Помню то утро, когда следователь зашел ко мне - уже прокурору района с постановлением на обыск в ее квартире. Следователь намеревался заехать за Митенковой на завод и оттуда - в ее собственный домик, вернее полдома на самой дальней окраине города, именуемой Вербным поселком. Было серое дождливое утро...
Через час я услышал по телефону растерянный голос Жарова:
- Захар Петрович, вы не можете приехать на место происшествия?
- Что-нибудь серьезное?
- Очень. Митенкова отравилась...
- Жива?
- Умерла.
- Врача вызвали?
- Едет... А еще хотел сказать, что мы нашли человека...
- Сейчас буду, - ответил я, не став уточнять, кого они нашли.
Положив трубку, я с досадой подумал: не натворил ли молодой следователь что-нибудь по неопытности.
Через несколько минут мы уже мчались по направлению к дому Митенковой. А у меня все возрастало раздражение: зачем поручили это дело молодому следователю. Дать подследственной наложить на себя руки при обыске... Такого ЧП у нас прежде никогда не случалось. Как назло, "газик" с трудом полз по раскисшим улочкам окраины.
"Нашли человека"... Честно говоря, я сразу и не вник в эти слова Жарова и теперь размышлял, что бы они могли значить. Пожалел, что не расспросил подробнее. Так ошарашило самоубийство подследственной.
Возле ее дома стояла машина. Несмотря на дождь, к забору льнули соседи.
Жаров встретил меня у калитки. Промокший, озабоченный и виноватый. С козырька его фуражки капала вода.
- Про какого человека вы говорили? - спросил я.
- Сейчас увидите. Понимаете, лежал в сундуке...
Два трупа в один день - многовато для нашего города...
- В сундуке, как мумия... Старик.
Мы поскорее забрались на крыльцо под навес.
- Словно привидение... Ну и перепугал же он нас. Покойника так можно не испугаться...
- Живой, что ли? - приостановился я.
- Живой, Захар Петрович. В этом все и дело. И никаких документов у него не нашли...
- Ничего не понимаю.
- Я сам, товарищ прокурор, ничего понять не могу. Молчит или плачет. Плачет или молчит...
- Хорошо. - Я еле подавил вздох: мало нам самоубийства, так еще загадка какая-то...
Митенкова лежала на деревянной кровати. В комнате пахло камфарой и еще чем-то неприятным, резким.
Тут же хлопотали два санитара в мокрых халатах.
- Сюда мы ее уже потом перенесли, - пояснил следователь, указывая на покойницу. - Пытались откачать. А яд выпила она в чуланчике...
Я молча кивнул. Жаров был подавлен. Еще бы, допустить такую оплошность...
В комнате горела лампочка. Но от ее жидкого желтого света было еще тягостней.
В глаза бросился большой деревянный сундук с открытой крышкой. Я заглянул вовнутрь. Постель. Помятая простыня. Пикейное одеяло, сбитое в уголке. По тыльной стенке сундука проделан ряд отверстий...
- Где этот самый?.. - спросил я у Жарова.
- В соседней комнате.
- Давайте с ним познакомимся.
- Давайте, - сказал следователь. - А труп можно увезти?
- Если протокол осмотра готов, пусть увозят...
Мы прошли в другую комнату. Она была поменьше.
- Здравствуйте, Захар Петрович, - приветствовала меня судмедэксперт Хлюстова. - По-моему, здесь нужен психиатр, - растерянно произнесла она. Бьюсь уже полчаса, и ничего...
На стуле сидел сгорбленный дед. Лет семидесяти. Лысый череп с морщинистым лбом. И все лицо у старика было в морщинах и складках. Желтого, пергаментного цвета. Провалившийся беззубый рот. Что еще мне запомнилось мутные бесцветные глаза, слезящиеся и печальные.
На старике была ночная полотняная рубашка с завязочками вместо пуговиц и кальсоны.
- Скажите, как вас зовут? - видимо, в сотый раз спросила врач. - Ну, не бойтесь, вас никто не собирается обижать...
Лицо неизвестного было застывшим. Словно маска из воска. Только из уголка глаза выкатилась слеза и остановилась на середине щеки. Судмедэксперт, обернувшись ко мне, беспомощно развела руками. Мы вышли в комнату, где стоял сундук, оставив старика под присмотром милиционера. Санитары уже вынесли покойницу.
- Захар Петрович, - снова повторила Хлюстова, - тут нужен психиатр...
- Вызвали Межерицкого? - спросил я следователя.
- Так точно.
- А теперь расскажите по порядку.
- Ну, приехали мы с Митенковой. Позвали понятых. Смотрю, начинает нервничать. "Я, - говорит, - все сама покажу. Тут, в кладовке..." И направляется к двери. Я попросил Митенкову пропустить нас вперед. Она пропустила. Подошли мы к кладовочке... Пройдемте, Захар Петрович, - позвал Жаров.
