окопа.
– Начало атаки через десять минут, – объявляет Тёма.
Тёма и Уйгур уходят. Гвоздь возвращается на место наблюдателя, а Иван укладывается на десять минут полежать с закрытыми глазами.
Артподготовки не будет? Атака по-тихому? Слышны шаги, Иван вскакивает.
Метрах в двадцати от наблюдательного пункта проходят трое из штурмовой группы, Иван узнает одного, высушенного брюнета с темным злым лицом. Его имени Иван не помнит. Помнит, что штурмовик – мобилизованный, бывший «вагнеровец», два ранения и ни одной награды. Штурмовая «тройка» бесшумно уходит тем же маршрутом, которым пришел Уйгур.
Из-за спины появляется Заноза с широким, как в фильме о пришельцах, антидроновым ружьем. У Занозы собственная рация.
– Приветствую! – Заноза бережно кладет ружье на дно окопа.
Иван рассматривает пять кнопок частот чуть выше рукоятки, но спросить, по какому принципу их выбирают, не успевает. Еле слышно шелестят лопасти пропеллера высоко над лесом. Наш коптер летит работать.
В ста метрах от НП по украинскому окопу начинают ложиться мины. Выстрелов Иван не слышит, только прилеты. Земля вздрагивает – расстояние маленькое. С настила струится песок, с деревьев сыплется хвоя. Начинает работать танк. Он стреляет с закрытых позиций и огнем отсекает возможное подкрепление со второй линии украинской обороны. Иван слышит вторичный разрыв – хлопок гранаты. Значит, мина задела растяжку, которую могли не заметить штурмовики.
Минометный обстрел прекращается. Иван с пулеметом наперевес, Гвоздь с автоматом за спиной и запасными коробками боеприпасов в бауле и Заноза с антидроновым ружьем бегом покидают НП. Их первая точка в тридцати метрах, над головой свистят пули. «Не наши», – радуется Иван.
– Своя! – Он слышит крик бывшего «вагнеровца». Этим криком члены штурмовой группы предупреждают товарищей о броске гранаты. Хлопают гранаты, трещит «стрелковка».
– Своя!
Иван и Гвоздь перебегают ко второй точке, падают в мокрый песок, устанавливают пулемет на сошки. Уйгур – красава, хорошие места нашел. Заноза куда-то делся.
Между первой и второй линией украинских окопов одиночные ячейки, сейчас оттуда ведут огонь по бойцам, штурмующим первый опорник. Из-за деревьев появляются фигуры в камуфляже, это украинское подкрепление. Двигаются грамотно, от укрытия к укрытию, стрелки из одиночных окопов прикрывают их огнем.
– Граната!
Таким криком десантники предупреждают своих о гранате врага. Иван смотрит влево. Боец за шиворот вытаскивает из украинского окопа раненого. Вторая тройка штурмовиков спускается в обмелевшую траншею. Где-то дальше в одиночку дерется «вагнеровец». «Таха!» – вспоминает Иван его позывной.
Иван делает глубокий вдох, такой же глубокий выдох, и спокойно – их позицию еще не обнаружили – открывает огонь по зеленым фигуркам, мечущимся между стволами сосен.
Отстреляв магазин, он косится налево, там мелькают лопаты. Десантники захватили опорник и немедленно копают новые боковые ответвления от траншеи. Дело в том, что окопы пристреляны украинской артиллерией с точностью до метра – и необходимы новые укрытия. Никто из хохлов из первого окопа живым не вышел.
«Укропы» из второго опорника не успели прийти на помощь первому, Иван с Гвоздем отработали хорошо. Уцелевшие отходят назад, те, кто их прикрывал из одиночных окопов, тоже убегают во второй опорник. Мины парами падают среди сосновых стволов там, где располагается второй опорный пункт.
Иван всматривается, отчего-то ему беспокойно. В самом деле, второй опорник оказывается в низине, мины и танковые снаряды сорвали маскировку с брустверов, и сектора стрельбы четко видны. Иван меняет позицию и открывает огонь по каскам натовского образца, то и дело мелькающим над украинской траншеей. На касках – ярко-зеленая изолента.
– Вперед! – командует Тёма и первым выпрыгивает из траншеи захваченного 79-го опорника.
Минометный обстрел прекращается.
До 80-го опорника метров сто, может, сто двадцать, одиночные стрелковые ячейки пусты. Иван понимает намерение командира. Пока «укропы» не пришли в себя, можно захватить и второй опорник, раз уж они его так по-дурацки выкопали. Иван подхватывает пулемет и бежит вперед. Рядом громыхает берцами Гвоздь.
В атаке должны участвовать восемь штурмовых троек, кто-то наверняка ранен после первой атаки, кто-то должен остаться в боковом охранении. «Я?» – думает Иван.
