И вот у меня в кабинете Хромов вместе с Гранской.
- Скажи, Ваня, откуда все это: и твое "признание" в убийстве, и эта якобы ссора с Красновым из-за того, что он обозвал тебя "гусаком"? спросила Гранская.
- Колесник... Ой, противный мужик! Когда меня привели в камеру, стал бахвалиться, что он "вор в законе" и я должен уважать его и слушаться. Не то разговор со мной будет короткий. Я сначала струсил. Слышал, что в тюрьме есть паханы, которым надо подчиняться. Колесник мне на голову и сел, помыкал мной. Говорю - ругается, молчу - тоже недоволен. Половину еды отбирал... В камере жарко было, я расстегнул рубашку. Он увидел, какая у меня грудь, и обозвал "гусаком". Тут я не стерпел и говорю ему просто так, для устрашения: "За такие слова я своего дружка послал на тот свет, а тебя тем более не пожалею..." Он и отстал. Верно говорят, что в тюрьме берет верх тот, кто силу покажет.
- Насчет "вора в законе" он тебя на пушку брал, - сказала Гранская. Нет уже таких. Давил, как говорится, на психику. Выходит, он тебя пугал, а ты его.
- А что мне оставалось делать?.. Ну вот, значит, когда следователь сказал мне, что отпираться бесполезно, я решил: все равно мне никто не поверит. И взял на себя вину. А когда следователь спросил, из-за чего мы поссорились, я вспомнил, как Колесник обозвал меня, и приписал эти слова Диме.