Из сеней в чулан вела низкая дверца. Жаров щелкнул выключателем. Небольшая глухая комнатка была заставлена банками с солениями, маринадами, огородным инвентарем и другой хозяйской утварью. На полочках стояли склянки, бутылочки, баночки, коробки.
- Видите, здесь двум людям никак не поместиться, - как бы оправдывался следователь. - Она говорит: "Сейчас". Я вот здесь стоял, где вы, почти рядом... Она вошла, стала шарить на полках... Кто бы мог подумать?
- Мог бы, - сказал я, не удержавшись.
Жаров вздохнул:
- Да, ошибка, товарищ прокурор. Моя ошибка... - Он замолчал.
- Дальше.
- Как она успела отхлебнуть из бутылочки, ума не приложу...
- Где бутылка?
- Отправили на анализ. Сразу.
Я повернулся к судмедэксперту.
- Мне кажется, тиофос. Очень сильный яд, - словно продолжила рассказ Хлюстова. - От вредителей. Им многие пользуются на садовых и огородных участках... Они правильно действовали, - кивнула она на Жарова, - попытались прочистить желудок. Но, в общем, бесполезная штука. Она скончалась почти мгновенно. Я, конечно, ввела камфору. Массаж сердца, искусственное дыхание. Как говорится, мертвому припарка...
- Да, - перебил следователь, - перед смертью Митенкова успела сказать: "Он не виноват. Я сама..."
- Вы занесли это в протокол?
- А как же? - обиделся лейтенант. - Неужели думаете, я совсем уж?..
Я и сам почувствовал, что, может быть, зря так цепляюсь к нему. То, что случилось с Митенковой, могло случиться и у более опытного следователя.
Уверен, что этот урок Жарову - на всю жизнь. Но в данной ситуации это мало утешало.
- Хорошо, продолжайте, - попросил я.
- Когда товарищ Хлюстова констатировала смерть Митенковой, что нам оставалось делать? Не сидеть же сложа руки. Продолжили обыск... Дошли, значит, до сундука. Открываю его и, поверите, аж отскочил в сторону. Лежит человек и смотрит на меня. Как с того света... Домовой какой-то...
С легкой руки Жарова старика, прятавшегося в сундуке, мы между собой стали называть Домовым.
- И что он?
- Да ничего. Смотрит и все. Как ни пытались из него хоть слово вытянуть - молчит...
- Как вы думаете, - обратился я к судмедэксперту, - в чем дело?
- Может быть, шок? От испуга. Явно что-то с психикой... Борис Матвеевич приедет, он сразу разберется.
- Да, - протянул я, соображая, - когда-то он доберется сюда...
Межерицкий был главным врачом психоневрологического диспансера, расположенного в поселке Литвиново. Это километров двадцать пять от Зорянска. Пока он соберется, потом ехать по мокрому шоссе, по нашим непролазным улицам...
- Не раньше чем через час, - как бы читая мои мысли, подытожил следователь.
- Но я, увы, здесь бессильна, - развела руками Хлюстова.
- Понимаю, - кивнул я. - Так что можете ехать.
- Все-таки врач, - улыбнулась она. - Дождусь Бориса Матвеевича. На всякий случай...
- Обжегшись на молоке... - усмехнулся я. - Тогда, может быть, вы еще раз попробуете разговорить его?
- Попробовать можно. - Хлюстова прошла к старику.
- А мы, Константин Сергеевич, давайте побеседуем с соседями, что живут на другой половине дома.
- Пожалуйста, товарищ прокурор. Я посылал специально на работу за хозяином. Можно пригласить?
- Конечно.
То, что следователь проявил оперативность, вызвав соседей для опознания, было хорошо.
Все, кто ни заходил в дом - понятые, санитары, работники милиции, были мокрые от дождя. Сосед Митенковой, Клепков, появился на пороге сухой. Даже ботинки...
Он был напуган происходящим, держался настороже и при допросе говорил, обдумывая каждое слово.
- Этого человека не видал отродясь и никогда о нем не слышал, - сказал он по поводу Домового размеренно и с расстановкой. - А живу в этом доме седьмой год.
- Как он вам достался: купили или по наследству? - спросил я.
- Купил. Документы у меня имеются. В порядке. Могу принести.
- Потом. Если понадобятся... Вы часто заходили на половину Митенковой?
- Чтобы не соврать, раза два, может, заглянул. Но соседке это не понравилось...
- Давно это было? - поинтересовался я.
- Давненько. Только мы въехали. Дай, думаю, поближе познакомлюсь. Жить-то ведь рядышком, через стенку. Хоть и предупреждал бывший хозяин, что Валерия Кирилловна ни с кем не знается... И правда, дальше сеней не пустила. Я, впрочем, не обиделся. У каждого свой характер. Как говорится, кому нравится арбуз, а кому - свиной хрящик...