Окоп 80-го рядом. Оттуда стреляют, но Гвоздь одну за другой метает четыре гранаты, первая – недолет, вторая – перелет, но дальше товарищ приноровился, успокоился – и третью и четвертую гранаты кладет аккуратно в траншею. Иван короткими очередями стреляет по каскам украинцев, но они сместились левее, ближе к центру опорника.
Иван отбегает метров на двадцать правее, выбирая позицию для пулемета. Штурмовую группу придется прикрывать от возможного флангового удара. Сверху, цепляясь за сучья, падает коптер. Наш? Подавили?
Иван оглядывается и видит Тёму.
Тот, высунувшись из окопа в полный рост, оборачивается к отставшим десантникам и кричит:
– Эй! Я уже здесь!
Пуля бьет его в ухо. Ивану кажется, что каска на командира стала мягкой – подобно яичной скорлупе. Он хочет сплюнуть, но вдруг ощущает себя лежащим на земле, уткнувшимся лицом в песок. В ушах звенит. Он ищет руками пулемет. Гвоздь рядом что-то кричит.
К Ивану возвращается слух. Опорник перемешивают огнем из пулеметов, похоже, бьет что-то крупнокалиберное.
– …мешок! – слышит Иван крик Гвоздя.
Выходит, что 80-й опорный пункт оказался ловушкой. В низине, окруженный пулеметными гнездами, простреливаемый насквозь.
Иван разворачивает пулемет вправо, оставляя опорник за спиной. Справа должен идти второй батальон, думает он. Продержимся.
Пуля прошивает правую руку, проходит навылет, сквозь кость. В глазах Ивана темнеет. Снайпер. Тёму тоже убил снайпер. Я уже не боец. Это понимает и Гвоздь, он хватает Ивана за карабин, который у всех крепится сзади к бронежилету, валит на спину и тащит. Но недалеко. Буквально метр.
– Я сам могу! – кричит Иван.
Но Гвоздь его уже никуда не тащит. Чтобы понять, что произошло, Иван, опираясь на здоровую левую руку, садится и оборачивается. Гвоздя отбросило пулей на полтора метра, и это больше не Гвоздь. Бывший секунду назад Гвоздем десантник лежит на спине, и лба у него нет.
Снайпер! – чуть не плачет Иван. Он смотрит на оставшийся в ногах ПКМ – пулемет стоит на сошках. «Сейчас я!..» – Иван мысленно готовится стрелять левой рукой, представляет, как прижмет приклад пулемета к плечу, как нащупает предохранитель. Откуда стреляет эта сука?
Иван оглядывается, но боль в простреленной руке застит глаза. Ага, вроде оттуда. «Сейчас я тебя…» Опираясь на здоровую руку, он наклоняется к пулемету, встает на четвереньки. Новая пуля пробивает левую руку в том же месте, что и правую, – у самого плеча. Удар сильный – Ивана переворачивает навзничь. Пулемет – вот он, в тридцати сантиметрах, невредимый. Приклад, такой родной… стоит на песке. Но рук дотронуться до железного друга нет.
Еще одна пуля пробивает левую руку в трех сантиметрах от предыдущей и утыкается в пластину броника. «Издевается сука, – думает Иван о снайпере, – сейчас добьет». Он слышит свист мины, 120 миллиметров. «Моя?!» Мина вонзается в тело Гвоздя, что лежит справа на расстоянии чуть больше метра, рвет его. Гвоздь принимает на себя большую часть осколков и взрывной волны, и Ивану достается совсем немного – горсть мелких осколков впивается в правый бок, туда, где нет пластин в бронежилете. Словно раскаленный нож медленно входит в почку, глубже, до кишечника – и проворачивается. Свистит новая мина. Сейчас все кончится! Но мина падает чуть дальше. Иван не чувствует боли в простреленных руках, вся боль в животе. Держись! Ты не умер сразу, не потерял сознание, значит, осколки – фигня, терпи! Боль отступит! Снайпер потерял к тебе интерес. Комья земли от близких разрывов сыплются на каску, на лицо, на бронежилет, на ноги… Присыпает… Накрывает, как кисеей. Иван открывает глаза, но запорошенные песком глаза слезятся, и он не видит неба, лишь тени безголовых сосен над собой.
«Сейчас я усну! Ноги тяжелые, тянут вниз, в глубь земли. Вот и хорошо». – Он вытягивает ноги, словно на кровати. Земля впитывает кровь из ран Ивана. Она кажется мягкой и упругой одновременно, как матрас. Ни один сучок не впивается в спину, он погружается.
«Земля!» – радуется Иван. – «Она больше не липкая противная грязь. Земля! Родная! Принимай!»
Иван щурится, смаргивает песок, попавший в глаза. Небо голубеет, вот-вот рассвет. Тени сосен
